Имя на поэтической поверке. Яков Хелемский

   Яков Хелемский, поэт-фронтовик, прозаик, переводчик.
Жизнь поэта, начавшаяся накануне Первой мировой войны, охватила целую эпоху, в которой уместился весь СССР.

 Его творческая деятельность в русской литературе продолжалась более 70-ти лет.

  Яков Александрович (Айзикович) Хелемский родился 31 января 1914 года в городе Васильков, Киевской области.

  Детство и раннюю юность провёл в Киеве. В начале тридцатых годов переехал в Москву, работал в редакциях столичных газет, «Пионерская правда» и «Комсомольская правда».

К тому времени он был уже известным поэтом, автором стихов, опубликованных во многих газетах и журналах. С 1-го января1940 года – сотрудник отдела литературы и искусства «Комсомольской правды».

Всю войну Яков Александрович был в штате редакции, разделяя с товарищами нелёгкие военные дни. Был военным журналистом, не понаслышке знавшим, что такое передовая.

Участник Освободительного похода Красной Армии в Западную Белоруссию в сентябре 1939 года, Советско-Финляндской войны 1939-1940 годов и Великой Отечественной войны.

Перед Великой Отечественной войной, Яков Александрович Хелемский работал в редакции «Комсомольской правды» и учился в ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории), который из-за войны не окончил.

Ушёл на фронт добровольцем, хотя имел освобождение от службы в Армии, в качестве военного корреспондента прошёл путь от Ельца до Кенигсберга.

 В самый тяжёлый момент войны 1942 года, Яков Хелемский вступил в коммунистическую партию.

В 1944-ом году было сообщение  о подвиге 18-ти летней комсомолки, казашки, Алии Молдагуловой, которой посмертно  присвоили звание Героя Советского Союза и наградили орденом Ленина.

Яков Хелемский, откликнулся на этот подвиг юной девушки, поэмой: «Сердце Лии», которое было опубликовано во многих газетах. Вот отрывок из поэмы:

 «Бушует зелёное русское лето
В озёрном краю возле станции Насва.
Здесь мужеством Лии все травы согреты,
И каждый цветок её именем назван.
У старой траншеи, где Лия боролась,
Из трудной земли пробивается колос,
И лён растелился ковром синеватым
В лощине, где Лия метала гранаты.
И хвоя шумит в том лесу, где впервые
По мшистым тропинкам шагала засаду
Отважная Лия, упорная Лия,
Казахская девушка, дочь Ленинграда».

  Алия Нурмухамбетовна Молдагулова родилась 25 октября 1925 года в ауле Булак, Актюбинской области.
 Ещё ребёнком потеряла родителей.

Мать девочки погибла во время нелегального сбора зёрен на колхозном поле во время голода, так как отец не жил с семьёй, преследовался властями, как потомок бая, но, тем не менее, не арестовывался и в тюрьме не сидел.

С восьми лет Алия жила в Алма-Ате в семье дяди Аубакира Молдагулова. В 1935 году дядя Аубакир поступил в Воннно-транспортную академию.

 Семья Молдагуровых вместе с Алией переехала в Ленинград.
Через несколько лет они переехали в Москву, куда была переведена академия.

Осенью 1939 года дядя, по просьбе Алии, которая не захотела уезжать с Ленинграда, устроил 14-летнюю Алию в детский дом №46 Ленинграда.

В детском доме Алия чувствовала себя очень хорошо и свободно, как в своей родной семье.

Одноклассники её уважали за серьёзность, любознательность. Она охотно помогала отстающим ребятам. Разъясняла непонятное, ей хотелось, чтобы класс был на первом месте.

В сентябре 1940 года за отличную учёбу и активное участие в общественной жизни, Алию наградили путёвкой во Всесоюзный пионерский лагерь – Артек.

Алия не прерывала своих связей с Родиной, всегда жила воспоминаниями о родном отце, о дяде Аубакире, тете Сапуре, любимых племянниках.

Очень часто она бралась за перо и писала им письма.

В то же время она любила прекрасный город – Ленинград, старалась как можно больше узнать о его памятниках, дворцах и сокровищах искусства, мечтала стать студенткой и войти в двери величественного храма науки.

8-го сентября 1941 года началась блокада Ленинграда. Над Невой появились вражеские самолёты.

   Алия была в числе тех, кто пытался спасти любимый город от вражеских бомбардировок, часами дежурила на крышах домов, с риском для жизни тушила так называемые «зажигалки», оказывала помощь и отдавала свой последний кусок хлеба малышам из детского дома.

  В марте 1942 года вместе с детским домом была вывезена из осаждённого Ленинграда в село Вятское Ярославской области.

По окончанию 7-го класса Вятской средней школы, Алия поступает в Рыбинский авиационный техникум, но через три месяца подала заявление в РККА с просьбой отправитьеё на фронт.

21-го декабря 1942 года Алия Молдагулова была официально отчислена из числа учащихся техникума в связи с уходом на фронт.

В мае 1943 года в Москве была создана Центральная женская школа снайперской подготовки. Алию Молдагулову определили в первый набор.

23 февраля 1943 года девушки-курсантки приняли воинскую присягу.

В июле 1943 года Алия вместе с несколькими своими подругами-однокурсницами была направлена снайпером в 54-ю стрелковую бригаду (22-я армия, 2-ой Прибалтийский фронт).

В июне 1943 года Алия Молдагулова с командой снайперов прибыла на передовые позиции Северо-Западного фронта.

Здесь, на фронте, открылись новые удивительные черты вчерашней школьницы.

 Она умела быть разной: ловкой и осторожной, стремительной и храброй, иногда безудержно весёлой и задорной, даже в момент смертельной опасности.

Могла, оцепенев, лежать часами на морозе, леденящем ветру и не отрывая глаз от оптического прицела, чтобы выследить фашиста.

Могла вдруг подняться над окопом и с юношеской беспечностью, будто забыв про смерть, будто играя в «солдатики», подсвистнуть и выкрикнуть:

«Эй! Фриц, покажись!».
 
В ходе прохождения военной службы Алиёй был зафиксировано следующее происшествие.


В конце ноября 1943 года под городом Холмом батальон проводил разведку боем.

 Пятеро немецких солдат, заметив нескольких девушек-снайперов, идущих в их сторону по нейтральной полосе, устроили засаду.

Однако первой успела выстрелить Алия, ещё двух убили снайперы Зина и Надя, оставшихся солдат противника девушки под конвоем привели на командный пункт.

 За этот подвиг Алию Молдагулову командование представило к награждению высшим солдатским орденом «Славы».

На счету Алии Молдагуловой – к этому времени, было уже 78 уничтоженных солдат и офицеров противника.

  Батальон,в котором служила Алия получил приказ,12 января 1944 года, овладеть населёнными пунктами Щенайлово, Волгино, станцией Насва и деревней Казачиха.

Самые тяжёлые бои произошли за деревню Казачиха, которая была сильно укреплена немцами.

Положение осложнялось тем, что был убит командир роты, среди наших солдат началось замешательство.

И здесь опять ситуацию спасла Алия, которая, чтобы вдохновить бойцов, поднялась с окопа и, воскликнув: «Вперёд, товарищи!» - бросилась в атаку.

Солдаты, следуя её примеру, поднялись и прорвали оборону врага. Деревня была взята.

  Но Алия Молдагулова,была смертельно ранена и погибла в бою 14 января 1944 года, севернее города Новосокольники: будучи раненной в руку осколком мины, участвовала в рукопашном бою с немецкими солдатами, была вторично ранена немецким офицером, которого также уничтожила, вторая рана оказалась смертельной.

   Похоронена в деревне Монаково, Новосокольнического района.

   4-го июня 1944 года, посмертно, Алие Нурмухамбетовне Молдагуловой было присвоено звание Героя Советского Союза и награждена орденом Ленина.

  Именем Молдагуловой названы улицы, школы, судно ВМФ. В городах Москва, Алма-Ата, Астане, Актюбинске и на родине установлены памятники, в Казахстане создан балет «Алия».

   На месте гибели Алии Молдагуловой, в Новосокольниках построен мемориальный комплекс.

   Благодаря Якову Хелемскому, его поэме «Сердце Лии», о подвиге девушки с Казахстана узнала вся страна, её патриотизм служил достойным примером, для молодых защитников Родины.

   Яков Хелемский печатался с 1931 года и как поэт, и как прозаик. Первая книга его рассказов «Летучая арка» появилась в 1934 году, первый поэтический сборник «По Орловской земле» - в военном 1944 году.

   С 1945 года член Союза писателей СССР, впоследствии член редколлегии журнала «Знамя». В дальнейшем поэт выпустил около 20-ти лирических сборников.
Стихи и переводы Якова Хелемского печатались в журналах «Знамя», «Юность», «Новый мир», «Арион».

Яков Хелемский, автор многих популярных песен, среди них – «Пани Варшава», «Как делишки, старик», «Это вам, романтики», «Под нашими спортивными знамёнами», «Старые пилоты», «Привет Бухаресту», «Люблю я машины попутные».

Сотрудничал с композиторами: Матвей Блантер, Вано Мурадели, Борис Мокроусов, Эдуард Колмановский, Ян Френкель, Оскар Фельцман.

Большинство его песен исполнял Марк Бернес.

Примечательна история создания лирической песни «Когда поёт далёкий друг» - посвященной французскому актёру и певцу Иву Монтану.
 
  Написана поэтом-фронтовиком Яковом Хелемским и известным композитором Борисом Мокроусовым в 1956 году (год гастролей Ива Монтана в СССР) по просьбе исполнителя песен и киноактёра Марка Бернеса.
 
Песня была очень популярна в 50-е годы в нашей стране.

Впоследствии Ив Монтан также исполнял её с французским текстом на мокроусовскую мелодию.

  Яков Александрович много переводил на русский язык поэтов Украины, Польши и, особенно Белоруссии, что наглядно видно, благодаря его наградам:

-Заслуженный деятель культуры Белорусской ССР – 1968 год.

- Лауреат Государственной премии Якуба Коласа – 1980 год.

   Встретившись ещё на Брянском фронте с белорусскими поэтами:

Петрусем Бровкой, Максимом Танком, Аркадием Кулешовым, Пименом Панченко, Яков Хелемский сроднился с творчеством однополчан, сроднился настолько, что свою переводческую работу, посвятил, прежде всего, белорусской поэзии.

«Толмач, связной, перелагатель песен», он гордился благородной миссией переводчика, не отделяя её от собственного творчества.

Ведь он смолоду постиг, что переводческое искусство пролагает мосты между народами:

«…А я грузинам в русском переводе
Читаю белорусские стихи.
Из речи в речь певуче переходит
Знакомая мелодия строки».

  Характерное свойство Якова Хелемского – он переводит тех, кого любит, и любит тех, кого переводит.
Особенно доверительные, дружеские отношения, сложились у Якова Хелемского и Расула Гамзатова.

  Расул Гамзатов вспоминает, что в 1983 году, издательство «Советский писатель», предложило ему написать предисловие к однотомнику стихотворений Якова Хелемского. Книга была на 500 страниц.

  У меня в ту пору, как назло, говорит Расул Гамзатов, скопилось множество разнообразных и неотложных дел, каждая минута была на счету.

Но согласился я безоговорочно.

Потому что не нужно изыскивать особое время для того, чтобы произнести слово о человеке, чьи помыслы и дела тебе давно близки.

Не нужно долго собираться с мыслями для того, чтобы выразить своё отношение к другу.

Труднее их не высказать. Я знаю Якова Хелемского более тридцати лет. Вернувшись с фронта, он много ездил по стране. В пятидесятом году побывал и в моём родном Дагестане.

До этого я имел представление о поэте Якове Хелемском. С первых дней нашей встречи началось моё узнавание его человеческой сути.

А вместе с тем ближе и понятнее мне стала его поэзия – ведь натура художника неразрывно связана с тем, что он создаёт.

  Яков Хелемский похож на свои стихи, негромкие, но полные доброты и мудрости, лишённые внешних эффектов, но мастерски написанные.
 
Взять, для примера, выше сказанному, стихотворение посвящённое Расулу Гамзатову:

       ***

   Расулу Гамзатову.

Как истый горец, благороден,
Горяч и мудр, раним и смел,
Ты не по возрасту дороден
И рановато поседел

Но, верен молодости ранней,
Хоть изменился облик твой,
Ты звонкий груз наград и званий
Несёшь с беспечностью былой.

Был норовист и необуздан
Твой начинающий Пегас,
Но и объезженный искусством,
Не присмирел он, не погас.

Ты философствуешь и споришь,
Ведя застолье допоздна,
И, хоть порой бывает горечь
На дне беседы –  пьёшь до дна.

Твой лёгкий конь всё в той же силе,
Но знает силу седока.
Захочешь, - он расправит крылья
И вознесёт за облака.

Захочешь – высечет копытом
Земную искру из высот,
Поняв, какого он джигита
Над гулкой пропастью несёт.
1967 год.


   Через некоторое время Расул Гамзатов приехал на Рижское взморье, в писательский дом творчества Дубулты.
Вот, что говорит об этом периоде своей жизни сам Расул Гамзатов:

« Я работал тогда над поэмой «Разговор с отцом», испытывая тревожное чувство ответственности.

 В то же время я ощущал душевную приподнятость, осознавая некую торжественность момента.

В моей жизни происходило первостепенное событие – я отважился на разговор с ушедшим в вечность поэтом, наставником, другом, с моим прославленным родителем Гамзатом Цадаса (1877 – 1951).

И вот настал день, когда я дописал последнюю строфу. Возникло счастливое убеждение, что поэма состоялась.

Чувство удачи, не такое уж частое в  нашем деле, требует подтверждения. Здесь необходим человек,  вкусу которого веришь.

 В те часы мне было хорошо ещё и потому, что в Дубултах оказался Яков Хелемский. С ним я поделился своей радостью надёжно проверить себя.

Поэма пришлась Якову Александровичу по душе. Он изъявил согласие перевести «Разговор с отцом» на русский язык. Работали мы бок о бок.

 Яков углублялся в подстрочник, потом слушал, как звучит оригинал, стремясь постигнуть мелодику аварского стиха.

Эта работа по-настоящему сблизила нас.

   Александр Фадеев, которому вскоре довелось прочитать мою поэму, опубликованную на русском языке, в своём добром письме ко мне высоко отозвался и о работе Хелемского, поставив его в один ряд с признанными мастерами переводческого искусства.

Позже Яков Хелемский снова побывал в Дагестане.

 В разные годы он перевёл мои поэмы «В горах моё сердце», «Брат» и – «Остров женщин».

Я безотказно написал  сейчас об этом замечательном поэте, чья судьба воедино слита с судьбой его поколения.

Многие черты биографии Якова Хелемского совпадают с биографиями его ровесников. Одна черта – решающая: непосредственное участие в боях с фашистами.

  Вчистую забракованный медиками по состоянию здоровья – низкого зрения, поэт всеми правдами и неправдами добился назначения в действующую армию.

 В качестве военного корреспондента фронтовой газет «На разгром врага» и «Суворовец», он прошёл вместе с нашими частями весь путь до окончательного победного рубежа».

За свой ратный, самоотверженный труд Яков Александрович был удостоен наградами:

   - орден Красной Звезды – 1942 год.

   - орден Отечественной войны II степени, дважды,1945 и 1985 год.
   - медалью «За победу над Германией».

Ещё, будучи киевским школьником, Яков, посещал студию стиха, которой руководил Николай Ушаков.

 Переехав в Москву, поэт стал учеником и другом Михаила Светлова и Павла Антокольского.

В конце войны он подружился с Ильёй Сельвинским.
 
Эти выдающиеся поэты стояли у истоков творчества Якова Хелемского, заботились о его таланте, принимали участие в судьбе молодого поэта.

Мастера многое дали ему,
 у одного из них он воспринял афористичность и лаконизм, у другого – мягкую ироническую улыбку, у третьего – чеканку стиха и вкус к истории.

А у всех вместе – стремление быть самим собой.

Мы  в долгу друг перед другом. И, увы, не всегда успеваем вернуть долг, воздать должное воспитателям, друзьям, близким людям.

Многие поэты запоздало сетуют – ритм сегодняшней жизни, всяческие срочные дела, к сожалению, мешают найти время…

Яков Хелемский свято относился к долгу.
 
Он находил время для того, чтобы искренне поведать о старших друзьях, составляющих гордость нашей культуры:

       ***

    Ярославу Смелякову.

Да, недотрогой ты не слыл, я знаю.
Шёл напролом тернистою тропой.
Характер твой – не мёд. Но он изваян
Такою же нелёгкою судьбой.

Ты отвергаешь ханжескую святость,
Но веришь в совесть. И она чиста.
Мне по душе такая угловатость,
Которая по сути – прямота.

Она – в строке, звучащей непреложно,
Она – в сердитой реплике твоей.
С другими легче.
                Но с тобой – надёжней.
С другими проще.
                Но с тобой – верней.

Какая б там ни выпадала участь,
Ты на уступку моде не идёшь.
И мне твоя правдивая колючесть
Нужней, чем обходительная ложь.
1966 год.

   Однажды, оказавшись в далёкой Гвинее, только что добившейся независимости, поэт  избегает прямых слов о событиях.

  Но, любуясь статной африканкой, несущей на голове корзину с плодами, а за плечами двух своих малышей, он замечает:

«И даже за спиной у ней не прошлое, а будущее с ясными глазами».

Емкость образов, безошибочность зрения, экономное расходования поэтических средств, а отсюда и афористичность фразы, боль, никогда не переходящая в крик, - всё это существенные особенности поэзии Якова Хелемского.

  По воспоминаниям знавших Якова Хелемского, «его отличала удивительная, просто из 19-го века интеллигентность», что чувствуется при чтении его лирики:

       «Мятлев».

Остаться можно в памяти людской
Не циклами стихов и не томами прозы,
А лишь одной-единственной строкой:
«Как хороши, как свежи были розы!»
1966 год.

  Сын Якова Хелемского – Александр, родился в 1943 году, математик, доктор физико-математических наук, автор популярных книг по истории Британии.

  Поэт-фронтовик Яков Александрович Хелемский, прожил долгую творческую жизнь, оставив после себя: великолепные стихи и популярные песни, замечательные переводы произведений авторов из союзных республик.

   Скончался Яков Хелемский 6 сентября 2003 года, в возрасте 89 лет.
Похоронен на новом Донском кладбище Москвы.

Надеюсь и хочу верить, стихи поэта-фронтовика Якова Александровича Хелемского, придутся по душе любителям российской поэзии, открывшим это имя для себя  впервые.

Из поэтического наследия Якова Хелемского.

       «Блиндаж».

Здесь, под бревенчатым накатом,
Нехитрый фронтовой уют.
Солдаты, скинув масхалаты,
Портянки сушат и поют.

Вот стол почти что настоящий,
Хоть и шатается слегка, -
Пять кирпичей, патронный ящик
И поперечная доска.

Буханка хлеба, горсть махорки,
Коптилка, каша в котелке,
Вода в брезентовом ведёрке,
Три автомата в уголке.

Здесь пахнет дружбой, о которой
Красивых слов не говорят, -
Она на снеговых просторах
Огнём проверена стократ.

Пусть в эти мартовские ночки
С пургою борется весна,
Печурка из трофейной бочки
Здесь накалилась докрасна.

Пусть рядом смерть и пули свищут,
Ночных ракет тревожен свет,
Друзья, надёжнее жилища
На свете не было и нет.

Толкачёво-на-Оке
Фронт,март 1942 год.

       ***

Никогда в этом городе не было пыли,
Лишь цветочной пыльцою лицо овевало.
Здесь водою днепровскою улицы мыли,
Да и ныне до блеска промыты кварталы.

Отчего же родной ветерок Приднепровья
Осыпает прохожего яростной пылью
И песчинки, пропахшие дымом и кровью,
Мне забили гортань и глаза ослепили?

Это ветер прошёл по обугленным стенам,
Обметая золу на пожарищах старых.
Он клубится Крещатика пеплом священным,
Душным прахом, летящим из Бабьего Яра.

Если вы под листвою пахучих каштанов
В этом городе горе былое забыли,
Вам напомнят о нём, обдавая нежданно,
Безутешное облако пепла и пыли.
1945 год.

       ***

Добрых слов недоброе значенье
Вдруг всплывает из недавних лет.
Патрули кричат соседям:
                - Свет! -
Требуя сплошного затемненья.

- Воздух! –
                Мы  застигнуты в пути.
«Виллис» прячем под листвой, в сторонке.
В ближней, гарью пахнущей воронке
Мы спешим укрытие найти.

- Тишина…-
            тревожится комбат.
Холодок окопного рассвета.
Враг за речкой. Там как будто спят.
Отчего молчат? К чему бы это?

…Горькая осушена баклага.
Всю до дна испили мы войну,
Чтобы снова ощутить, как благо,
Воздух, свет, земную тишину.

1947 год.

       ***

Поэты фронтового поколения.
Прошедшие дорогами утрат,
Не знали вы ни праздничных эстрад,
Ни девичьего поклонения.

Не в Лужниках читать вам довелось,
Не в ярко освещенной телестудии,
А в блиндаже, в лесу, объятом стужею,
В теплушке, продуваемой насквозь.

Но, не тушуясь и не горячась,
Мои незаменимые товарищи,
Вы внемлете поэтам подрастающим,
Парням, преуспевающим сейчас.

С подмостков удаль выказать свою
Спешат они, порой аншлаги делая.
И вам, что были храбрыми в бою,
Отнюдь не чужды их дебюты смелые.
1965 год.

       «Астапово».

             Лев Толстой.

На станции глухой, в чужой постели
Лежит мудрец, отчаянный беглец.
Всё  угасает в отходящем теле,
Великому сознанию конец.

Уже не слышит он, почти не дышит,
Но и под пеплом теплится строка
И что-то пишет, пишет, пишет, пишет
Натруженная старая рука.

На станции глухой, в дому чужом,
Как по листу заветному, бывало,
Всё водит он по кромке одеяла
Незримым, нескончаемым пером.
1975 год.

       «Чаплин».

В который раз я хохочу и плачу:
До коликов потешный, налегке
Идёт беспечный классик неудачи
В худых штанах и мятом котелке.

Он движется вприпрыжку на экране,
Нелепо врозь расставлены носки.
Извечен смех, который жжёт и ранит
Больней и неожиданней тоски.

И рвётся лента старая. И в сотнях
Знакомых кадров, давних и немых,
Мелодия метаний безысходных
Звучит, не умолкая ни на миг.

…Он шёл – бульварных скамей обитатель,
Всегда во всём предчувствуя провал,
Золоторотец, золотоискатель,
Циркач, бродяга – кем он не бывал!

Срываясь вниз, опять взбираясь кверху,
Метлой судьбы безжалостно гоним,
Он из боксёра превращался в клерка
И дальше шёл, и горе шло за ним.

Он выбирал профессию любую,
Всегда велик и бесконечно мал.
И, провожая девушку слепую,
Рокфеллером себя изображал.

А время мчится. Как давно он ищет
Пристанища, и дружбы, и добра!
В трущобах и на свежих пепелищах
Игра его,как в юности, щедра.

А время мчится. По следам горячим
Идёт и он, привычный ко всему.
И вот опять смеёмся мы, и плачем,
И бурно аплодируем ему.

Он по холсту немому  целый вечер
Всё с той же тростью мечется опять.
Спешит за счастьем храбрый человечек
И снова тщетно силится догнать.
1939-1940 год.

       Елене Аксельрод.

       «Посвящение».

Мне незнакомы ни иврит, ни идиш –
Месторожденье было таково,
Я сызмала – очередной подкидыш
В славянский мир и в языки его.

Мне жаль, что отчих говоров не знаю,
Так вышло. Не стыжусь и не горжусь,
Мне выпала лингвистика иная –
Россия, Украина, Беларусь.

       ***

   Памяти Александра Яшина.

Зной и ветер. Синева и хмурь.
Лето. А дожди идут осенние.
Может, всё из-за магнитных бурь?
Может, очень злое излучение?

Есть примета – високосный год…
Вот опять ровесника утратили.
Словно беспощадный артналёт
Вновь обрушен давним неприятелем.

Что примета! Верь в неё, не верь,
Как поверить в эту гибель раннюю?
Всё больней немирный счёт потерь,
Каждое прямое попадание.

Провожаем сверстника. Скорбим.
Говорим: - Солдатом был воистину!
Жил тревожно. Был необходим.
И любил и умирал воинственно.

Он любил Бобришный свой угор,
И стихи, и правду, пусть колючую,
И грешил, безгрешным не в укор,
Сроду не ища благополучия.

Был неровен. Чуткий и крутой,
Схожий с этим летом, неустроенный,
Обжигал нелёгкой добротой
И дружил и покорял по-своему.

Покорял, как вологодский бор,
Северной отходчивой суровостью.
К Юг-реке, на тихий свой угор
Он вернулся со спокойной совестью.
1968 год.

       ***

Что делать? Люблю, словно в юности ранней:
С трудом дожидаюсь коротких свиданий,
Стою под часами в условленном месте,
Целую тебя в полутёмном подъезде,
В ночной электричке лечу задыхаясь,
На сутки, как будто навеки прощаюсь.
При встрече – ликую, в разлуке – тоскую,
За что обречён я на муку такую?
Не девочка ты, да и я уж не молод,
А всё-таки душу не выстудил холод:
Как в прежние годы, горю – не сгораю,
Пылаю, подвластен, то аду, то раю.
Тревожно и молодо я существую,
Как жадно я пью эту воду живую,
Люблю неустанно, не зная покоя.
За что же мне выпало счастье такое?
1957 год.

       ***

   Памяти Марка Бернеса.

Когда лежал он в клубном зале,
Невозвратим, смертельно нем,
Не марши скорбные звучали,
А песни, памятные всем.

И, просветляя нашу горесть,
Преображая мрачный зал,
Живой, но приглушённый голос
Всё теплился, не угасал.

Я вспоминал в минуту эту
Всей дружбы нашей долгий срок,
Мои стихи, что им напеты
Среди других знакомых строк.

И вот он канул в даль такую,
Откуда еле слышен звук.
Теперь о нём сказать могу я:
«Когда поёт далёкий друг…».

Далёкий?
          Но за смутной гранью
Шла фонограмма, сохранив
Волненья близкое дыханье,
Задумчивый речитатив.

И вторил, долетевший сверху,
Осенний журавлиный клик.
Артиста скромное бессмертье
Уже рождалось в этот миг.

1969-1970 год.