Альфред Теннисон. In Memoriam 89

Альфред Теннисон. In Memoriam A.H.H. LXXXIX *


Ветвящихся теней узор,
Над лугом – вязов колдовство,
И галилейское родство
Хранящий, древний сикомор –

Все помнит здесь, как часто он,
Мой Артур, находил покой
От шума жизни городской
В тени благословенных крон,

И вновь душою молодел
В забавах наших на природе,
Смеясь, и радуясь свободе
От тягостных судебных дел.

Он счастьем почитал глоток
Амброзии прохладной тени,
Когда листва струит плетенье
В ландшафта знойный переток,

Начало звуков безмятежных –
Росистым утром звон косы!
И бриз, срывающий призы
Плодов неосторожно нежных.

Блаженство – на ковре газона
Слух, ум и сердце услаждать,
Когда он примется читать
Нам флорентийские канцоны!

Баллады в полдень золотой
Гость напевал, сестра играла
На арфе, сердце замирало,
Пугала радость простотой.

А летний праздник на опушке
У живописного холма?
Дроздов и соек кутерьма,
Гостей на дружеской пирушке!

И мы степенно обсуждали
Аспекты самых разных тем –
Суть государственных систем,
Стези сократовых блужданий.

Когда я городской уклад
Пытался смыслом наделить,
Мой друг спешил определить
Свой противоположный взгляд.

Мы спорили, и спор рождал
Неявной истины черты.
Ручей бежал через кусты
И флягу кьянти охлаждал.

Потом в лугах перед закатом
Тропинку к дому отыскать,
Вдоль клевера в росе шагать
Под звездным куполом покатым!

Звезд и росинок серебро,
Оградной жимолости строй,
За ней под пенною струей
Звенит молочницы ведро.





* Полный текст поэмы со вступительной статьей переводчика и комментариями доступен на интернет-ресурсах Amazon, Ozon, Litres, Wildberries (с 20.06.2021), Ridero.





LXXXIX

Witch-elms that counterchange the floor
Of this flat lawn with dusk and bright;
And thou, with all thy breadth and height
Of foliage, towering sycamore;

How often, hither wandering down,
My Arthur found your shadows fair,
And shook to all the liberal air
The dust and din and steam of town:

He brought an eye for all he saw;
He mixt in all our simple sports;
They pleased him, fresh from brawling courts
And dusty purlieus of the law.

O joy to him in this retreat,
Inmantled in ambrosial dark,
To drink the cooler air, and mark
The landscape winking thro' the heat:

O sound to rout the brood of cares,
The sweep of scythe in morning dew,
The gust that round the garden flew,
And tumbled half the mellowing pears!

O bliss, when all in circle drawn
About him, heart and ear were fed
To hear him, as he lay and read
The Tuscan poets on the lawn:


Or in the all-golden afternoon
A guest, or happy sister, sung,
Or here she brought the harp and flung
A ballad to the brightening moon:

Nor less it pleased in livelier moods,
Beyond the bounding hill to stray,
And break the livelong summer day
With banquet in the distant woods;

Whereat we glanced from theme to theme,
Discuss'd the books to love or hate,
Or touch'd the changes of the state,
Or threaded some Socratic dream;

But if I praised the busy town,
He loved to rail against it still,
For `ground in yonder social mill
We rub each other's angles down,

'And merge,' he said, `in form and gloss
The picturesque of man and man.'
We talk'd: the stream beneath us ran,
The wine-flask lying couch'd in moss,

Or cool'd within the glooming wave;
And last, returning from afar,
Before the crimson-circled star
Had fall'n into her father's grave,

And brushing ankle-deep in flowers,
We heard behind the woodbine veil
The milk that bubbled in the pail,
And buzzings of the honied hours.