Тихий ужас

Как известно, детские воспоминания ярко остаются с человеком на всю жизнь. И ужасы...
Ко мне они возвращаются регулярно, с непредсказуемой периодичностью, но всю жизнь. Как детские сны, в которых за тобой кто-то гонится и хочет тебя засадить в мешок. Помню с каким ужасом во сне я убегал от невидимого злодея, бедное дитя.
У меня есть свои воспоминания, которыми я хочу поделиться и может, хоть частично освободиться от них.
Я - человек не жестокий и можно даже сказать сердечный. От  охотничьего инстинкта я избавился лет в двенадцать. Тогда я научился делать рогатки и пулял из них дни напролёт. Дошёл в меткости до уровня индейского воина, благо начитался Фенимора Купера. Я пулял во всё и вся. Мишенями были бутылки, стеклянные и жестяные банки, яблоки и т.д. Пульки я изготавливал в виде шариков из глины. Они высыхали на нашей пологой крыше, выложенные в колонны, как солдаты, готовые к бою. Ими были набиты карманы, и летели со скоростью пули из моего грозного оружия. Имели они -таки убойную силу. Однажды я навскидку пульнул с дальнего расстояния в птиц, сидящих на электрических проводах и о, радость – попал в одну несчастную птичку, кажется воробья. Она упала наземь, я побежал к ней и впервые увидел кровавую рану… Эта картина меня не покидает.Ужас. Я сломал рогатку и больше с тех пор не целюсь даже из игрушечного пистолета по живым мишеням.

Папа рассказал мне как-то о первой своей атаке на фронте. Солдаты бежали впереди танков. Раненые или убитые попадали под гусеницы. После этого он долго не мог прийти в себя и даже есть. Но человек на войне быстро ко всему привыкает. Зачем он мне, ребёнку, это рассказывал? Б-г ему судья… И этот ужас со мной.
….
Всё моё детство у нас были собаки. Могу перечислить всех поимённо. В Комрате у нас была Альма, бело - жёлтая дворняга. Мы уехали из Комрата до моих трёх лет, но я её помню, как безропотную всетерпивицу моей любви к ней.
Потом, уже в Котовске, у нас был Цыган- чёрная лохматая собачонка, которая появилась неизвестно откуда и исчезла непонятно куда, не оставив яркого воспоминания.
 Но моей, уже осознанной детской мечтой была настоящая овчарка. Такой «Мухтар, ко мне!» из кинофильма. Таких собак у нас были две. Полкан и Пальма. Но сначала был Полкан. Мама, почти лишенная по жизни каких - лидо сентиментальных чувств, всё же прониклась моим страстным желанием, и помню наш поход к её сотруднице, у которой была настоящая овчарка -сука. Она родила несколько щенят. Но к нашему приходу остался только один щенок с зияющей гноящейся раной на животике. Под моим жалобным взглядом отступать маме уже было некуда, и мы взяли моего Полкана. Рана зажила, как на собаке, и пёс рос моей отрадой детства. Единственно, что омрачало потом мою мечту, это то, что из двух ушей, которые, как положено овчарке оба должны стоять, одно так и не поднялось. Нагуляла -таки эта мамаша приплод от дворняги. Что я только не делал, чтобы оно встало! Подвязывал, приклеивал скотчем… Не стояло и всё. Но, как говорится, стерпится -слюбится. Полкан вырос большой, сильной собакой и бегал по двору на цепи по длинной проволоке, натянутой вдоль всего забора. Собака должна охранять хозяйство, это я понимал. Часто я Полкана брал на верёвку - поводок, и мы с ним гуляли по улице. Я бы себя чувствовал крутым пацаном, так как не многие тогда выгуливали собак, но не стоящее нестОящее ухо держало меня в смущении. У меня были самодельные железные санки, сваренные на заказ. (Не те, хилые покупные, алюминиевые), и снежной зимой я запрягал Полкана в эти сани, и он лихо мчал меня. Счастье! А во дворе, по весне, когда густым ковром расцветали ромашки мы с Полканом устраивали борцовские поединки. Кувыркались и рычали друг на друга, даже покусывали друг дружку, изображая злость. Ромашковый запах от наших тел сопровождает мою память всю жизнь.
Но однажды у Полкана изо рта появилась пена. Тогда у собак часто случалось бешенство. Папа вызвал из санэпидемстанции двух полупьяных, как я теперь понимаю, работников, и те из двустволки расстреляли бешенного пса. Но по пьяне или по неумению не убили собаку, а ранили. Полкан выл, рвался, кричал… Тогда работнички взяли из поленницы толстый дрын и добивали моего любимца.
 Я в оцепенении смотрел на всё это издали, из-за дверного проёма. Почему я не бросился спасать моего друга? Почему родители не догадались увести меня куда-то из дома?
Конечно, папа- фронтовик видел на войне всякое, но этот ужас остался со мной и на моей совести на всю жизнь….
Всё на сегодня…
02.04.2020г.

ПРОДОЛЖЕНИЕ.

Как, всё-таки в памяти смещаются события.  Для полноты собачьей галереи не хватит такой яркой собачьей личности, как Трусишка. А ведь она случилась до Пальмы и Полкана, после Цыгана. По кличке Трусишка! Почему Трусишка? Я всегда хотел собаку, которую буду водить на поводке, а эта свободолюбивая тварь, не давала на себя надеть ошейник. Вырывалась или стягивала лапами самодельный ошейник из верёвки. Что я мог изобрести в свои лет восемь? «Эх ты, трусишка», выговаривал я ей. И эта кличка за ней так и закрепилась. Так что она вольно носилась по нашему городку Котовску. Такая небольшая гладкошерстная золотистая собачонка со стоячими ушками. Очень ладненькая, которой я определил породу лайки. В то время мы жили по улице Горького номер 4. Родители купили этот старенький домишко под снос, чтобы построить на его месте финский домик. Во дворе уже лежали упакованные деревянные детали будущего дома. Балки, окна, двери и т.д. Это уже само по себе являлось сооружением, где мы с моим другом детства Лёвкой Принцем устроили штаб. Но это отдельная история. Интересно, как появилась у нас Трусишка. Для того, чтобы начать строительство дома, нужна была времянка, то есть домик, где семья могла бы перекантоваться на время строительства. Во дворе построили саманный сарай в одну большую комнату, куда мы и должны были вселиться. (Дом так и не построили, а купили другой, новый, хороший по улице Чапаева 3, там, где у меня и были Пальма, а потом и Полкан) В конце двора стояла уборная. Так называемое удобство во дворе с выгребной ямой. Как-то раз мы с Аликом, моим братом, который на пять лет старше меня, услышали щенячий писк. При обследовании двора, Алик определил, что в выгребной яме нужника барахтаются щенки, ещё слепые, как оказалось. Как они там оказались знает только тот, кто это сделал. И Б-г ему судья. Чтобы достать их оттуда, была проделана операция по спасению. А именно. Брат держал меня за ноги и опускал головой в эту выгребную яму, а я доставал щенят по одному. Запах ещё тот, но чувства брезгливости я не помню. Был только мальчишеский азарт спасателей. Щенков вытащил я не менее десяти. Потом мы их поместили за сараем-времянкой в ящиках из-под яблок, устланных тряпками, и стали выхаживать втайне от родителей. Нам удалось выходить всех слепых щенят, без потерь. Но щенки подросли и в одно прекрасное утро, родители увидели, что по двору уверенно бегают с щенячьим восторгом и чувством хозяев двора десяток хорошеньких собачат. Не вникая в подробности, папа приказал чтобы и духа их собачьего здесь не было. А с папой Алик спорить боялся, так как папа всегда был с ним крут на расправу. (Алик всегда делал всё по своему и папа вынужден был держать его в строгости, что ему так и не удалось). И вот началась операция по распределению наших питомцев. Мы сумели разными способами распределить всех щенят и остался только один нераспределённый щенок, который и остался у нас. Он и стал Трусишкой. С ним и связан один из моих детских ужасов. Травма на всю жизнь. В городке бегало много бродячих собак. Городские власти руками «Гицулей», работников по очистке, (почти как в «Собачьем сердце») занимались отловом. Самая ненавистная профессия из всех в наших ребячьих глазах.  Когда это удавалось, смельчаки - ребята открывали тюрьму -телегу и собаки разбегались. Это была вражда добра со злом. Поэтому на одного из ребят, разъярённый собаколов тоже однажды накинули петлю, когда тот подбирался к телеге. У них были свои способы отлова. Длинная палка с петлёй, которую они ловко набрасывали на приманенных жертв. Потом, поймав, их забрасывали в громадный ящик-телегу. В телегу была запряжена невольная участница этой инквизиции, облезлая кляча. Так как моя трусишка бегала без ошейника, то и она попадала под категорию беспризорных собак. И надо же было горю случиться, чтобы случайно на моих глазах, вдалеке, я увидел, как изловили Трусишку. Им удалось надеть ей ошейник из которого она не выскочила. Я стоял в оцепенении, не способный ни тронуться с места, ни кричать. Помню этот спазм в горле. Это был шок, но я ещё не знал этого слова. Мне было лет семь-восемь… Собак увозили в неизвестном мне направлении. Но, как поговаривали люди, добром это не кончалось… Этот детский тихий ужас тоже со мной.
04.04.20г.


Рецензии