Волшебный свет поэзии и сказки

Мне три года. «Мама!» позвал я сиплым со сна голоском. «Мама!» Но мамы в комнате не было, на диване спал только отец. Утро было хмурое, да ещё и шторы закрытые, так что в комнате было темно. Я быстро выбрался из кроватки через мою «калитку, проём в боковой решётке, который я сделал себе сам, вывернув один из колышков, и отправился на поиски мамы. Но я ещё не успел выскочить в коридор, как услышал, хлопок входной двери! Мама куда- то уходила. Уходила, очевидно, недалеко, скорее всего к соседке, потому что даже и на замок дверь не закрыла, Я открываю дверь и кричу на лестницу: «мама! Мама!». «Сыночка, не выходи я скоро вернусь!» звенит где то в пролете мамин голос. Я чувствую себя так, будто я один на всей земле и начинаю реветь.
От моего рёва просыпается и папа. Он выходит ко мне, пытается успокоить, берёт на руки и несёт в комнату. Наверное - опять спать. Спать мне не хочется, но лучше уже быть в тёмной комнате, лежать, но всё-таки не самому. Ведь там со мною будет папа.
И тут вдруг колесо фортуны поворачивается. Во-первых папа не отправляет меня в мою кроватку, а кладёт к себе под одеяло. Сразу становится тепло и весело, но-главное- он начинает рассказывать. И рассказывает что то необычайное. Это сказка, но в стихах. Я уже знаю первые коротенькие стихи что-то вроде
«Матросская шапка, верёвка в руке,
Веду я кораблик по быстрой реке.
И скачут лягушки за мной по пятам,
И просят меня: «прокати, капитан!»
Но тут в стихах целая сказка! Мрак зашторенной комнаты уже не угнетает, а становиться великолепной декорацией к папиному рассказу. Как-будто это та самая ночь, в которой Иванушка караулит таинственную кобылицу мать Конька-горбунка, или саму жар-птицу.
Рассказывает папа прекрасно, на разные голоса. С добродушной ухмылкой говорит у него Иван, тоненько ржёт горбунок, ласково-надменно царь. Но главное стихи, Стихи! Сказать, что я слушаю их как музыку не сказать ничего. И поныне мне это кажется настоящим волшебством. В мою душу с этими строчками входит точно яркий свет сказочной жар-птицы.
Папа прочёл мне добрую половину «конька-горбунка» от первой строки и до того , как царь, которому Иван привёз жар-птицу» говорит:
«И на радости такой
Будь же царский стремянной».
А тут и мама вернулась!
Эта была моя первая встреча с коньком –горбунком, которого я полюбил на всю жизнь. Впоследствии я с нетерпением ждал радио-передач, в которых эту замечательную сказку декламировал Олег Табаков, а когда я учился читать, то первой сравнительно большой книгой, которую я прочел сам был, конечно «Конёк-горбунок».
«Конёк-горбунок» произвёл на меня совершенно особое впечатление. Мне только почему то уже позднее, стало особо жаль царя, и я придумал другой конец. Согласно моей версии царь решил испытать убийственный способ омоложения ещё и на спальнике, который таким образом и понёс заслуженное наказание, а Иван женится на царь-девице и становится наследником царя. Иногда мне кажется, что эта замечательная поэма-сказка сыграла в моей жизни ещё большую роль, став не просто одной из главных радостей моего детства, не она ли окончательно поселила в моей душе любовь к стихам.
***
Вообще уже в три-четыре года стихи я любил насколько, что даже слушая на пластинке русскую народную сказку «чудо-юдо», по нескольку раз возвращал запись назад, чтобы услышать одну незамысловатую фразу:
«Вот подъехали они ко дворцу, ко тесовому крыльцу». Ещё раньше, в два года когда мама читала мне первые, коротенькие стишки рад был слушать их снова и снова, легко запоминал их и охотно читал вслух. На четвертом году жизни со мною выучили «У лукоморья дуб зелёный», что очень порадовало папу, он сам в четыре года выступал на ёлке с этими стихами.
Папа знал на память чуть ли не всего А, С, Пушкина и второй по значению, после ершовского «Конька»-горбунка стала для меня «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях». Сказку эту я впервые услышал тоже в папином исполнении, и первый мой литературный опыт был связан с ней. Я начал переделывать её строки по своему, фактически создавая пародию. Связано это было с тем, что я пришел в восторг, от приготовленных папой же пирожков и начал переделывать разговор королевича Елисея с месяцем:
«Пирожок, мой дружок позолоченный рожок»
дальше не помню. Интересно, если бы папа не обратил внимания на эту глупость продолжи бы я свои опыты? А ведь он обратил, да как обрадовался. Это я тоже помню.
Первые же стихи про снежинки с глагольной рифмой я сочинил в пять лет. После этого мои литературные опыты время от времени повторялись до двенадцати лет, когда я уже начал писать более или менее систематично.
© Евгений Познанский