Догма

С ветки на ветку прыгнула рыжая белка,
Хоронят под деревом прах. Прах прокажённого.
Трапеза вскоре, лежит большая тарелка,
В ней стынет разделанный птах да бульон.
Бесчинствует вьюга, рычит, рычит псиной резвой,
Всем людям назло, назло воспевает проказу,
Ни хворью смертельной, скотина, совсем не брезгует,
Ни смуты людской не чурает, лихая зараза.
Ко мне обращается тихо пекарь удельный,
Покойник, мол, был человеком порядочным...
«Кто следующий, знаете, лекарь, лекарь любезный?
Позвольте налить вам просекко из спелых яблочек.
Священник на вас написал... донесение,
А барин сказал, что вы скоро, скоро поймёте,
Зачем гнило в яслях дитя, дитя вожделенное,
В кошмаре внезапно что сгинет, его и убьете»...
На эти слова я ответил хмурому пекарю,
Что если убью я дитя, то и пекаря тоже убью,
Что этика зла такова, что идущим вне церкви
Поесть лишь дают божества, что лишь зверствуя множат беду и смуту.
В глазах его я узрел проницательно сложную,
В немыслимом сожалении преисполненную печалью душу,
И в страхе его я успел созерцать тревожную,
В бескорыстном её проявлении, боль.  И нечаянный ужас.
Дитя сие зачато было от семени барина,
Что мог лишь падаль растить и от всех скрывать,
Несчастье на чадо ложилось – без времени замертво
Умолкнуть, уснуть. А барин засим следом крепко без сна будет спать...
...С ветки на ветку прыгнула рыжая белка,
Хоронят под деревом прах. Прах прокажённого.
Трапеза вскоре, лежит большая тарелка,
В ней стынет удел во грехах, иже в яслях казнённого,
А с ним и презренный их граф с дворянскою кровью и почестью
Да чина лишённый монарх, издавший христианскую догму:
Веди за Собой Нас, избави Нас от лукавства и всякого злого пророчества,
Спаси же, Всевластный, Нас, Царя, именем Божьим.