Слово

  Нас было четверо. Трое монахов и духовный наставник, посланные построить храм на земле язычников и обратить в нашу веру местных жителей. Путь в неизведанные края был долгим. Он лежал через горы, которым, казалось, нет края. Наконец, преодолев последний перевал, мы остановились на вершине горы с которой открывался прекрасный вид.
  На равнине ветер играл с высокими травами, создавая зеленые волны. По воле ветра они то накатывались на подножие горы, то откатывались к текущей среди равнины широкой реке. Водная гладь, мистическая, и непостижимая разумом, блестела на солнце, манила и, как мне показалось, предлагала испытать себя. На другом берегу расположилось утопающее в садах поселение.
  Не в силах сдержать юношеского восторга, я воскликнул:
— Река жизни. Как будто прошлое и будущее разделяет она. Тот, кто пересечет ее, уже не останется прежним.
— Да, — услышал я тихие слова нашего духовного отца, — Ты прав.
Он продолжил:
— Дети мои, перед вами Русь. Здесь живут мудрые люди. Идите к ним и будьте вежливы.
— Разве ты не пойдешь с нами, отец?
— Однажды я уже пересек эту реку.
  Мы с удивлением посмотрели на него, а он продолжил:
— Когда я был таким, как вы сейчас, на несколько дней мне посчастливилось побывать в том поселении.
  Он замолчал, и грусть проявилась на мудром лице.
— Отец, ты грустишь, потому что тебе не удалось обратить их в нашу веру?
— Нет, дети мои. Тогда я еще ничего не знал о нашей вере и не был приобщен к таинствам церкви. Грусть моя от того, что в этом поселении я обрел свою судьбу и потерял ее, — при этих словах его рука непроизвольно коснулась небольшого родимого пятнышка на левом виске.
  Мы затаили дыхание, и ждали когда он продолжит говорить, но наш духовный отец молчал. Всегда терпеливый и внимательный к своим послушникам, в данную минуту он, казалось, позабыл о нас.
  Смотря за реку и, заново проживая происшедшие события из своего прошлого, он пытался выйти из-под власти терзавшей его душевной боли.
Наконец, совладав с собой, он произнес:
— Идите дети мои. До заката солнца вам нужно попасть в поселение.
  Мы не стали задерживаться, спустились с горы и зеленые волны понесли нас к реке.

                ***

  Идя вдоль реки и думая, как перебраться на другой берег, мы наткнулись на мужчину. Выглядел он молодо, при этом от него исходило мужество зрелого мужчины.
  Он смотрел на нас приветливо и дружелюбно. Радостная улыбка таилась в уголках губ, а в глазах плясали веселые искорки. На голове тесемка аккуратно прижимала светло-русые волосы.
— Здравы будьте, люди добрые, — произнес русич и поклонился.
— Здравствуй, — ответили мы, и после ответного поклона спросили, -- Как нам перебраться на другой берег?
  Он внимательно смотрел на нас, обдумывая что-то свое.
— Мы хотим попасть в поселение, — прервав молчание, сказал я.
— Вас кто-то пригласил, из живущих на том берегу? — И уголки губ чуть дернулись кверху. Казалось, его забавляла данная ситуация.
— Нет, нас никто не звал.
— Кто же вы, с какой земли прибыли? Что желаете увидеть в нашем поселении?
— Мы слуги Господа, несем Слово Божье и истинную веру для ваших людей.
  Он начал рассматривать каждого из нас более внимательно, задерживая взгляд поочередно на каждом. Насмотревшись на нас, мужчина улыбнулся доброй улыбкой и спросил:
— В чем суть вашей веры?
— Нужно поклоняться единому Богу.
— Поклоняться? — Его лицо изменилось и выдало искреннее удивление. Это было так искренне и по-детски наивно, что мы рассмеялись. Его не обидел наш смех и он не был обескуражен происходящим. Насмеявшись вдоволь, мы смолкли, а чтобы окончательно убедить мужчину помочь нам, я сказал:
— Вы язычники, вы грешны.
— В чем же грехи наши, если у нас никто не ворует, не убивает, не засматривается на чужих жен, почитает предков своих? — спросил он.
— Вы рождаетесь во грехе, — не выдержал второй из нас.
— Женщина, не может рожать в грехе, она всегда рожает в святости, так как ее тело изначально благословлено Богом на рождение детей, — не смутившись ответил он.
— Если ваши люди примут нашу веру, они смогут посещать священные места, — произнес еще один наш собрат по вере.
  Мужчина вздохнул.
— Человек — самое священное, что было создано на Земле.
  Уверенность русича в себе начинала раздражать.
— Мы пришли, чтобы построить храм в вашем поселении, куда будут ходить люди и молиться единому Богу, — сказал я.
— У нас уже есть храм, — не смутившись ответил он.
— Мы смотрели с вершины горы на ваше поселение и не увидели в нем никакого храма.
— Наш храм не на земле, и мы в нем никому не поклоняемся — повторил русич, — И не тайно ли призывал Учитель Света Иисус молиться? Разве не говорил он, что молиться будете не в храмах, а в сердце, духе и истине? И разве не сказал он, что там где двое или трое собрались во имя мое, там и я среди них?
Мы остолбенели и с удивлением смотрели на него.
— Откуда ты знаешь священное писание? Где ты его прочитал или с чьих слов запомнил? — спросил я.
— Для меня нет ничего тайного и мне не за чем учить священные тексты на память.
— Тогда откуда ты знаешь об Учителе Иисусе.
— Я волхв, человек знания, а волхвы слышат все слова, произнесенные когда-либо на Земле.
— Любое слово, изреченное в этом мире от сотворения его, навсегда остается звучать в нем? — удивленно спросил я.
— Да. Оно продолжает звучать и после смерти человека его произнесшего. Слово бессмертно. Наши потомки всегда могут услышать то, что сказали в прошлых веках наши предки.
  Мы молчали, не зная что сказать.
  Он поднял голову и посмотрел на горы. Его устремленный взгляд выражал печаль и нежность. Не торопясь он поднял левую руку, и коснулся пальцем маленького родимого пятнышка под тесемкой на левом виске.
  Глядя на горы, он продолжил:
— Одни слова звучат тихо и еле слышны, другие чуть громче, но если Слово изрекает такой человек как Учитель Света Иисус....
— Да кто ты такой, чтобы говорить об Иисусе? — раздраженно перебил его я, — Ты нам морочишь голову. Если не хочешь чтобы мы попали в поселение и не поговорили с людьми, то так и скажи.
  Мое раздражение нарастало. Не совладав с собой, я отвернулся от волхва и пошел обратно к горе. Мои собратья по вере последовали за мной.
  Думая каждый о своем, мы пересекли равнину.
  Поднимаясь на гору, я услышал песню. Ветер, с другого берега реки, с легкостью доносил ее до нас. Женский голос пел о любви. И чем выше мы поднимались по склону горы, тем отчетливее слышали песню неизвестной нам женщины, посвященную любимому мужчине, верной которому она осталась доныне.
  Я вслушался в слова песни. От раздражения не осталось и следа.
Прилив сил и блаженство наполнили мое сердце, и оно пробудилось неземной любовью ко всему сущему.
— Так вот на что способна женщина, — потрясенно прошептал я. — Вот что значит женская любовь.
  Песня рвалась к вершине горы и чем выше я поднимался, тем больше думал о том, что она будет звучать в веках.
  Ноги мои сами ускорили шаг. Я первым поднялся на вершину горы и не поверил своим глазам. На коленях стоял наш духовный наставник и, глядя вдаль перед собой, неистово молился. Я бросился к нему.
— Что случилось, отец?
  Ничего не ответив, он поднялся с колен и указал рукой в даль. Я оглянулся. По поверхности реки в поселение возвращался волхв, а в небесах множество славянских родов соединялись в единых хоровод, образуя купол храма над русской землей.