Опрокинут на скатерть хрустальный бокал...

Опрокинут на скатерть хрустальный бокал
И вино растеклось словно пятнами крови.
Шумный ливень в окно беспрерывно стучал.
Ты молчала, насупив воздушные брови.

Ты была не из тех, кто устроит скандал
И зайдётся в истошном бессмысленном крике.
Твой мужской склад ума я всегда уважал
И характер Богини - решительной Ники.

Глаз зелёных чертовски огонь полыхал,
Крепко сжались надменные алые губы.
Никого я прекраснее в гневе не знал
Той, кого не испортили медные трубы.

Поначалу я мучился и ревновал.
Мне казалось, что крыльям не хватит размаха.
Но с тобою единственной я улетал –
Становилась отважною робкая птаха.

В гонке сил я, наверное, не рассчитал,
Чтобы ровно дышать, полагаться и верить.
Столько дров, а точнее лесов наломал -
Кубометров не хватит их точно измерить.

Сдав позиции после бесславно сбежал.
Думал, если уйти, станет легче, отпустит.
И ходил сам не свой, безнадёжно скучал,
Поддаваясь нешуточной давящей грусти.

Нерв натянутый без сожаленья порвал,
Как во время концерта струну Паганини.
Я без наших полётов и стычек устал
И с другой через сон бормочу твоё имя.

К тихой гавани я добровольно пристал,
Отсидеться стараясь от нового шторма,
Где добычу на корм из руки променял,
Будто это и вправду предельная норма.

На песке беззаботно под солнцем лежал,
Грел, слабея, упругость терявшее тело.
И однажды, не выдержав, отдых прервал -
За грудиной настолько в разлуке болело.

Как дворовый пацан, схлопотавший фингал,
Я стоял перед дверью повинно, убого.
Невозможно представить, что я испытал,
Вновь увидев твой профиль так близко с порога.

Шлейф фруктовых духов сквозь меня проникал.
Ты впустила к себе с чуть заметной улыбкой.
Не отвергнутый, я с сожаленьем признал,
Что уход был постыдной смертельной ошибкой.

…Опрокинут на скатерть хрустальный бокал.
Он не лопнул, а только ударился звонко.
Я напротив, любя каждый жест, наблюдал
За обидчивой рыжей в веснушках девчонкой.