Как мы нынче много знаем...

Как мы нынче много знаем,
проползая мудрым змием,
проницательно взираем –
прямо – гоголевским Вием, 
В общем, влезть в чужую шкуру
нет проблем, и слава Богу!
Не хотим и самодуру
мы на грудь поставить ногу.

Ясно ведь – такая ноша
у тирана за плечами!
Ну, конечно, он хороший,
потому и не бросаем:
Все в умелых тонких пальцах
зело дивно перевито,
шито-крыто, как на пяльцах,
на манжете кровь замыта…

Да, к тому же, есть моменты,
(ну а как же, ну еще бы!),
для которых сантименты –
хуже быть и не могло бы:
скажем, вредное теченье
мысли, или, там, гангрена,
так вот, посреди леченья –
головой и об колено!

В общем, этот мальчик-с-пальчик
из (ну что вы!) побуждений
нужно резать, а иначе –
судный день и зараженье!
И нехитрую науку
эту каждый понимает,
только вот какая штука –
быть отрезан не желает.

А иной, связав два слова,
тут же критику наводит:
всё бы ничего такого –
так ведь – при всём честном народе!
Что ж, История расставит,
и осудит, и причислит,
а до той поры едва ли
кто оценит и расчислит!

Вот и я скребу напрасно
бедный лоб, виляя между
упоительнейшим рабством
и свободой безнадежной,
и хотя и расположен
подчиниться доброй воле,
но поэт, я знаю, должен
всё равно кричать от боли!

Впрочем, скатертью бумажной
молодым везде дорожка,
и у нас уверен каждый:
всё получится – немножко
потерпеть бы только надо,
и улягутся метели,
будут горы шоколада
и в избытке карусели,

и накормлены собаки,
и подоены коровы,
и такие к пиву раки –
чтоб вы были так здоровы!
Ну, так пой же нам о светлом,
о прекрасном и высоком,
как с весёлым вольным ветром
к берегам идти далёким!

Ведь без веры две недели,
и взбунтуется команда,
только с этой параллели
не воротишься обратно…
Да, я думал и об этом,
доедая свой пуд соли,
только если не поэту,
то кому кричать от боли?

Ну а как же насчёт бездны,
что заглядывает тоже,
как бывает неполезно
тени чёрные тревожить?
Все кругом певцы свободы,
обличители пороков,
а искать иные броды –
не припёка даже сбоку.

И тебе не так уж плохо,
бестолковому, живётся,
и чудесная картоха
на углях твоих печётся,
и рука не на лопате
вовсе – на клавиатуре,
и за это даже платят,
что же, парень, ты, в натуре?

Я, конечно, благодарен,
что живу на белом свете,
и что все еще в разгаре,
и, возможно, даже дети
в колыбели будут прочной,
не в какой такой юдоли,
но должны поэты, точно,
и тогда кричать от боли!

Что же, всё-таки ты хочешь –
мы едва ль не на коленях,
Иль нам голову морочишь? –
оторвём к ядреней фене!
Но твержу, как откровенье,
я, блаженно умирая,
в предпоследнее мгновенье:
я не знаю, я не знаю…

Только чувствую, о Боже,
что и в самой райской доле
непременно должен, должен
всё равно кричать от боли…
январь 2001