Библейской осени хочу, мифотворящей...

Библейской осени хочу, мифотворящей
и, мне сдаётся, ведают о том:
клён, гордо скифским золотом горящий,
и утро, огнедышащим кустом
рябины терпкое, и одичалый стебель,
прошедший полпути в небытие,
и, сажи хлопьями, грачи в нависшем небе,
взрывающие граем забытье
нив свёрстанных. Люблю тебя, прибой,
с древесных куп низринутых корпускул,
и мускус прели, пестующей мускул
ещё несмелой поросли грибной!
А мой костёр: он тем и ждан и чаян
у кромки рощи, стянутой тропой,
что, горький, в антологию печали
дым его вхож летучею строкой.
Сокрыть пытаясь письмена распада,
огонь сжимает в свиток бересту,
снопами искр взметает ввысь листву
с ветвей, за век продлённый свой в награду.
Напитан воздух тягой перелёта
и, пристальный, перебирает взгляд
то вешку убыли, а то - убытья ноту,
как будто кем-то начисто изъят
из обращенья моцартовский гений,
а встречный путник, что угрюм лицом,
зачем он - в чёрном в этот день осенний?
Не реквиема ль явлен мне истцом?