Великая Отечественная война... хроника лет

               
                К 75-летию Великой Победы

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
В ТРУДОВОЙ И ТВОРЧЕСКОЙ ХРОНИКЕ
ПОЭТА И ПРОЗАИКА ВАСИЛИЯ ФЁДОРОВА

          Предисловие

   В год 75-летия Великой Победы впервые воедино собрана вся огненная кладезь, отражающая трудовую-тыловую и творческую деятельность поэта и прозаика Василия Дмитриевича Фёдорова в годы Великой Отечественной войны и послевоенные годы…  Взятая за основу хроника лет, в своей последовательности точно отражает творческую мысль Василия Фёдорова в постоянном развитии. Убедительно, как художник русского слова, он сохранил и донёс до последующих поколений, наряду с другими писателями и поэтами советской эпохи, правду о тяжёлых фронтовых и тыловых испытаниях, выпавших на долю народа и страны.
 
   Своими воспоминаниями о войне в прозе Василий Фёдоров поделился гораздо позднее, в отличие от поэтических произведений. Их приходилось собирать по крупицам: «Кузнецкие сталевары» 1951 года, «Улица Саввы…» 1965 года, «О себе и близких» 1972 года, «Грозный диссонанс» 1973 года, «Авиастроители» 1975 года, новелла «В стратосферу и выше» 1979 года,  новелла «Катаклизм» 1982 года.

   Сам Василий Фёдоров предстал в воспоминаниях о военном времени писателями г. Новосибирска: А.И. Смердовым «Молодые поэты» 1944 года и Е.К. Стюарт «Душевная щедрость» 1974 года, В.Д. Коркиным «Мой дорогой тёзка» 1985 года.

  Василий Фёдоров свой трудовой и творческий путь начал после окончания Новосибирского авиационного техникума. В мае 1938 года, как молодой специалист, поехал по распределению вместе со своими друзьями работать мастером на новый тогда Иркутский авиационный завод имени Сталина. Проявил себя рабкором заводской газеты «Сталинец». Писал заметки и очерки о рабочих своей мастерской и цеха.

  Самое первое стихотворение Василия Фёдорова «К матери» опубликовано в иркутской областной газете
«Советская молодёжь» 18 января 1940 года:

Говорила о юности,
Вспоминала без радости
Свою юность отцветшую
Моя старая мать.
Говорил ей: не юность ли?
Повторял ей, не радость ли,
Если песню весёлую
Можно вновь запевать.

Не уйдёшь недолюбленной,
Не уйдёшь недоласканной,
И о прожитом станешь ли
Горевать и рыдать?
Говорю ей, не радость ли?
Повторяю, не счастье ли?
Если нам твои горести
Не пришлось повторять?

В скорби сердца не выбиться
Криком чайки подстреленной.
Счастью яркими перьями
В темноту не взлететь.
Что ни час, то красивое,
С каждым днём всё уверенней
По дороге намеченной
Мы идём молодеть.

Не вздыхай по ушедшему –
По истоптанной юности.
Радость в домик наш просится,
Принимай её, мать!
Что ни день – песня новая
Над полями проносится,
А ещё сколько песен нам
Предстоит запевать!


  25 июля 1940 года в заводской многотиражной газете «Сталинец» опубликовано его стихотворение «Надо видеть».
В возрасте 22 лет он уже предчувствовал грядущую войну:

Удивляться –  мало. Надо видеть.
Надо сердцем чувствовать и знать.
Если ты умеешь ненавидеть,
Научись любить и побеждать.

Когда кружат голову метели,
Буря пылью метится в глаза,
С бурей спорь, шагая твёрдо к цели,
Но трусливо не беги назад.

Нами путь к заветной цели начат,
Но враги тлетворный стелят дым.
Только тот не сетует, не плачет,
Кто идёт за смелым рулевым.

Юность наша не на откуп взята:
Силы наши победят врагов.
Счастье –  плыть и слышать нам:
«Ребята! Вот они просторы берегов!

Но вперёд! и берегите силы!
Враг коварен, зол и льстив порой.
Нам за нашу радость –  берег милый
Не один принять придётся бой».

Удивляться мало. Нужно видеть,
Сквозь туман и ненавистный дым.
Научить любить и ненавидеть.
Будь всегда бойцом и рулевым!

  Перед началом Великой Отечественной войны, в апреле 1941 года, Василий Фёдоров вернулся обратно в г. Новосибирск,
где у него проживали близкие родственники и поступил на авиационный завод им. В.П. Чкалова (военный №153), который стал серийным самолётостроительным  предприятием , выпустив около 900 самолётов.
   На заводе уже работали два родных брата Василия Фёдорова: Иван 1914 г.р. (старший мастер) и Григорий 1921 г.р.

                1941-1943 годы

   После начала Великой Отечественной войны Новосибирский авиационный завод им. В. П. Чкалова стал принимать эвакуированное оборудование авиационных предприятий Москвы, Ленинграда и Киева, а также специалистов-авиастроителей этих предприятий. Его площади и количество оборудования и техники, задействованного в авиастроении возросли в несколько раз, стал одним из четырех заводов страны, поставлявший фронту авиационную технику — специализируясь на самолетах-истребителях. В декабре 1941 года на заводе развернулось строительство истребителей конструкции А.С. Яковлева, который, являясь заместителем наркома авиационной промышленности, лично контролировал производство.

   За годы войны завод выпустит 15797 самолётов (ЯК-7, ЯК-9). По скорости, маневренности, дальности полёта и вооружению самолёт ЯК-9 превосходил серийные истребители фашистской Германии.

   Василий Фёдоров – стал одним из активных бойцов трудового фронта. Наряду с тяжёлой работой на заводе, будучи членом комсомола, принимал активное участие и в общественной жизни трудового коллектива: был хорошим пропагандистом, опытным мастером-воспитателем, рабкором в многотиражной заводской газете, где появились его стихи. 
   Весной 1943 года Василий Фёдоров был принят кандидатом в члены партии, стал посещать литературное объединение «Молодость» при Новосибирской писательской организации, которым руководила поэтесса, корреспондент сибирского отделения ТАСС Е.К.Стюарт.
 
   Многие замыслы поэтических начинаний  военных 1942-1943 годов у него проявятся на печатных страницах в 1944 году, однако о некоторых узнаем гораздо позднее:
 
1942 год: стихотворение «Гремела битва…» («Иуда») – в 1987 году.
1943 год: первый вариант маленькой поэмы «Человек» – в 1989 году.
(второй вариант поэмы написан в 1971 году).

   В 1943 году Василий Фёдоров начал писать свою первую поэму «О ней».

                1944 год

   На восьмистраничной газете специального выпуска "Сибирские огни"за июль 1944 года для североморцев были опубликованы два стихотворения Василия Фёдорова.
   На 4-ой странице «Папе» («Мама мне не разрешает…»):
 
Мама мне не разрешает
Без нее ходить к домам,
Где большая-пребольшая
Карта есть – я видел сам!

Есть на карте той кружочки,
А в кружочкам – по флажочку,
Только рядом у кружков
Почему-то нет флажков.

Я тогда спросил у мамы:
– Почему у этих самых,
Самых крайненьких кружков
Нету красненьких флажков?
]
Мама пальцем показала
На кружочки и сказала:
– Когда их увидишь там –
Возвратится папа к нам.

Только я не знаю толком:
Папа, почему так долго?
Я вот этим городам
 Все флажки наделал сам.

Только мне не дотянуться...
А мы лесенку найдём!..
Папа, обещай вернуться –
Мы тебя всё время ждём.

   На 7-ой странице – «Сибирь» («Учитель через много лет…»):

Учитель  через  много лет
Вопрос увидит в детских лицах:
«Как обновлялся старый свет
В своих изломанных границах?
Чем  наша   Родина   жила?
Кому судьбу свою вверяла?
А где тогда Сибирь  была —
Всё там же за хребтом Урала?»
И, давней  битвы рваный  след
Спокойно  обведя  рукою,
Он скажет:  –  В дни  народных бед
Сибирь стояла  за  Москвою.**

   В Альманахе «Сибирские Огни» №4 за 1944 год на странице 59 опубликовано два стихотворения Василия Фёдорова:
«Сосна» и «Хочу в письме тебе о всём поведать…»(«Письмо солдата»):

И всё-таки пришла весна,
И вновь надеждой опьяняла.
Но одинокая сосна
В глубоком трауре стояла.

На косогоре у реки
В минуту скорбного порыва
Две ветви, словно две руки,
Она раскинула с обрыва.

Просила ли кого придти?
Таила ли какое слово?
На нашем боевом пути
Мы много видели такого.

И вдруг, откуда -  не понять:
Живая ветвь с зелёной чёлкой
Над пеплом силилась поднять
Свои несмелые ручонки.

И вспомнив про другие, те,
Что молчаливо просят хлеба,
Пошли мы за своих детей
Туда, где полыхало небо.

          ***

Хочу в письме
Тебе о всём поведать.
Пока не слышно зова батарей,
Мечта спешит
Великий День Победы
Предугадать за много, много дней.

И осмотреть влюблёнными глазами
Тот светлый день.
И сердце отогреть.
О, как омытый кровью и слезами,
Он будет ослепительно гореть!

И если нам
Его не видеть вместе,
И если...
О, как хочется прочесть
Мне лишь одно
Среди твоих известий —
Что будет сын,
Что у меня он есть!

И в ожиданье
Грозного рассвета
Воображать любимое лицо.
Что мне с того,
Что назовут поэтом,
Когда никто
Не назовёт отцом!

Никто не скажет
Сверстникам-ребятам
Всей гордостью
Восьми каких-то лет:
«В те времена
Отец мой был солдатом,
Он, между прочим,
Был ещё поэт».

   В августе 1944 года в Новосибирске вышел сборник стихов молодых поэтов «Родина» тиражом 6 тысяч экземпляров. Ответственным редактором выступила руководитель литературного объединения «Молодость» Е.К.Стюарт.
   Василий Фёдоров был представлен девятью стихотворениями, из них три: «Сибирь» («Учитель через много лет…»),«Сосна», «Письмо солдата» («Хочу в письме тебе о всём поведать…») вышли в печати ранее.

«Учитель через много лет…»  («Сибирь»),
«Письмо солдата»,
«Сосна»,

   «Прощай, село!»

Прощай, село!
Я сын твоих полей.
Мне мил простор твоих зелёных пашен.
В прощальный час торжественно налей
Свой дикий хмель в приподнятую чашу.

В твоих чертах
Суровый признак есть.
И пусть я рос, по-детски мало нежась, –
В моей груди всё время будет цвесть
Твоих лесов невянущая свежесть.

Мою страну
Не обойти в года.
Есть много мест,
Прославленных другими,
Но никому я счастья не отдам
Нести твоё немеркнущее имя.

Промчится время – много, много лет,
Посмотрят люди, спросят мимоходом:
– Откуда он? –
И скажут им в ответ:
– Он – марьевский
И поступью и родом.


   «Будь счастлив…» («Другу»)

 Будь счастлив. Доживи до дня –
 Дня мира, дня большой награды,
 Ты можешь позабыть меня,
 Но ЭТО забывать не надо:

 Что над Землею ночь была,
 И смерть держала всех когтями,
 Нас по Земле Звезда вела
 Невероятными путями.

 Что эта ночь была страшна,
 Смерть отмечала чёрной метой,
 Но Жизнь над павшими прошла
 Лучами нового рассвета.

 Будь счастлив ожиданьем дня.
 Затихнет песня боевая...
 Ты можешь позабыть меня,
 Но дней таких не забывают.


     «Завещание»

Солдат,
Приподнимаясь над постелью,
В предсмертный час
Для сына диктовал:

«Передаю тебе родную землю,
Которую я вновь отвоевал.
Чтоб не посмел
Никто её обидеть,
Ты, продолжая славный путь отца,
Расти большим,
Чтоб всю её увидеть,
Понять её душою до конца.

Пиши , сестра, пиши...
Наш край метельный,
Где ты родился, –
Так и напиши, –
Умей любить
Любовью беспредельной,
Умей любить
Всей нежностью души.

Смотри, мой сын,
По капле не разлейся,
Но, жизнь, и труд
И славу полюбя,
Ты мужеству учись
И не надейся,
Что кто-то будет думать за тебя.

Настанет время,
И дорогой вешней
По волнованью луговой травы
Ты в жизнь пойдёшь,
Не выходя без песни,
Не опускай весёлой головы.

Она подарком не даётся свыше,
Умея жить и всё одолевать,
Я сделал всё,
Чтоб ты её услышал,
Узнал её и смог завоевать.

Чтоб в трудный час
Любого испытанья
Ты верности в груди не погасил...

Писал в минуту ясного сознанья
И в полноте моих душевных сил».

 
     «Даже в праздник...»

Даже в праздник, что сердце радует,
Забывать нам с тобой нельзя -
Ведь когда враги наши падают,
Погибают и наши друзья

И когда цепь в атаку ринется
Под глухой громовой раскат,
Может быть с тобой не поднимется
Самый близкий твой друг и брат.

И тогда только голосу внемля,
Что солдатскую кровь роднит,
Отомсти за него и за землю,
Догорающую под ним.

     «Колос»

Русый колос, зачем убежал ты
Со своей полосы чернозёмной.
Ты стоишь на меже непожатой,
Ты таишь в себе сладкие зёрна.

И ответил мне колос косматый:
- Мне с врагами мириться зазорно.
Я стою на меже непожатой,
Я таю в себе сладкие зёрна.

Но не долго мне ждать и томиться
С грустной песней о пажитях чёрных -
Вновь придёт русокосая жница
И возьмёт мои сладкие зёрна,
Пусть возьмёт мои зёрна.

     «Родина» («Дума»)

Один её узнает светлой блесткой
На лепестке, что отразила свет.
Другой увидит беленькой берёзкой,
Покинутой в тумане детских лет.

А мне раздумье не дает покоя
И душу жжёт до непонятных слёз -
Да, - Родина! Нет, это ведь такое,
Что ближе детства, краше тех берёз.

Я годы детства вспоминаю часто,
И тополь мой я помню и теперь.
Он лишь хранитель маленького счастья,
Он лишь свидетель маленьких потерь.

Но мне другое бесконечно мило:
Зола земли сгоревшей, там на ней
Ещё заметна свежая могила -
И оттого она ещё родней.

Там, где берёзка ветками качала,
Теперь разрыв, как рана - виден пласт...
Вот там она нашла своё начало,
Для испытанья выбравшая нас.

Вот там ключи к её дороге горней,
Вот там больших страданий полоса.
Ведь только там, где оставались корни,
Могли расти высокие леса.

(1960 год – другой вариант стихотворения )
 
    В 1944 году Василий Фёдоров, закончив поэму «О ней», приступил к написанию второй поэмы «На глубине».
Осенью поступил на заочное отделение Московского литературного института имени А.М.Горького.

             1945 год

   В Альманахе «Сибирские Огни» №5 за 1945 год на странице 138 опубликовано два стихотворения Василия Фёдорова:
«Перевал», «Нет нас не память с юностью роднит…»

Друг ранен был. Идти уже не мог он.
А я стоял над ним и горевал:
«Вставай, мой друг, пройдём ещё немного,
Поднимемся на этот перевал».

Он задыхался. Рвал суконный ворот:
«Иди один, а я останусь тут...»
– Мой друг, а впереди тот самый город,
В котором нас враги со страхом ждут...

И друг мой встал...
Где горные отроги
Переходили логова долин,
Глазам открылись древние дороги
С прапрадедовским следом на Берлин.

             ***

Нет, нас не память с юностью роднит –
В нас юность наша вечным хмелем бродит.
Не потому ли жизнь меня хранит,
И смерть при встрече стороной обходит.

Мне помнится, когда я подрастал
В гурьбе белоголовых ребятишек,
Я знал, как скрыться в зелени куста,
Как проползти ложбиной, как услышать.

Вечерний шум полей... Спасибо вам,
Прекрасные от века и до века!
Спасибо, перелескам и буграм,
Спасибо ручейкам и рекам.

Спасибо вам, испытанным в огне,
Проверенным в труде и дружбе.
Спасибо тем, кто изготовил мне
 Нигде не изменившее оружье.

Ведь мы от них всё лучшее ведём
И мужество своё, и разум.
Но будет день и мы домой придём,
На нас посмотрят и узнают сразу.

Не памятью о годах озорства, –
Мы за три года стали вдвое старше, –
Но по суровым признакам родства
Узнают нас и скажут: «Это – наши».
 
   В разделе  Альманаха «Критика и библиография» дана статья «Молодые поэты» А.И. Смердова  – военкора, ответственного секретаря Новосибирского отделения Союза писателей СССР, где на страницах 256-264  разбираются стихи молодых поэтов из сборника «Родина». Дана и первая оценка стихам Василия Фёдорова (фрагменты из статьи):
 
«В сборнике более полно, чем другие, выступает впервые со стихами молодой поэт, сразу привлекающий к себе внимание –
Василий Фёдоров. Техник одного из военных заводов, не порывающий с производством и сейчас, В. Фёдоров обрадовал нас быстрым творческим ростом, крепкими и умными стихами и своей самостоятельной манерой выражения.»

«…в стихах Василия Фёдорова есть уже зрелое стремление поэтически осмыслить, обобщить глубокие процессы, происходящие в жизни его поколения, в жизни всего нашего народа.»
 
«…стихи Фёдорова отличаются большей вдумчивостью, глубиной мысли и чувства.»

«Василии Фёдоров с первых шагов в творчестве не ищет лёгких, проторенных дорожек, избегает обычных для начинающего, поэтических соблазнов, стремись говорить своими словами, найти образы свежие и глубокие. Эти трудная, но настоящая дорога, и тем радостней и плодотворней должны быть поиски и преодоление трудностей поэтического роста, которыми отмечены его стихи, напечатанные в сборнике «Родина.»

  В Альманахе «Сибирские Огни» №6 за 1945 год на страницах 120-122 опубликована поэма Василия Фёдорова «О ней».
  Закончены вторая и третья поэмы «На глубине» и «Испытание». Все три поэмы  объединены Василием Фёдоровым в «Лирическую трилогию».

  В Новосибирской областной газете «Советская Сибирь» 30 декабря в рубрике «Праздник» опубликованы главы из поэмы «На глубине» («Туда, где загудел мотор…»)
(фрагмент):

Туда, где заревел мотор,
Ведёт нас путеводный вектор.
Минуя узкий коридор,
Проходим дальше,
Где прожектор
Огромным пауком повис,
Притянутый за лапы блоком,
Без устали смотрящий вниз
Единственным молочным оком,
Прозрачно-белым, неживым..

Когда мы оказались рядом,
Он мерил глубь сторожевым,
Всё время неподвижным взглядом.

Скажи, не ветер ли качнул
Лучей протянутые нити?
- Там самолёты.
Их начнут
Сейчас выкатывать.
Глядите!

И вот,
С туманом в перехлест,
Урча и поводя плечами,
Входил на нерушимый мост,
Вплотную устланный лучами,
Наш «Як».
Он выводок родни
Вёл за собой:
Всё «Яки», «Яки»...

   В этой поэме Василий Фёдоров дал яркую и открытую картину трудового подвига рабочих Новосибирского авиационного завода имени В.П. Чкалова в годы войны.
  В 1945 году Василий Фёдоров стал членом партии.

 Примечательный факт. 29 июля 1945 года Е.К. Стюарт подарила свою новую поэтическую книгу «Второе рождение» Василию Фёдорову с дарственным автографом: «Васеньке – на память от побеждённого учителя».

          1946 год

   Осенью 1946 года по заданию главного редактора журнала «Сибирские огни» С.Е. Кожевникова, считавшего, что поэт должен владеть и прозой, Василий Фёдоров поехал для написания очерка в свою послевоенную деревню Марьевка. Поражённый печальным колоритом, он вспомнил слова из какой-то летописи: «И бысть битва великая и разорение всему живому». Так вместо очерка он положил на стол главного редактора поэму «Марьевская летопись», которая станет связующим звеном знакомства  и дружбы с поэтом А.Т. Твардовским.

   Строки войны в поэме «Марьевская летопись»:
 
 … Как в летопись,
 По старым пятнам
 Вписал я всем чертям назло:
 «Домой вернулся в 45-м...
 А ниже — месяц и число.»

           ***

 Мне больно и страшно обидно,
 Что в тесном кругу среди них.
 Как прежде, бывало, не видно
 Соперников гордых моих.

 Я в жизни своей необычной
 Себя не старался спасти.
 Прости меня, друг закадычный,
 Мой верный товарищ, прости!

        ***

 Коровы круторогие
 Домой везут воза,
 Полуприкрыв широкие
 Печальные глаза.
 Что трудности имеются,
 Понятно даже ей.
 Мол, время ли надеяться
 Теперь на лошадей?

 Работа напряжённая!
 При деле при таком
 Она и запряжённая
 Всё пахнет молоком.
 Мы вышли к мосту, на котором
 Оставил я надпись свою.

 Сказал,
 Что слова не сотрутся
 Под ливнем, какой бы ни шёл.

 Сказал, что герои вернутся,
 Что будет опять хорошо.

 Сказал,
 Что они не забыли
 Крестьянскую сладость труда...
 И слышу:
 — Они приходили...
 Ушли, не оставив следа...

 Нахмурила строгие брови,
 Продолжила с болью она:
 — Ты прав, приходили герои,
 Мы видели их ордена...

 Ты прав, они храбро сражались
 И кровь проливали не раз...
 Там смерти они не боялись,
 А здесь, о себе лишь печалясь,
 В заботах оставили нас.

           ***

 Сердце моё отвердело,
 Руки окрепли в боях.
 Нас оторвали от дела
 На неоглядных полях.
 В тёмножелезные ночи
 В дальней немецкой стране
 Стали мы, нет, не жесточе...

 Дайте рукою рабочей
 К миру притронуться мне!

            1947 год

   Поэма «Марьевская летопись» опубликована в журнале «Сибирские огни» №2 на страницах 36-42.
   В феврале тиражом 10 тысяч экземпляров вышла первая поэтическая книга Василия Фёдорова «Лирическая трилогия» с поэмами: «О ней» (1943-1944), «На глубине» (1944-1945), «Испытание» (1945). Ответственным редактором стал  А.И.Смердов.
   Василий Фёдоров сделал на книге дарственная надпись:
«Александру Смердову  активному соучастнику, безжалостному врачевателю моих стихов благодарный автор. 10.V.47. Вас. Фёдоров.»

   3 марта 1947 года в г. Москве открылось Первое Всесоюзное совещание молодых писателей страны. Василий Фёдоров, как участник, в составе делегации Новосибирской писательской организации, приехал в столицу нашей родины.
   С собой он взял рукопись поэмы «Марьевская летопись» и только что вышедшую из печати книгу «Лирическая трилогия».
 
  Свою первую встречу и знакомство с А.Т. Твардовским  он в подробностях описал в  статье «Улица Саввы», посвящённой С.Е. Кожевникову, сыгравшему ключевую роль в сближении Фёдорова и А.Т. Твардовского. Впервые опубликована в журнале «Наш современник» №6 за 1965 год, на трёхлетие памяти главного редактора журнала «Сибирские огни»…

   Василий Фёдоров в соавторстве с С. Анциферовой подготовил сборник «Томская область в годы Великой Отечественной войны» по заданию Отдела пропаганды и агитации Томского ВКП(б).

Содержание :
Начало.
[Предисловие].
Томичи в боях за Родину.
Промышленность Томской области в годы Отечественной войны в помощь фронту.
Сельское хозяйство Томской области в годы Великой Отечественной войны.
Помощь трудящихся Томской области фронту.
Высшие учебные заведения в помощь фронту.
Комсомол Томской области в годы Великой Отечественной войны.
Партия Ленина-Сталина - вдохновитель и организатор побед советского народа в Отечественной войне 1941-1945 годов.
Томская область в новой Сталинской пятилетке.

  Осенью 1947 года Василий Фёдоров перевёлся с заочного на очное отделение Московского литературного института им. А.М. Горького.

             1948 год

  В канун празднования 30-летия ВЛКСМ, под руководством Новосибирского областного комитета ВЛКСМ, в издательстве ОГИЗ –  Новосибгиз вышла книга «Комсомол Западной Сибири» (исторические очерки), объёмом 166 страниц.

   Содержание книги включало четыре раздела:

–  РОЖДЕНИЕ СИБИРСКОГО КОМСОМОЛА (стр.9-33),
–  КОМСОМОЛ СИБИРИ  НА СТРОЙКАХ СТАЛИНСКОЙ ПЯТИЛЕТКИ (стр.34-72),
–  В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (стр.73-118),
–  НА ФРОНТАХ ПОСЛЕВОЕННОЙ СТАЛИНСКОЙ ПЯТИЛЕТКИ (стр.119-166).

  Василий Фёдоров, будучи студентом Литературного института имени А.М.Горького,
в августе 1948 года подготовил и написал третий раздел книги с девятью историческими очерками:

– В годы Великой Отечественной войны
– Рождение подвига
– Комсомол и молодёжь промышленных предприятий
– Комсомольцы транспорта
– Слёты молодых работников
– Комсомольцы сёл в борьбе за высокие урожаи
– Особый счёт: «Комсомол –  фронту»
– Наши школы, техникумы и институты
– Рождение таланта

        1949 год

  С 29 марта по 8 апреля 1949 года в СССР проходил 11-й съезд ВЛКСМ.
  Этому событию был посвящён сборник «Родному комсомолу», авторами стихов
выступила молодёжь комсомольского возраста Московского литературного института
имени А.М. Горького при Союзе советских писателей. (Издательство «Московский рабочий».1949.)
               
   Василий Фёдоров был представлен двумя стихотворениями:
«Зеркало труда»(стр.3-4) и «Три жизни» (стр.174-176):

Когда,
Порог переступая,
Мы шли к нелёгкому труду, —
Морщинки, чёрточка любая,
Была в ту пору на виду.

Деталь строгалась,
Шлифовалась,
Пока на ней в конце концов,
Как в зеркале не отражалось
Её создателя лицо.

Тогда,
Пригнувшись к светлой стали,
Заметил мастер, что у рта,
Как знак готовности детали,
Сошла суровости черта.

И дальше,
Скорость набирая,
Он сделает и поглядит,
Как, нехотя, сойдёт вторая,
Вернув лицу весёлый вид.

Случалось
По такой причине,
Что, многолетью вопреки,
Сорокалетние морщины
Разглаживали старики…

Так было
На великом деле:
Мы, закалённые в труде,
Не старились, а молодели,
Не гибли,
А росли в беде

        ***
 
                Памяти Ивана Смолякова -
              Героя Великой Отечественной войны

Вместе когда-то мы бегали в поле,
Вместе когда-то учились мы в школе,
В новосибирском рабочем предместье
Первую жизнь начинали мы вместе.

Если спокойно подумать о прошлом,
Был он, по-моему, просто хорошим.

Мы за него -
Как не верить такому! -
Честью своей поручились райкому
И, не гадая о доле геройской,
Другу вручили билет комсомольский.

Выпало нам
В постоянной заботе
Мастеровать в дни войны на заводе;
Выпало другу
По долгу гражданскому
Стать на Дону вожаком партизанским.

Не был потерян и не был забыт он,
Был он фашистами насмерть запытан.

Жизни второй
Нам никто не дарует,
Мы же ему сотворили вторую:
Пусть истребителем,
Пусть монопланом -
Стал он опять
СМОЛЯКОВЫМ ИВАНОМ.

Сотни и тысячи юных рабочих
Стали на вахту в бессонные ночи -
Первые сутки,
Вторые и третьи
Отдали мы
Одному на бессмертье.

Он улетел в сорок пятом к Берлину
И не вернулся. - Наверное, сгинул.

Сгинул ли:
Смерти герой не боится -
Дважды погибнет
И трижды родится.
Други-ровесники к тридцатилетью,
Зная две жизни,
Дадут ему третью.

Жить ему в песне!
Наверно, недаром
Мир награждает
Нас песенным даром.

  Из статьи «Родному комсомолу» в разделе «Критика и библиография» журнала «Смена» №14, июль 1949 года, (с.16):
«...Хорошая заявка Василия Фёдорова (стихотворение «Зеркало труда») на эту
тему не нашла продолжения в стихах его сотоварищей по книге.»

                1950 год

   Василий Фёдоров окончил Литературный институт имени А.М. Горького.
   По заданию редакций журналов «Смена» и «Новый мир» совершил две поездки в Сибирь, в город Сталинск (ныне Новокузнецк).

                1951 год

  В журнале «Новый мир» №8 на страницах 168-189 напечатан обширный очерк Василия Фёдорова «Кузнецкие сталевары», который стал первоосновой всей металлургической темы в творчестве поэта. Фрагмент из очерка:

«...С именем Чалкова было связано много славных событий, происходивших за последние годы на мартенах. В начале Отечественной войны он сварил первую на Кузнецком комбинате скоростную плавку качественной стали. Бывало сталевары специально приходили на первую печь, где работал Чалков, чтобы понаблюдать за его приёмами.
   В годы войны коммунист Чалков освоил около десяти марок легированных сталей, за что в 1943 году он получил Сталинскую премию. Подсчитали, что за четыре военных года Чалков выплавил сверхплановой стали на 2 250 танков!»

   В мартеновском цехе №1  Кузнецкого металлургического комбината Василий Фёдоров своими глазами увидел примечательный факт, который включил в пятую главу очерка:

  «Завалка шла при самом высоком тепловом режиме. В печь сейчас был завален лом, собранный на полях сражений. В груде изуродованного металла лежали немецкие каски со свастикой, какие-то исковерканные части боевого оружия с полустёртыми эмблемами, осколки снарядов. Кое-где выступали шестерни и колёса от машин. Сквозь окно было видно, как огонь слизывал с касок свастику. Нагретая, тающая, как сахар, сталь начала медленно оседать. А когда отдельные ручьи начали сливаться вместе, то это был металл уже совсем нового качества».

   Для Василия Фёдорова «металл уже совсем нового качества» послужил поэтическим замыслом для написания стихотворения «Две стали» («Их взяли, тронутыми гарью...».

                1953 год

   Результатом нескольких командировок в г.Мариуполь станет прозаическая книга Василия Фёдорова «Зрелость».

   На «Азовстали» Василию Фёдорову рассказали интересную историю о сталеваре Никифоре Цышнатом, который уходя на фронт, положил в карман синие сталеварские очки с твёрдой верой, что ему удастся посмотреть сквозь них на будущий металл мартена. История стала основой стихотворения «О синем стекле».
 
                1954 год

   В 1954 году Василий Фёдоров написал поэму «Далёкая», в которой военное время тесно переплеталось с любовной темой. (фрагменты):

Я поклонился Ленинграду
И предъявил законный иск
За девушку, что в дни блокады
Он отсылал в Новосибирск.
Скажу, в детали не вдаваясь,
Вам, ленинградцы, не в упрёк,
Что я, и бедствуя и маясь,
Её, красивую, сберёг...

Шли дни.
Закончив подвиг ратный,
Ещё горячий от огня,
Ваш город взял её обратно,
Точнее — отнял у меня.

***

Она не может не играть,
Задумавшись, она не может
Наш снежный край не вспоминать
И трудный срок,
Что с нами прожит.
И я ведь тоже берегу
И в памяти несу сквозь годы
Костры на голубом снегу,
Где в холод
Строились заводы.

Она могла не полюбить
Немую строгость наших елей,
Но те костры,
Но плач метелей
Она не может позабыть.

***

Предо мной
Распахнулась сибирская даль,
Где мне встретилось горе моё,
Мне припомнилась
Старая-старая шаль,
Согревавшая плечи её.
Образ тот
На тяжёлом стальном полотне
Девять лет я алмазом врезал.

***

И понял я
Сознаньем всем:
Меж нами
В маленькой квартире
Легло пространство
Больше, чем
От Ленинграда до Сибири.

           1955 год

   В 1955 году у поэта Василия Фёдорова вышли две поэтических книги «Лесные родники» и «Марьевские звёзды».
 
 В первой опубликовано стихотворение «Их взяли тронутыми гарью…»(«Две стали»):

Их взяли,
Тронутыми гарью,
На поле, выжженном дотла:
Одна была немецкой сталью,
Другая русскою была.

Но сталевары
С равной честью,
Свою лишь взглядом отличив,
Две стали положили вместе
В огонь мартеновской печи.

Война!
Она и сталь калечит.
Мартен как госпиталь, и в нём
Её, изломанную, лечат,
Ей возвращают жизнь огнём.

Чужая сталь —
С её виною,
С позорной метою креста, —
Омытая целебным зноем,
Как наша,
Стала вдруг чиста.

Чиста,
Как в первое плавленье,
Когда она перед войной
Ещё ждала предназначенья
Стать трактором и бороной.

И потому,
Не странно даже,
Что, становясь всё горячей,
Она, чужая, вместе с нашей
Сливается
В один ручей.

   Во второй – стихотворение «О синем стекле» :   
 
Когда сталевар уходил
На фронт от печей огневых,
Наш мастер ему подарил
Стекло негустой синевы.

– Бери, эта ноша легка,
Руки и плеча не натрёт…
Дорога твоя далека,
Но помни, что цех тебя ждёт.

Завод покидая и дом,
Он принял от мастера дар.
На сердце, под серым сукном,
Запрятал его сталевар.

Ладонь придержал на груди.
Не скрыл набежавшую грусть:
– Останется целым – вернусь,
Расколото будет – не жди.

Бывало, бойцу невтерпёж,
Бывало, губительный жар
Палил ему очи, но всё ж
Не вынул стекла сталевар.

Себе говорил он:
– Не тронь!
Тут надо терпеть и терпеть!
На этот смертельный огонь
Я должен открыто глядеть.

Подарок всё там, на груди,
Как прежде, у сердца, и – пусть.
– Останется целым – вернусь,
Расколото будет – не жди.

В чужих побывал он краях,
Откуда нахлынуло зло…
Пять ран получил он в боях,
Но целым осталось стекло…

От встречи горела ладонь –
Пожатья друзей горячи…
И старый товарищ – огонь
Тянулся к нему из печи.

Стекло задрожало в руке…
Впервые за синью стекла
По смуглой солдатской щеке
Большая слеза протекла.

Он, тронутый счастьем до слёз,
С тем синим стеклом через даль
Любовь свою к жизни пронёс…
Зато и крепка его сталь.
 
 
            1956 год

  Из поэмы «Проданная Венера»:
 
 ...Спеша продлить воспоминания,
 Как в прежние твержу я дни
 Знакомое ей заклинанье:
 «Ты с глаз моих не уходи!»
 Но время воздвигает стены,
 И самой страшною стеной
 Огни и дымы дней военных
 Заколыхались предо мной...

 И вскоре
 Я её увидел,
 Взглянув на мир из-под руки,
 Не на гульбе —
 В том самом виде,
 Как выражались старики.
 Увидел с тёмными горшками,
 Перекалёнными в печах,
 С шестипудовыми мешками
 На перекошенных плечах.

          ***

 При встрече
 На дороге пыльной
 Её глаза несли мне весть,
 Что от работы непосильной
 Вся свяла, не успев расцвесть.
 Лицо обветрено и грубо.
 И шла она,
 Не шевеля
 Губами,
 Потому что губы
 Потрескались,
 Как в зной земля.

 Давно успела позабыть,
 Что до поры иссохли груди,
 Что стала по земле ходить,
 Как ходят пожилые люди,
 Что живость света и огня
 В её глазах давно заснула.
 В мои с надеждой заглянула —
 И отшатнулась от меня.
 В моих,
 Повидевших немало, —
 А в них я всё сберечь могу! —
 Себя в соседстве увидала
 С той, прежней, Натой,
 Что стояла
 Передо мной
 На берегу.

 Я знал,
 Что из морщин бессчетных,
 Примеченных издалека,
 Любая чёрточка почётна,
 Как честный шрам фронтовика.

            ***

 Ищи прекрасное на свете,
 Суди, оправдывай, вини
 И по нетронутой монете
 Монету стёртую цени.
 Не изменив мечтам заветным,
 По жизни в поисках пройди.
 В каком-то облике бессмертном
 Наташу Граеву найди.
 Её судьба да будет вехой,
 Повсюду видной хорошо.
 Искал я.
 И в книжонке ветхой
 Её бессмертье я нашёл.
 Рука, листавшая устало,
 Успела, к счастью, долистать
 До той,
 Кем милая не стала
 И кем она могла бы стать...

          ***

 — Всё позабудется на свете,
 Всё сгладится в конце концов.
 Вам, избалованные дети,
 Не вспомнить бедности отцов.
 Вам подавай лишь то, что мило,
 Красавицу и сад в цвету.
 Кровь пролилась,
 А не чернила
 В сражениях за красоту.
 Вам огорчительно до боли,
 Вам оскорбительно до слёз,
 Что материнские мозоли
 Не пахнут лепестками роз.

          ***

 Мечтатель,
 Верный почитатель
 Земных красот,
 Признайся, брат,
 Что виноват,
 И я, читатель,
 С тобой в растратах виноват.
 Мы равнодушны и незрячи,
 Не знаем,
 Что смелей резца
 Моя ль,
 Страны ли неудача,
 Морщинку, складку обозначив,
 Коснётся каждого лица.
 Судьбу,
 Сгибающую лучших,
 Мы не берём за горло:
 «Стой!»

 За красоту
 Людей живущих,
 За красоту времён грядущих
 Мы заплатили красотой.

            1958 год

 Стихотворение Василия Фёдорова «Древо жизни» из книги «Дикий мёд»:

Сосна тянулась вверх.
У ней
С годами крепли ствол и ветви,
И протекало меж ветвей
Неторопливое столетье.

Потом начался век второй,
И поднялась она высоко,
Под грубою её корой
Прошли и загустели соки.

По жильному прошли стволу,
Чтобы в надрезах заструиться
Живой смолой,
И ту смолу
Назвали старики живицей.

Божественная кровь сосны,
Добытая в древесной ранке,
В дни самых страшных дней войны
Сжигала вражеские танки.

А у неё медовый вид,
На ней и звёзд, и солнца трепет,
Приложишь к ране — заживит,
Приправишь краску — краски скрепит.

А сердце? Вечно ли оно?
Но капля сдобренной живицы,
Как многолетнее вино,
Заставит сердце чаще биться.

Недаром
С нежностью в глазах,
За службу верную Отчизне,
Сосну столетнюю в лесах
Зовут, как должно, —
Древом жизни.


           1960 год

   Три стихотворения Василия Фёдорова из книги «Не левее сердца»:   
«Слово», «Художник», «Как нынче с критиками скорыми…»
 
От беды к беде,
От боя к бою,
От большого до большого дня –
Кто сказал,
Что нам легко с тобою,
Дорогая Родина моя!

Мы выносим бремя вековое,
Мировое побеждаем зло,
Потому и слово трудовое
В честный стих
Ложится тяжело.

Я словам не всяким доверяю,
Прежде, чем доверить душу им,
Я слова на крепость проверяю,
Выверяю именем твоим.

Чтобы смертью скорой
Не почить им,
Я препоручаю чувства,
Мысль
Тем словам,
Что не за чаепитьем,
А в труде нелёгком родились.

Только тем,
Что поднялись из глубей
Доброй человеческой души,
Нынче не до мелких честолюбий,
Не до славы,
Стоящей гроши!

От беды к беде,
От боя к бою,
От большого до большого дня –
Нам легко
И нелегко с тобою,
Дорогая Родина моя!

      ***
 
Вверяя полотну
Забытые несчастья,
Он рисовал войну
С непостижимой страстью.

Опять горел посев
И полз угарный запах,
И ожил сильный гнев
И ужас сердцем слабых.

И он сплетал опять
Над милой головою
Серебряную прядь
С повядшею травою...

И я его спросил:
– Зачем ты на мольберте
Так дерзко воскресил
Кровавый образ смерти?

– Да, я лишаюсь сна,
Тревожа беззаботных,
Осталась чтоб война
Лишь только на полотнах!

           ***

Как нынче с критиками скорыми
Не ладит труженик  пера,
Так не дружили с контролёрами
Мы, работяги-мастера.

Когда в руках металл откованный
Вдруг начинал блестеть, как брошь,
На стол, локтями полированный,
Я клал деталь и клал чертёж.

Мой контролёр над ней сутулился:
То опускал, то поднимал,
Перемерял, ворчал и хмурился,
А всё же, всё же принимал.

Там было так, но всё меняется.
Теперь любезен, внешне тих,
Мне критик мило улыбается,
Бракуя мой любимый стих.


           1961-1967 годы

Романическая поэма «Седьмое Небо»
(фрагменты из глав):
 
Глава «Память века» (5)

…И где-то очень далеко
Уже текла,
Уже кипела
Кровь астурийских горняков
И андалузских виноделов.
Как пламя по сухой стерне,
Чужая,
Ко всему глухая,
Война,
Всё жарче полыхая,
Катилась к нашей стороне.

Была добра моя держава.
Спокоен был наш мирный Брест.
Вот Прага пала.
Вот Варшава.
И — взгляд во взгляд:
Звезда и крест.
Пред нами,
Торопя закат,
Как перед новою ночёвкой,
Выламывался психопат
С банальной воровскою чёлкой.

Глава «Москва, Москва…» (6)

Под Новый год
В конце сорокового
Такой тебя
Увидел я, Москва.
Тогда-то, мастера
Крылатых дел,
Слетались мы к тебе
Стажироваться.
В окно влетал
Ещё не смертный гром,
Но в нём уже была
Его природа...
Как мне ни горько
Говорить о том,
Все войны начинаются
С завода...

Здесь, что ни звук, —
Уже борьба, судьба.
Есть звук
Как одиночная стрельба.

***

Мы покидали
Опытный завод
И думали, спеша
К ангарским водам,
Что враг нам даст
Ещё бескровный год,
А оказалось, дал
Всего полгода.

Глава «Смертная высь» (7)

Война! —
И крик,
А не слова,
Как будто, описав кривую,
Отторгнутая голова
Ударилась о мостовую.
Легла немыслимая тень
На камни
И на всё живое,
Как будто зеркало кривое
Перекосило ясный день.
Химеры из углов полезли.
У молодых и стариков
В подспудной памяти воскресли
Все ужасы
Былых веков.

    ***

Казалось мне,
Художник грубый,
Давно забывший доброту,
На певшие когда-то губы
Кривую наложил черту.
Казалось, сумасшедший гений
Единственную из земных,
Не допуская исключений,
Похожей сделал на других.
 
В глазах её
Цвело мученье.
О, лжехудожница-война
С привычкой мрачной
К обобщенью, —
Чтоб все глядели,
Как одна!


      ***

Пиши,  перо,
Всё в той же вере
Картины горя и беды:
Мир Моцарта и мир Сальери,
Мир свастики и мир звезды.
Пиши два мира, два лица:
Мир красоты,
И мир уродства,
И безоружность благородства
Перед коварством
Подлеца...

Молчи, перо.
Передохни.
Всем пониманьем,
Данным с детства,
Дай мне додумать,
Как они
За восемь лет
Дошли до зверства.

...Ведь был прогресс.
Была печать.
Да, да, была,
Но от печати
Случилось чёрное зачатье
И та же выучка молчать.
Была печать,
И был прогресс.
Да, да, он был,
Но от прогресса
Мозгов фашистских,
Как под прессом,
Всё меньше
Становился вес.

...Легко ли,
Повстречав таких,
Нам было смертным боем
Биться
И всё-таки не очутиться
В борьбе
Похожими на них!

       ***

От горна,
От его огня
Катились мы
В горнило ада:
С Востока,
От истока дня,
На Запад,
В сторону заката.

     ***

Есть знак:
Почуяв, что умрёт,
Когда б и где б ни очутился,
Смертельно раненный
Ползёт
В том направленье,
Где родился.

Глава «Крылья на полдень» (8)

… Высок был взрыв,
Огонь был плотен,
Была невидимой земля.
Я самолёту дал руля
И крылья повернул
На полдень.
На полдень!
На высокий свет,
Когда земля
Верней глядится.
На полдень,
Лучший из примет,
На полдень,
Чтоб не заблудиться.

       ***

…Как ни летел,
Как ни глядел,
Я видел с высоты
Горевшие огнём беды
Лишь красные цветы.
В огне ветров
От тех цветов,
Что родила война,
Летят засеять времена
Стальные семена.

      ***

Поймёт ли нас
Потомок дальний,
И догадается ли он
О том, что к полосе нейтральной
Летели пули с двух сторон.
Он как бы и мудрей и старе,
Но где-то там, уже в раю,
В моём безумном комиссаре
Признает ли он кровь свою?

Мы все в пылу.
Мы прямо с пыла.
Не остудил бы скрип пера,
Что, дескать, и не надо было
Всё то, что было
У пра-пра...

Пусть будет так.
Но, встретив друга,
Оспорю мудрость всех наук.
Жизнь мчится по закону круга:
Круг малый
Входит в больший круг.
Любая точка замыканья
В итоге жизни и борьбы
Как утверждение судьбы,
А вместе с тем
И отрицанье...

Прав и неверующих суд,
Но правдой очень поздней меры,
Которую солдаты веры
Своей борьбою принесут.
Всё круг:
Круг радости и гнева,
Круг разрушенья,
Круг творца,
Круг от посева до посева,
Круг от рожденья
До конца...

Глава «Эпилог прощаний» (9)

Враг наседал
Европой всей.
Под тяжестью его нажима
Срабатывал закон пружины:
Сожмёшь её —
Она сильней.
Ей нужно только до конца
Выстаивать и не ломаться,
Ей нужно только опираться
На неотступные сердца.

И устояла.
Не сломалась.
И я улавливал чутьём,
Как, сжавшись,
Долго разжималась
Она на сердце на моём.
Как, сжавшись,
Грудь мне отягчала,
Но и к тому я чуток был,
Как сердцу моему легчало
При каждом взлёте
Новых крыл...

       ***

И горько, что не почтены,
Как памятники той эпохи,
Те «ЛАГи»,
«ЯКи»,
Пусть не боги,
Пусть только ангелы войны.
Почтите их,
Чтоб, с высоты
Нам годы битв напоминая,
В девятый день любого мая
Могли работать их винты...

         ***

Что дивно:
Много лет назад,
В тот самый первый
День победный,
В тот многозвучный,
В многоцветный,
Казалось, не было утрат.

Что странно:
От потерь устав,
Мы в том хотели обмануться,
Что и погибшие вернутся,
Лишь на немного
Запоздав.
В тот день,
Когда запела медь,
Казалось,
Вечный мир даётся,
Казалось нам,
Что всё вернётся,
Всё, всё,
Лишь надо захотеть!..

                1965 год

   В журнале «Наш современник» №6 за 1965 год на страницах 98-105 опубликована статья Василия Фёдорова «Улица Саввы», на трёхлетие памяти главного редактора журнала «Сибирские огни» С.Е. Кожевникова, сыгравшего ключевую роль в сближении Василия Фёдорова и А.Т. Твардовского.
   В памятной статье он затрагивал военные годы:

«С Саввой Елизаровичем мы сходились медленно. Да и времени на это не было. Шла война. Иногда я вырывался с завода, чтобы посидеть на писательском «понедельнике» и послушать умные речи. Обсуждали на одном из «понедельников» и мои стихи…»

«Знакомство с ним — это моё первое знакомство с поэтами и прозаиками Новосибирска: Анной Герман, Елизаветой Стюарт, Ильей Мухачёвым, Александром Смердовым. Поэты сходятся легче. Понравилась одна твоя строка, и с тобой уже разговаривают ...»

«К сожалению, несмотря на свои двадцать два года, несмотря на признание некоторых моих поэтических строк, в отношениях с людьми я был прозаиком. Видимо, потому, что к этому времени я уже около шести лет проработал на военных заводах и технологом, и мастером, и старшим мастером.»

«…иногда нас приглашали и на собрания «большого союза», где маститые писатели Москвы и Ленинграда разносили нас в пух и прах. Крепко доставалось и мне.»

«При полуголодной работе на заводе я ещё ухитрялся писать стихи. Если десяти, двенадцатичасовую работу в цехе в какой-то мере компенсировали восемьсот граммов чёрного хлеба, то стихи уже целиком шли за счёт физического истощения. Однажды, повстречавшись со мной, Савва Елизарович сказал:
     — Вася, зайди к Тоне.
     — Зачем?
     — Какое-то дело... — не сказав какое, ушёл.
Тоня — секретарша отделения. Пришёл к ней. Она заставила меня расписаться в ведомости и выдала мне литерный паёк писателя. Понимал, что не очень-то заслуживаю этот паёк, но голод не тётка. Стыдливо взял. Членом Союза писателей я не был. Оказалось, что состоялось специальное решение правления...»

«Первые два года с оборонных заводов на фронт никого не брали. Особенно там ценили кадровых рабочих и специалистов.  Но когда началось формирование сибирских дивизий все коммунисты и комсомольцы завода подали заявления. Подал и я. В этот первый набор, мне помнится, с завода никого не призвали. Потом, когда эти дивизии нужно было пополнять, всякий раз мы писали заявления. И всякий раз из цеха или совсем не брали, или брали одного-двух.»

                1970 год

 Стихотворение Василия Фёдорова «Война и музыка»
(«Стихотворения и поэмы». В 2-х томах. 1970. т.1.)

Не лечу, -
Пару ног волочу
От земной перегрузки,
От бессонниц,
От звуков,
Что сдавили виски.
Вдруг запела
Весёлая музыка...
Музыка!
Разве время для музыки?!

Разве ей
Наше горе понять
И поправить?
Ну, с чего ей поётся?
Ну, кто её просит
Размораживать душу
До слякоти?
Я ведь
Заморозил её
На сибирском морозе.

Пусть поймёт,
Что у ночи
Я всё ещё пленный,
Что мне легче
Седеть и стареть
Несогретым.
Если юность
Нельзя сохранить неизменной,
Мы охотно с неё
Сохраняем портреты.

И когда-нибудь,
Зная, что жил я недаром,
Прошепчу, собирая
Минувшие клочья:
Вот под музыку эту
Бродил я бульваром,
А под эту
Я плакал
Той памятной ночью.


               1971 год

Стихотворение «Что живёшь, что в битвах не погас…» 
(Из новые стихов. Журнал «Наш современник» №6.-1971.с.3)

Что живёшь,
Что в битвах не погас,
Жизнь свою
Сомненьями не мучай.
Люди умирают
Только раз,
Береги себя
На этот случай.

Так построй
Земную жизнь свою,
Так живи в ней
Помыслами всеми,
Чтобы в смерти
Встал ты вровень с теми,
Беззаветно павшими
В бою.

                1972 год

   В январе 1972 года из  санатория г. Кисловодска поэт Василий Фёдоров написал письмо своим родным в г. Новосибирск:

«Главное, здесь хорошо пишется. Заканчиваю большую статью о Твардовском – для книги размышлений о поэзии, которую я должен сдать в марте…»

   Статья Василия Фёдорова «Веха русской поэзии. А. Твардовский в его стихотворениях и поэмах» была опубликована в журнале «Знамя» №9 на стр.204-217. Из литературного наследия А.Твардовского Василий Фёдоров исследовал стихи и поэмы о войне: «Я убит подо Ржевом», «Две строчки»,  «У славной могилы»,  «Перед войной, как будто в знак беды», «Их памяти», «Мне памятно, как умирал мой дед», поэмы «Василий Тёркин» и «Дом у дороги».

  В журнале «Москва» №8 на стр.198-215 опубликована статья Василия Фёдорова «О себе и близких». Фрагменты военного времени:
      
  «Для моей литературной судьбы большое значение имел тот факт, что после окончания техникума я около девяти лет проработал на авиационном заводе в качестве технолога, мистера, старшего мастера. До войны, в годы войны мне довелось строить бомбардировщики Петлякова и истребители Яковлева всех нумераций. Умение читать чертежи развивает воображение, приучает видеть вещи пространственно, одну и ту же деталь в нескольких плоскостях, в её связях с другими деталями...»

  «В Новосибирске я познакомился с профессиональными писателями. Там, в заводской многотиражке, я тоже напечатал стихи, поэтому при встрече с писательницей Анной Герман меня пригласили почитать свои стихи. В то время моя поэтическая программа выражалась формулой: «Мне фокус совмещенья дан — реалистическая ясность и романтический туман». Писательница нашла, что в моих стихах туману всё-таки больше, чем ясности, но стихи взяла с собой и передала их поэтессе Елизавете Стюарт, встретившей меня потом насмешливо и дружелюбно. В моих творениях она нашла много погрешностей, несовместимостей реального с идеальным, но в то же время всегда подчеркивала наличие таланта. Поздней она выразила это с изящной язвительностью:

«Вася, вы — ангел, у которого одно крыло всегда в грязи». В смысле построчной работы над стихом Елизавета Константиновна дала мне очень много. Она умела замечать и удивляться, когда вместо двух слабых строк, темнивших стихи, я вписывал строчки, на ее взгляд, даже лучше самой основы.»

«К тому же времени относится и мое знакомство с Александром Смердовым,   Афанасием Коптеловым, Саввой Кожевниковым, Ильей  Мухачёвым. Мало-помалу они начали привлекать меня к работе отделения Союза писателей. Вхождение в литературную жизнь началось с обсуждения моих стихов,  на котором кроме писателей-сибиряков присутствовали  москвичи, ленинградцы и даже харьковчане, жившие  тогда  в  Новосибирске.   На фоне  многих  выступлений, резких и снисходительных, мне запомнилась колоритная речь Ильи  Михайловича Мухачёва,  долго молчавшего в  углу. Один   его  глаз, окружённый сеточкой морщинок, упрямо глядел на меня, а другой — куда-то в сторону.
   — Вот ведь, братцы мои! — начал он, раздувая ноздри. — Вы говорите о влиянии Блока. Что же тут плохого? Даже вошь имеет своих родителей...»


                1973 год

Стихотворение Василия Фёдорова «Тем берегам» 
(Журнал «Знамя» №9 - 1973.)


 Мои желанья
 По-людски просты,
 Моя работа
 Облита слезами.
 О, сколько раз
 Я возводил мосты
 Меж злыми
 И враждебными сердцами.

 И всякий раз
 Был тяжкий труд не впрок,
 И всякий раз,
 Казалось бы, из стали,
 Разорванные фермы
 Строф и строк
 Над пропастью
 Бессильно повисали.

 Какие же мосты
 Нужны морям,
 Тем берегам,
 Где надо мной хохочут,
 Беснуются,
 Подобно дикарям,
 И атомные стрелы
 В злобе точат?

 Не к Богу -
 К людям руки я воздел.
 Взываю к вам
 И говорю я с вами:
 Хотите вы,
 Чтоб тот водораздел
 Мы завалили
 Добрыми сердцами?

 Что мы жестки,
 В том нашей нет вины -
 Ищите зло
 В своём жестоком стане.
 История устала от войны,
 Но от борьбы с войною
 Не устанет!

   Стихотворение «Сталь» впервые опубликовано 17 ноября 1973 года в газете «Известия»:

 Ты уверяешь,
 Что родились мы
 Смягчать сердца
 И просветлять умы?

 Пожалуй, что
 Оно бы так и было,
 Когда б живому
 Вольно жить и цвесть,
 Когда бы в жилах
 Наша кровь не стыла
 Ото всего того,
 Что в мире есть.

 Светлить умы
 Жестокости тупой?
 Смягчать сердца
 Идущих на разбой?

 Светлить!
 Смягчать!
 Прекрасен твой порыв,
 Но я признал
 Смягченье не любое.
 И сталь смягчают,
 Прежде закалив,
 Чтоб не ломалась та
 Во время боя!


   Стихотворение «Хлебные карточки» в поэтической рубрике «Назаркина гора» журнала «Наш современник» №6 за 1974 год.
   Описаны события 1943 года в г. Новосибирске.

«Мама,
Милая мамочка!» —
Много дней повторял.
Хлеб давали по карточкам,
Я же их потерял.

Тридцать лет,
Как упрямо
Не роднюсь с той порой,
Десять лет моя мама
Спит в могиле сырой. (21.02.63)

Мама,
Милая мамочка,
С горя сердцем остыл,
Когда хлебные карточки
В старой книге открыл.


«10.8.73 г. Марьевка.» Такую дату поставил Василий Фёдоров, написав памятную статью «Грозный диссонанс»  к 30-летию памяти друга, которая вошла  в 3-й том «Литературное наследство Сибири». - Новосибирск, 1974.с.331-334. (фрагменты):

«Когда мы познакомились, Науму Гольштейну было около восемнадцати. И хотя был я лет на пять старше и уже разницу в наших летах проработал на авиационных заводах в качестве мастера и технолога, возрастных контрастов мы не замечали. Нас познакомила Поэзия, а перед нею мы оказались почти в одинаковом положении. Обнаружились другие контрасты, но они стали сближающими.»

«Обо мне и говорить нечего. Времени было слишком мало, чтобы тратить его на житейские пустяки. Мне приходилось работать в ночные смены… »
 
 «Одна из рукописей более других будит мою память. Это отрывок из поэмы, посвященной Шостаковичу и его «Седьмой симфонии», над которой Наум долго работал, но так и не закончил. Признаться, и моя «Лирическая трилогия» в то время зачиналась под знаком музыки, хотя и без определенного адреса. Такое совпадение не случайно. Оба мы тогда увлекались музыкой, притом в лучших классических образцах, в прекрасном исполнении оркестра Ленинградской филармонии, эвакуированного в Новосибирск…»
 
«Вернусь к поэме Наума. Её зарождение связано с первым исполнением в Новосибирске «Седьмой симфонии», на котором присутствовал сам Шостакович. Мне довелось сидеть в одном с ним ряду. Запомнил ряд, видимо, потому, что близость автора меня сильно смущала. После ночных смен мне два дня не удавалось выспаться, отчего поначалу я клевал носом, в то же время замечал, что Шостакович время от времени на меня взглядывал. Возможно, на мне, человеке почти нулевой активности, он проверял действие своей музыки. Вскоре она прогнала мою сонливость и уже не отпускала меня, особенно, когда повествовательные мотивы сменились почти физически ощутимыми картинами двоеборства, когда в тишине возникает бахвальная тема запугивающего марша…»

«Седьмая симфония» произвела на нас огромное впечатление…»
«Мы, помню, сходились на той мысли, что изо всех искусств музыка оказалась более программной. Слов нет, наша поэзия уже в первые годы войны заняла большие высоты, но вещи широкого охвата событий, философской глубины появились значительно поздней…»

«В те же трудные дни в Новосибирске работал Ленинградский театр имени Пушкина. Не берусь судить о его значении для духовной жизни города, но мне кажется, что в жизни Наума, да и моей, он играл меньшую роль, чем филармония в её музыкальной части.»

«После смерти поэта его стихи начинают звучать по-новому. Они перестают быть только сочинениями, в которые можно вносить правку, а приобретают значение человеческого документа: так было!»


              1974 год

«11 января 1974 года. Новосибирск.» Такую дату поставила  Елизавета Стюарт, написав памятную статью к 30-летию памяти Наума Гольштейна, которая вошла  в 3-й том «Литературное наследство Сибири». - Новосибирск, 1974.с.329-331.
 
 В статье она упомянула и о его дружбе с Василием Фёдоровым в годы войны и о создании сборника «Родина».(фрагменты):

«...Он (Наум Гольштейн) как-то очень уважительно относился к работе всех литкружковцев и, сколь бы порой ни были беспомощны или даже безграмотны стихи некоторых молодых поэтов, он, без тени насмешки или превосходства, старался, как умел, помочь любому из них…»
 
«С самого прихода в литературный кружок крепкая дружба связала его с другим начинающим поэтом. Трудно было представить людей более несходных по характеру, по жизненному опыту, по их первым шагам в литературной работе, даже по возрасту, но там, где над книгой или рукописью склонялся пшеничный чуб Василия Фёдорова, непременно можно было увидеть и крупную, библейски-прекрасную черноволосую голову Гольштейна.»

«Долгими часами они могли говорить о своих и чужих стихах, останавливаясь на каждом из вариантов той или иной строки, обсуждать прочитанную книгу или обмениваться впечатлениями о концерте симфонического оркестра Ленинградской филармонии, эвакуированного в Новосибирск из Ленинграда во время войны.

Оба эти столь несхожих молодых человека, пренебрегая бытовыми тяготами, жили в какой-то очень высокой творческой атмосфере, питая своё сознание не только событиями эпохи, но и её искусством — её музыкой, её поэзией.

Если Василия Фёдорова отличала какая-то неистребимая жажда знаний, проникновения в области, по тем или иным причинам для него ранее неизвестные, то в Науме Гольштейне так же неистребимо было желание делиться всем, что он уже успел узнать.»

«Я наблюдала эту крепнущую дружбу, обогащающую обоих, особенно близко потому, что, когда было решено выпустить небольшой сборник, составленный из лучших произведений поэтов — членов литературного кружка,— я оказалась его ответственным редактором.
Сборник этот назывался «Родина», потому что ни одно слово в мире не вмещало так полно всего, что волновало тогда сердца людей, обожжённых болью, проникнутых мужеством, озарённых надеждой и особенно обострённой любовью к отчизне.»

«Из девяти участников этого сборника двое погибли в бою, один был тяжело ранен, судьбы оставшихся в живых сложились по-разному, но почти все они до сих пор, в той или иной степени, принимают участие в литературной жизни страны, а Василий Фёдоров стал известным советским поэтом, которым вправе гордиться наша литература...»

                1975 год

   К 30-летию Великой Победы статья Василия Фёдорова «Авиастроители»
 опубликована  в «Литературной газете» от 7 мая 1975 года на стр. 10.
   (статья даётся полностью).

   В нашей литературе об отечественной войне, когда речь идёт о тыле, действует, как правило, всё тот же солдат, вернувшийся с фронта. В тылу он попадал в трудовую обстановку, типичную для тех лет, –  женщины и подростки. Собственно, так оно и было, особенно в деревне. При этом почему-то стыдливо умалчивается о том, что в авиастроительной промышленности, например, были сохранены все довоенные кадры.
На авиазаводах работали здоровые молодые люди, вполне пригодные для фронта.

  После окончания авиатехникума мне самому довелось восемь лет строить самолёты в качестве технолога, мастера и старшего мастера. В начале Отечественной войны состояние нашей военной авиации было нелёгким. Незадолго почти все, в том числе и тот, на котором я работал, перешли на освоение новых машин и к первым боям успели выпустить лишь опытные образцы. Надо представить, какая ответственность легла на плечи авиастроителей. Под этой тяжестью нам, тогда молодым, вполне здоровым, и в голову не приходило стыдиться своего тылового положения: мы понимали, что значил самолёт на фронте.

   Новосибирский авиационный завод, как и все другие, был переведён на военное положение. Директору Виктору Николаевичу Лисицыну было присвоено звание генерал-майора. По существу, все мы – и я, и мои друзья-однокашники, работавшие в смежных цехах, Иван Чурилов, Иван Гамов и другие – стали солдатами – с той лишь разницей, что не имели военного обмундирования и не стояли на казённом довольствии, что по тем временам значило очень много. В обед, отстояв очередь, мы съедали тарелку мучной затирухи и возвращались в цехи.
   После войны на многих из нас не было пулевых ранений, но мы оказались простреленными язвами изнутри...*
 
 Среди авиастроителей есть особенная фигура – это мастер. Он испытывал, тогда, да, наверное, и сейчас, особое напряжение. Отдельные операции.
   В своей поэме «Седьмое небо» я лишь краем коснулся этой темы.
Видимо, здесь нужно основательное вмешательство прозы.

   Наш заводской ритм удивительно точно отражал общее состояние войны. Наивысшим напряжением был сорок второй год, когда фашисты подошли к Волге. Кстати, тогда я, в числе многих, подал заявление в партию. В том году наша авиация качественно была уже на уровне немецкой. И в своих цехах мы это чувствовали. В следующем году наш перевес сказывался в том, что военпреды уже капризничали и придирались даже к самому ничтожному отклонению от чертежа.**
 
   А это значило, что дела на фронтах шли хорошо, узлы машины, например, истребителя, всё время совершенствовались и менялись. На участок почти ежедневно поступали новые чертежи деталей, которые нужно было срочно изготовить, – без них самолёт не взлетит.
   И вот уже после рабочего дня рабочему, а с ним и мастеру приходилось оставаться на работе, пока на деталях не появлялось клеймо контроля.

   Трудно забыть то время, когда к нам в Сибирь прибыли эвакуированные заводы с Украины, из других западных районов  –  со своим оборудованием и со своими кадрами. И люди, и оборудование сразу вступали в строй. Коллективам надо было в короткий срок сжиться психологически и технологически.
   К сожалению, наша литература прошла мимо этой грандиозной

   Моё личное отношение к работе для фронта определялось ещё и тем, что среди военных лётчиков было много товарищей по аэроклубу, который мы закончили вместе ещё до войны.

   Даже не верится, что после неё прошло уже тридцать лет. Слишком всё ещё в памяти. Несколько лет назад мне довелось побывать в цехах моего завода. Думал, что в них уже нет тех, с кем работал в трудные годы.  Но, проходя по главному пролёту своего цеха, я узнавал знакомые лица. К счастью, узнавали и меня.
   Мои друзья ещё в строю, они и сегодня на передовой.
Когда я пишу стихи, то часто думаю о них, вынесших на своих плечах тяжесть войны.
 
Примечание:
* 1977 год: стихотворение  «Когда раздоры раздиром…»
**1960 год: стихотворение «Как нынче с критиками…»


                1977 год

   Стихотворение Василия Фёдорова «Когда раздоры раздиром…» опубликовано в журнале «Наш современник» №11 за 1978 год, наряду с другими из начинающей новой книги «Книга Души» на стр.13-22.

Когда раздоры раздиром
Весь мир терзали, я
Работал старшим мастером
Свинцового литья.

Не образов парение
В построчечном строю,
А злые испарения
Вдыхал я в кровь мою.

Не дать отраве вымучить,
В то время так легко
Меня могло бы выручить
Простое молоко.

Теперь винят в нетрезвии,
Не ведая о том,
Что чёрный яд поэзии
Не лечат молоком!


   22 июля 1977 года в газете «Вечерний Новосибирск» в рубрике «Добрый вечер» было опубликовано интервью с Василием Фёдоровым «Я человеческим делам не удивляться не могу…». (фрагмент):

     — Василий Дмитриевич, ровно тридцать лет назад в Новосибирске вышел первый Ваш сборник — «Лирическая трилогия».  Какой сейчас видится Вам эта книга?

   — Начинал я работать над ней ещё в военные годы. В это тревожное время чувства проявлялись ярче, сильнее, и мне захотелось поговорить о любви, об одном из главных человеческих чувств, о любви, находящейся в опасности.
   Сборник был холодно встречен критикой. Меня обвиняли в эстетстве, в некой «гипертрофии любви» (как будто это высокое чувство можно преувеличить!). И поэтому я не то чтобы охладел к этой книге, но как бы забыл о ней, не включал стихи из неё в другие сборники». Следующая книга вышла только в 1955 году, хотя писал я в те годы много  —  хотелось ещё раз как следует осмыслить, обдумать…
   И вот недавно я понял, что из той первой книжки выросли все мои сегодняшние поэмы.
   Она была тоже той клеткой, из которой развивалась моя поэзия.  И стихи из неё я включил в вышедший недавно трёхтомник.


                1979 год

   Новелла Василия Фёдорова «В стратосферу и выше!» из цикла «Сны поэта» опубликована в журнале «Москва» №8 на с.68-91. (фрагменты):

   «Ещё раз о полётах во сне.
Все прежние полёты были обычные, околоземные, можно сказать, домашние: над домом, над соседским тополем, над берёзовой рощей. Притом их можно отнести к разряду одиночных. Действовал сам по себе, захотел полететь — полетел, захотел опуститься на землю — опустился. Но однажды мы летели с дружком Петькой Сапрыкиным. Начался полёт обычно. Топнули ногами, подскочили, замахали руками — и полетели...»

«Помню, догоняя дружка, я пытался ухватить его за ногу, но тот ловко увертывался, потом нырнул к земле, я — за ним. Почти у земли мне удалось поймать его за большой палец правой ноги. Он тут же свечкой взмыл вверх и вынес меня над шумевшими кронами березняка, затем вытянул руки вперёд, как при нырянии, но пошёл не вниз, полетел в небо — всё выше, выше, выше...»

«Петра Сапрыкина давно нет. Он не вернулся с Отечественной войны. Я часто вспоминаю его не только по играм с ним в яви, но и по странному полёту во сне. Не будь этого сна, может быть, у меня никогда не возникло бы интереса к звёздам, к авиации, к стихам о «Седьмом небе». Гибель друга детства стала моей личной утратой более всего — из-за его причастности к тайне призрачного полёта. Это он летел в стратосферу и выше, а я только держался за большой палец его правой ноги. В одной из ранних поэм у меня о нём сказано:

Я в жизни моей необычной
Себя не старался спасти.
Прости меня, друг закадычный,
Хороший товарищ, прости!»

                1980 год

  Стихотворение Василия Фёдорова «За юностью…»  опубликовано в «Литературной газете» от 10 декабря на стр.7. 
Нет в Собраниях сочинений...
Впервые включено в книгу поэта «И верою и правдою». Кемерово.1988. с.43.

За юностью,
За громкой струнностью
Я не успел проститься с юностью.

А там,
Когда пришла война
С её дорогой жизни в надолбах,
Мне показалось, что она
Лишь отлучилася ненадолго.

За ужасающей войной,
За той победою —
Да здравствует! —
Всё думал, что она со мной,
Не верил,
Что с другими празднует.

Ах, юность!
Вечный вздох седин,
Но оттого, что в час бессонницы
О ней вздыхаю не один,
Мне лично
Легче не становится.

За болями,
За горькой трудностью
Я не успел проститься с юностью.

                1981 год

   Стихотворение Василия Фёдорова «В горючий век…» опубликовано в поэтической рубрике «Прозрение» журнала «Наш современник» №12.  с.74-76.

В горючий век
Среди лесов и нив
Быть недосуг
С неспешною молитвой.
Прости меня, мой Бог,
Я тороплив,
Как ангел,
Пролетающий над битвой.

Друзей-бойцов
На смертном поле том,
В боях за веру
Павших в неурочье,
Не успеваю
Осенить крылом,
Полуоткрытые
Закрыть им очи.

Мой Бог,
Не отсылай их далеко,
Их новый путь
Не начинай с лишений.
Пусть будет им
Свободно и легко
В круговороте
Вечных превращений.

 
                1982 год

Новелла Василия Фёдорова «Катаклизм». Журнал «Москва» №7 – 1982. (фрагменты):

«Только что на экране телевизора выступал космонавт Береговой. Мне и прежде доводилось видеть и слушать этого во всех отношениях крупного человека с седеющей головой патриарха, испытавшего страсти земные и страсти небесные. В общих чертах мне был известен и весь его путь от детской зыбки, от первого шага на Земле, который легко себе вообразить, до невообразимого взгляда на Землю, мерно кружащую в пелене голубого сияния.»

«Казалось бы, всё было постижимо в жизни этого человека — аэроклуб, военная лётная школа, война в небе, мирное время лётчика-испытателя, а уж потом Звёздный городок и первый взгляд на Землю с высоты Седьмою неба...»

«Когда Берегового спросили о самом сильном его ощущении в жизни, он вспомнил свой первый полёт — не в космос, нет,  а тот первый самостоятельный  полёт на учебном самолётике У-2. Большой  и тяжёлый, в этот момент космонавт весь подобрался, оживился  и посветлел.

     — Я почувствовал, что — могу!.. — сказал он.
     «И я бы мог!» — отозвалось во мне.»

«Счастливое было время! Трудное и счастливое! Теперь, когда Береговой говорил о нём, мне вспоминались новые и новые подробности на моей небесной стезе. По существу, его воспоминания на каком-то отрезке были моими, пока тогдашняя жизнь не развела наши пути. Хотя мы и продолжали оставаться в одной упряжке, но свою лямку я потянул уже только по земле, а он по-прежнему — в небе. Тогда же его приняли в лётное училище.

     Прислали повестку и мне.
     Шёл набор в Балашовскую лётную школу, где-то под Саратовом. Попасть в неё можно было считать привилегией. Но в то время я заканчивал Новосибирский авиатехникум. Через месяц предстояла защита диплома. «Бог с ним, с дипломом!» — решил я и пошёл к директору. Наивному, мне казалось, что чуткий директор сразу же благословит меня на мой будущий подвиг. Однако моего энтузиазма он не разделил.

     — А наш техникум тебе что — игрушка?..
     — Но я же пилот ОСО, я обязан...
     — Пилотом ты стал за один год, и то без отрыва, а в техникуме  учишься четыре  года!..  Четыре года тебя учили строить самолёты, не построил ни одного, а летать собрался!.. На чём?..

     Словом, через месяц после этого разговора я с дипломом техника-технолога ступил на территорию Иркутского авиационного завода.»

  «Чувство причастности к тяжкому пути в космос не покидало меня, пока я слушал Берегового. Поначалу казалось, что, сменив цеха — цех заводской на цех поэзии, я утратил эту причастность, но всё во мне восстало против этого. Нет, нет и нет! Я был причастен к Небу как пилот, как техник-самолётостроитель и как поэт…»

 «Путь космонавта начинался с зыбки.
Зыбка!.. Вы, наверное, уже забыли, что это такое? Это первый летательный аппарат русского человека. С неё мы и начали летать. Она подвешивалась к берёзовому шесту, укреплённому одним концом у потолка. Родившегося человека клали в зыбку и начинали качать, так что он сразу оказывался между потолком и полом, точнее, между небом и землёй…»

                1983 год

   14 июля 1983 года в газете «Советская Россия №161 в поэтической рубрике «Мать моя, Россия!»
опубликованы новые стихотворения поэта Василия Фёдорова, одно из них «Мать качала зыбку...» посвящено А.И. Покрышкину, 
в год его 70-летия со дня рождения.

Мать качала зыбку,
Взяв за край,
Гнулся шест у потолка,
В прихватах,
И качалась зыбка, —
Баю-бай, —
Колыбель сынов её
Крылатых.

Не великою
Была изба,
Пахнущая  травами и хлебом.
Мать качала зыбку —
И судьба
Малыша уже
Роднила с небом.

Не высок был
Взъём до потолка,
Но в окно,
Распахнутое шибко,
Белые летели облака,
Будто вровень
Со взлетавшей зыбкой.

Мать качала зыбку,
Лёгкий стриж
Пролетал,
Как чудное мгновенье, —
Баю-бай, —
И засыпал малыш,
Пережив восторг
И упоенье.

Засыпал малыш —
И ни гу-гу.
А потом, потом...
Потом в раздышке
В русской зыбке
На тугом стягу
Просыпался
Александр Покрышкин.

   Стихотворение Василия Фёдорова «К Западной Европе» и терцины «Завоеватель и мастер»
опубликованы в журнале «Знамя» №1-1984. с.12-15.

                Да, азиаты — мы...
                А.Блок

 Мы азиаты?..
 Что же!
 Добрым делом
 Крепили мы
 Статут наш вековой.
 Да, да, мы азиаты
 Нашим телом,
 Но европейцы
 Русой головой.

 Как долго ты
 Воинственно кичилась,
 И неспроста
 Наш меч тебя карал.
 О сколько раз
 Ты нас
 Заставить тщилась
 Втянуться головою
 За Урал.

 И днесь
 Не рой
 Ракетного окопа,
 Не вороши
 Решённого давно.
 Ты всё ещё
 Пытаешься, Европа,
 Закрыть к себе
 Петровское окно.

 Иль снова мир
 Погостами погостить,
 Топить в крови,
 Позоре и стыде?
 Ты всё ещё
 Пытаешься отбросить
 Наш серп и молот,
 Взвитые к звезде.

 Не тешь себя
 В ребяческом огляде,
 Не обольщай надеждой,
 Что потом
 Твой добренький
 Заокеанский дядя
 Тебя прикроет
 Атомным щитом.

 Одумайся
 И не балуйся Этной,
 В её огне
 Дано лишь раз сгорать.
 Со смертью не играй,
 Игрою смертной
 Победы нашей
 Не переиграть.

 Терцины «Завоеватель и мастер». (Окончание):

 …О, сколько было их, дурных и разных,
 Сжигавших и топивших мир в крови,
 Порождено утробой жён прекрасных!

 Все гитлеры с девизом “жги и рви”
 Рождались и рождаются на свете,
 Зачатыми не по людской любви...

 Они чисты, пока всего лишь дети,
 Но в жизни, где порокам нет числа,
 В них пробуждаются пороки эти.

 Рождённые в любви не знают зла,
 И потому даются им не в сраме
 Дары искусств и тайны ремесла.

 За то и нарекли их мастерами,
 Творящими и крылья, и полёт
 По трассам с неизвестными мирами.

 Но почему в скрижалях жив и тот,
 Кто души растлевал и портил нравы,
 Кровь проливал, ужесточая гнёт.

 До сей поры историки неправы,
 Хваля их, околесицу несут
 И отравляют ядом ложной славы.

 Будь справедлив,
 Наш запоздалый суд!

                1985 год

   «Мой дорогой тёзка» – статья-воспоминание В.Д. Коркина, редактора многотиражной газеты Новосибирского авиационного завода имени В.П. Чкалова, о первых шагах и начале сотрудничества Василия Фёдорова с редакцией заводской газеты в годы Великой Отечественной войны.
Из книги «Воспоминания о поэте Василии Фёдорове». Кемерово. 1987.с.95-97.


   В начале Великой Отечественной войны я работал редактором многотиражки на авиационном заводе. Одновременно я нес обязанности секретаря районного комитета комсомола.
Всем жилось нелегко. Бывало, что по несколько суток мы не покидали своих цехов и рабочих мест, питались тоже не ахти как.

   Однажды ко мне в многотиражку зашёл высокий, хмурый и худощавый парень в долгополой армейской шинели. Он поздоровался и положил передо мною листки со стихами.
–  Может, пригодится, посмотрите.
  Я обрадовался, стихи нам очень даже требовались.
–  А чьи же это стихи? фамилия-то не указана.
–  Фёдоров я, Василий, работаю старшим мастером.
  Я стал просматривать стихотворения, а мой новый автор, не отходя, нервно постукивал по столу пальцами.
–  Торопитесь, что ли?
– А как же, меня там работа ждёт. Вы мне только скажите, пойдёт или нет?
–  Пойдёт, пойдёт. Идите уж, коли торопитесь. Но вот одну строчку я бы попросил вас переделать сейчас. Сумеете?

   Фёдоров вышел в коридор, примостился на подоконнике и минут двадцать «поколдовал» над строкой.
–  Готово. Так, конечно, лучше стало.

   Вторично он появился у меня в день выхода газеты с его стихами. Тогда-то у нас и состоялся с ним продолжительный и деловой разговор. Оказалось, что до новосибирского авиазавода он работал на иркутском и тоже печатался в многотиражке. К тому же, как я выяснил во время беседы, старший мастер умел пошутить и даже «подковырнуть» нерадивых. Это меня обрадовало ещё больше: значит, можно организовать летучий «Крокодил». Художники у нас были, а юморист вот он.

   Ещё он мне сказал, просмотрев подшивку нашей газеты, что многие из опубликованных стихов, по его мнению, недоработаны и что впредь редакции, пожалуй, не следует торопиться с печатанием художественных произведений, а надо как-то над ними поработать. Я понял, что и тут он  предлагает свою помощь
–  Прекрасно, –  обрадовался я. –  Может, мы и на целые литературные страницы наскребём.
 
   На заводе Василия Фёдорова знали и как хорошего пропагандиста, и опытного мастера-воспитателя. О его добрых делах н начинаниях нередко можно было услышать по заводскому радио, на оперативках, профсоюзных собраниях и партийно-хозяйственных активах.
   Вскоре мы его приняли я партию. По-доброму и тепло говорил о его работе секретарь областного комитета партии М. В. Кулагин на партактиве, проходившем в Театре юного зрителя.

   Весной 1943 года меня отозвали в распоряжение обкома партии и направили в Москву. Перед отъездом я навестил журналистов из газеты «Советская Сибирь», зашёл и в местное отделение Союза писателей, где встретил чудесного человека Глеба Михайловича Пушкарёва. Этот старейший сибирский писатель интересовался работой многотиражки и в ответ на моё сожаление, что вот уезжаю, так и не сколотив литературного объединения, спокойно ответил:

–  Не волнуйся, не волнуйся, создадим. Творческие силы у вас на заводе найдутся. Там один Фёдоров чего стоит.

   Я долго не знал, что Василий Фёдоров, как и я, живёт в Москве. В 1959 году, будучи в командировке в Новосибирске, позвонил на квартиру его сестры. А мой тёзка в это время тоже гостил у родных. Через полчаса я уже был в его крепких объятиях. Мы вдоволь наговорились обо всём, что нас волновало. На прощание он подарил мне огоньковое издание «Золотой жилы», с трогательной надписью:

«Двойному тёзке Василию Дмитриевичу Коркину – однозаводцу от души».

   В моей личной библиотеке собраны теперь почти все поэтические сборники поэта, с дружескими дарственными экспромтами.

Дорогой Вася!
В своей многотиражке
Не делал ты поблажки.
Я нес свои вериги
Во имя этой книги.

   Так было написано на однотомнике «Второй огонь» 24 июня 1967 года.
   В автографе к сборнику «Третьи петухи» он назвал меня своим первым издателем, а в сборнике лирики – своим «первопечатником» и, конечно же, с постоянными напоминаниями о его любимой Сибири:
 
«Дорогому Василию Дмитриевичу Коркину, вспоминая наше давнее сибирское житье. От всей души».
   К однотомнику из «Библиотеки сибирской поэзии». 1964 год.

   Я испытывал огромную радость, когда, работая в Госкомиздате РСФСР, непосредственно участвовал в подготовке документов на выдвижение Василия Фёдорова на соискание Государственной премии Российской федерации за поэму «Седьмое небо», выпущенную издательством «Советский писатель» в 1968 году.
   Знакомство и долголетняя дружба с Василием Дмитриевичем Фёдоровым – одно из счастливых событий в моей жизни.

                1987 год

Стихотворение «Гремела битва…» впервые опубликовано в журнале
«Наш современник» №10 за 1987 год, с.109.
В книге Василия Фёдорова «И верою и правдою». Кемерово. 1988 год. с.163, с указанием даты написания – 1942 год. 
Сохранился листок с машинописным текстом стихотворения под названием «Иуда» «Гремела битва…» и автографом поэта Василия Фёдорова.
26 февраля 1988 года он был передан Л.Ф. Фёдоровой – вдовой поэта, наряду с другими архивными материалами, Улановскому школьному музею.

И У Д А

Гремела битва.
Много раз
Мы наступали с новым пылом
И новой ненавистью,
Нас,
Отчаянных, –
Двенадцать было.

Темнела ночь.
Луна из тьмы
Выглядывала изумлённо...
Мы обагрились кровью, мы
Не опорочили знамёна.

Мы рвались чёрту на рога,
И чёртовы рога прогнулись.
Когда и дьявол пал, тогда
Живые гордо оглянулись,
Чтобы увидеть – кто спалён...
Друзья по боевой отваге
Легли, как десяти знамён
В бою поломанные стяги.

Недоставало одного.
Оглядывая павших груду,
Я в мёртвых не нашёл его.
Среди живых искать не буду.*

* В последних двух строчках машинописного текста:
      Я среди мёртвых не нашёл его
     – Найду и покажу Иуду.

               1988 год

 Стихотворение Василия Фёдорова «Всё, что сказал…»  впервые опубликовано
в Яйской районной газете «Вперёд к коммунизму» № 91 от 2 августа 1988 года
на стр. 3, с указанием даты написания – 1944 г.
   
Всё, что сказал –
Ценой седин,
Ценой моих страданий добыто.
У счастья не бывает опыта,
Для счастья год –
Как день один.

                1989 год

В книге Василия Фёдорова «Человек» в главе «Забытая тетрадь» (1938-1952)
впервые опубликовано его раннее стихотворение «Моя забытая тетрадь». 
В Собраниях сочинений поэта восемь последних строк публиковались как самостоятельное стихотворение:
«Любви и ненависти в дар...»

Моя забытая тетрадь,
Ты новых строчек ждёшь безмолвно.
Так моря штилевая гладь
Ждёт набегающие волны.

Уж бьёт в лицо мне ветер влажный,
Всё ближе бури голоса.
Сегодня рифмолог отважный
На реях поднял паруса.

...Чтоб всё прочувствовать, измерить,
Не смей молчать! Глядеть назад!
Ты слышишь, это в наши двери
Стучится вражеский приклад.

Трещат железные засовы...
Встань необстрелянное слово
Под знамя новых баррикад.

Встань беспощадным, бейся смело,
Мечом лучей не обрубить,
Ты вешним солнцем быть хотела,
Теперь учись палящим быть.

Любви и ненависти в дар,
Я нынче всё отдать поклялся,
Чтоб каждый боевой удар
Ударом в сердце отзывался.

Чтоб там, где русская верста
Под ноги гадине упала,
Над тенью чёрного креста
Звезда России засияла.

   В книге «Человек» в главе «Война и музыка» (1941-1953) впервые опубликовано раннее стихотворение Василия Фёдорова «Письмо», посвящённое иркутянке Валентине Поздышевой.

Валя, милая, дни коротки
И минуты размеренно-строги.
Здесь война распустила мотки
Перепутанных нитей дороги.

Скоро, скоро помчатся гонцы...
Скоро воин к любимой вернётся,
Но пока не отыщем концы,
Много жизни путей оборвётся.

Я не скрою тяжёлую грусть:
Мне нередко казалось ночами,
Будто тёмная древняя Русь,
Испытуя, глядит за плечами.

И когда огневой перехват
Всё живое крадёт торопливо,
Мнится — я перед ней виноват
Вот за эти глухие разрывы.

За луга, где нет места траве,
За дома, где нет места ребёнку...
Оттого на моей голове
Нити белые лёгкой плетёнкой.

Что я видел и что перенёс,
Пусть тебе никогда не приснится,
Здесь изъеденный череп пророс
Васильками в прогнивших глазницах.

Даже к чистым желаниям строг,
Видя их, выраставших из плена,
Я сорвать их хотел и не мог –
Это было б позором измены.

Я от странного чувства дрожал,
Вспоминая, когда после боя
Я весь день среди трупов лежал,
Чтоб сберечь своё сердце живое.

О как горько их видеть в беде,
Ещё горше коснуться руками,
Белый череп упрямо глядел
Благодарными мне васильками.

И восторг мою душу объял.
Жизнь! Тебя через смерть проносил я,
За моею спиной на меня
С мудрой верой смотрела Россия.

Я не скрою тяжёлую грусть,
Счастье в сердце не часто стучится.
Может быть, я к тебе не вернусь,
Может быть... Это может случиться.

И уйдут эти дни далеко...
Но, с другими гуляя по лугу,
Никогда не срывай васильков
Даже самому лучшему другу.

                1994 год

 Малоизвестное стихотворение Василия Фёдорова «Гадалка», из его литературного наследия, впервые и единственный раз опубликовано в Яйской районной газете
«Наше время» №66 от 20 августа 1994 года...

Молодая цыганка
Гадала мне впрок,
Слов на ветер пустых не бросала.
Моей жизни и славе немаленький срок
Мне цыганка тогда нагадала.

Молодая цыганка,
Даруя года,
Обрекала меня на беспечность,
 Нескупая смуглянка, казалось, тогда
Подарила мне целую вечность.

По земле я ходил,
В небесах я летал,
Не рыдал при потерях надрывно,
Убывающих дней никогда не считал,
Будто верил, что жизнь неизбывна...

Отгремела война –
Я остался живой,
Не ослабился даже осанкой.
Отшумели года, вот и срок роковой.
Лучше б ты солгала мне, цыганка!


Летопись военной хроники поэта и прозаика
Василия Дмитриевича Фёдорова
составил А.А.Кочетков (Александр Северный)
г. Нижний Новгород
19 апреля 2020 года.

*
На фотографии цех №42 Новосибирского авиазавода
где работал старшим мастером Василий Фёдоров.

**
Стихотворение СИБИРЬ со строчкой окончания:
СИБИРЬ СТОЯЛА ЗА МОСКВОЮ.
"ЗА" сменили на "ПОД"(?), название стихотворения "отпало"(?)

Политрук Клочков говорил: ЗА НАМИ МОСКВА!..
Велик и могуч мудрый РУССКИЙ ЯЗЫК...