Трёхпалый хам витийствует с экрана...

1

Трёхпалый хам витийствует с экрана.
Листки речей тасует словно карты
краплёные. Своим косноязычьем
бравируя, изжогой мучимый величья,
отрыгивает фразу он за фразой,
который год всё ботая по фене
благих намерений, раденья о потомках.
В запале красноречья любит он
хватить ребром ладони воздух голый,
пужнуть секир-башкою пустоту.
А после, извиняясь, как крестом
страдальческой улыбкой осениться,
чтоб видел весь народ-электорат,
как тёрны реформатора язвят
зело его похмельное чело.


2

Ежевечерне ставят нас в известность,
куда изволил он переместиться
в пространстве; с кем обременился
склерозным лобызаньем; что изрёк
за подписью из недр глубокомыслья.
На сон грядущий жаждут в нас развеять
и тень сомнений о его здоровье:
непредсказуем, деятелен, бодр!
А в подтвержденье лицезреть пожалте
Уимблдон кремлёвского разлива:
каков приём, подача какова!
Не откажи в доверьи, обыватель,
экрану и породистому спорту.
Другие времена: прямолинейно
уж не швыряют городошных бит.


3

Жаль; всё ж порой так хочется узнать
о бытии беспримесную новость,-
как то - о спившемся мильонном Иванове;
каков он был по жизни, юбиляр,
в быту, в семье, при фарте, на безрыбьи?
И кто есть тот стотысячный Петров,
что в гараже втихую удавился?
Благополучный с виду, как он смог
бездарно жизнью так распорядиться?
А энный Сидоров, за дозу замочивший
жену Петрова с сыном Иванова,
зачем не скажет он о перспективах,
альтернативах, мягких переходах
чего-нибудь в нибудь-чего ещё,
вхожденьях безболезненных в ту дверь,
что на стене то там, то сям малюют?


4

Батыр нахрапа, витязь похвальбы,
полпред подлога, кукушонок чести,
король мышиный, скипетром держащий
свой хвост, на рельсы порывающийся лечь,
на те пути запасные, где наш
давно уж бронепоезд не стоит.
Рукою в дирижёрском кураже
музыке в такт водитель, знает он
куда теперь нам следует потти,
священным воздухом дарованной свободы
на марше надувая пузыри
жевательной резины. Подогнать
сюда немедля транспортное средство!-
он молвит речь, он обнажит нам суть
происходящего, рот в рот вдохнёт надежду,
и сложит сагу о людском терпеньи,
в печёнку веру вгонит глубоко!
А то терзаться призовёт вопросом:
зачем отцы-пустынники смиренно
в бомжи идут, а девы непорочны
валят толпой бесстыже на панель?
А на десерт на пне или капоте,
на бочке из-под сельди, на броне
черкнёт указ-другой; гордиев узел
уездного масштаба принародно
разрубит молодецки. И отбыв,
забытую в запарке, прямо с борта
на местность десантирует наличность.
Таков он есть, тот, кем закончим мы
второе от Христого рождества;-
шалун с пиротехническим уклоном,
тот, в чьей манере - выдернуть чеку
и ждать чем кончится; авось, да ничего.