из неизданного 422

Любуюсь хрусталём бокала,
Испив янтарного вина,
Вхожу в волшебные порталы,
Где фильму крутят до утра..

Тапёр бьёт клавиши рояля,
Немой Buster Keaton зал смешит.
Места все заняты тенями,
Но кто-то, опоздав, спешит...

Её я только что увидел -
Желание втайне загадал:
Пусть сядет в темноте поближе.
Не знал, дурак, кого я звал!

Нью-Йорк с экрана крышу сносит,
И Keaton на часах висит,
А рядом ест попкорн та краля,
Что глазками меня дразнит.

И ёрзает на жёстком стуле,
Смеётся, чуть прикрывши рот,
То спину тонкую сутулит,
То острым локтем тычет в бок.

И вечно платье поправляет -
И грудь мелькает напоказ.
И громко, на весь зал, вздыхает,
Из транса впав в немой экстаз.

Всё объясняет на экране:
Кто с кем, когда и почему.
И шепчет в ухо мне про даму,
Что слева на седьмом ряду.

И пальцем об меня скребётся:
"Ты рад, что мы пошли в кино?
Ты всё молчишь и не смеёшься...
И ты, и Keaton - заодно!!!

Но он - смешной, хоть в маске ходит,
А ты? Обиделся? За что?
Тебе со мной бывает плохо?
Ведь я люблю всех, как никто!!!

И я - хорошая... в постели,
А ты - молчун и грубиян.
Могла бы стать твоей моделью,
Прогнав твоих всех милых дам...

Опять молчишь, в упор не видишь!
Ты - не способен полюбить?
Пускай - кино! Пускай - все слышат!
Ах! Мне не надо было пить..."

На белой тряпке краской чёрной
Художник написал "КОНЕЦ".
Тапёр стирает пот ладонью,
Сеанс - закончен. Дайте свет!

А зал - пустой. В пыли все стулья.
В руке попкорновский пакет.
И голос хриплый в вестибюле:
"Билетов в кассе больше нет."