***

Жестокость свойственна созданиям прекрасным.
Дитя. Старик. Иль женщина… Иль муж
на твою душу позарятся взглядом страстным,
Как Дэвид Фаррагут на Батон Руж.

И кислотой на сердце то, что трепетно внемлело,
Как перед змеем мышь в предсмертные коны,
Сжигая грёзы через гущу тела,
Нас буду истреблять. Сердечные умы

Нас будут бить плетьми предупрежденья
По нашим по наивнейшим спинам.
Запустят безысходности коренья
В надежды почву. Быть бурам.


Боль.

За что прекрасные созданья
Мне любят приносить столько много боли?
Словно цветы в холодном увяданьи
Не принимают света солнечного в поле.

Куда же делась жажда искренности, чувств?
Давно ль решает всё жестокий пафос
С харизмой ? - «Мир будет уныл и пуст!»
Я отвечал — погрузится он в хаос.

Он, впрочем, в хаосе уже довольно долго:
Сошел с ума творение природы — человек.
Для меня чувства — для древлян княгиня Ольга.
Я понимаю, что родился не в тот век,

А в век жестокости, страданий и насилья.
В век, где вся искренность повязла в небытье.
И вся надежда остаётся, что в разврате и бессильи
Не доведётся утонуть, глубоком, мне.

Но толпы вижу я людей,
Что в этом плавать неспособны,
Что, как и я, в сей век негодны,
Ах, что ж вы не раскроете своих очей!..








***

Что есть разум светлый
Пред чувств глубокою трясиной?..
Лишь свет его, столь блеклый
Мелькает по дороге длинной…

..дороге из страданий и печали,
Что освещает лишь разумных мыслей свет.
Увы, в такой кромешной дали
Поймать того свеченья — смысла нет.

И остаётся лишь плестись в порыве этом,
Который резко так слепил глаза.
В порыве, что терялся где-то,
Но возвращался завсегда.
 
Жестокий мир! Меня в своё забвенье
Ты поглотил, как озеро туман.
Как жаль, что я повёлся на влеченье,
Хоть знал, что ждёт в конце обман…


Запасной.

О, где же вы, друзья?
Те, кем я упивался и любил.
Вы все променяли меня,
Как иссохшую банку чернил.

Но я не иссох! Я здесь и я жив!
Я с вами — но вы не со мной.
Вы с теми, кто больше понятен, не крив,
Утёрли глаза лишь моею душой.

Пытался во всём я помочь вам, как мог,
Взамен не прося ничего.
Но резки удары размашистых ног
По лику нутра раздались моего.

Но наступил тот час, кок обратились вы
За помощью моей, моим виденьем.
Вам отказав законно, получил, увы,
«Синдром повышенного самомнения»





Друг

Где ты был, когда я умирал?
Когда падал под ударами врагов.
Когда мой дух был жалок, мал -
Где был освободитель от оков?

Тебя устал искать, забыл,
Который календарь уж поменял.
И, извиваясь со всех сил,
К другим твоего лика маску примерял.

Глубокий океан души
Не переплыл доселе мой Колумб.
А моряки те, что сейчас у глубины -
Хладного безразличия опухший труп.

Уж сколько раз твердил себе:
«Ты одинок будешь навек!»
Мне нет покоя на земле.
Пропащий, жалкий человек.


Зачем мне ирокез?

В тиши ночной, часа, примерно, в два,
Мной тёрли пол четыре отморозка.
Ведь ирокез мой, и с боков еще листва
В них пробудили злобы отголоски.

Лёжа в крови я думал: - «А зачем?
Ну правда, ну зачем мне ирокез?
С его присутствием не перестану быть никем -
Собой останусь, с ним, ну или без.»

И лишь мелькнула мысль эта
Чрез проходящий головы с ногою бой:
«По повелению дрянного всего света,
Сбрив ирокез — я перестану быть собой.»

Я так прожил, через костей хрустящих трели,
И я уверен, мне прожить так много лет.
Но зубы жёлтые к асфальту полетели,
Как только я достал кастет…





Воск
С балкона вид оценивал, курил,
Пока холодный дождик с неба крапал.
Рядом свеча стояла, ветер выл,
А воск всё капал, капал, капал…

Вдруг вспомнил,как меня крестили:
Я не хотел, попа за рясу хапал,
Отбросив от себя религию на мили.
А воск всё капал, капал, капал…

И вспомнил, как писал стихи,
И как тетрадный лист пером царапал,
Свечёй светив все те мазки.
А воск всё капал, капал, капал…

Представил, как друзья мои
(Хотя моих друзей — как кот наплакал)
На гроб роняют слезы, сквозь свечу, свои.
А воск всё капал, капал, капал…




***

Обертональное несчастье!
С рожденья первый день не задался;.
Не обладаешь над собою властью,
Сомнению подводишь всё и вся.

И автобиография, что ты
Писал чернилами, что сам лишь видел,
Пестрит страницами, которые пусты.
Которые ты сам возненавидел.

И уже поздно что-либо черкать,
Марать чернилами прекрасный манекен.
Смотря на небо — главное не врать,
Что ты когда-то был никем,

Ведь ты был всем, но хватку растерял,
Не сделал, что хотел, а потерял лишь цели.
Ведь жизнь — до гроба с колыбели интервал
Таким, как ты, живущим в манекене.

Ты — жалкая фигурка из набора «Лего»:
Натянута улыбка, чистый вид.
И голова пуста, как шар из снега,
И одинакова, такой ты индивид.




Монстры под кроватью.

Монстры под твоей кроватью
Не дают тебе уснуть.
Но хочу тебе сказать я,
Что не в монстрах суть.

Они тебе могут и рюмку налить,
Могут поджечь сигарету.
Могут сериальчик с тобой пропустить
Или взорвать по штакету.

Они умудряются вместо тебя
Забить на все важные встречи.
Но ты не подумай, они же любя
Хотят твой покой обеспечить.

Они лицемерят, хамят всем и лгут -
Как крайние мрази себя ведут.
Употребляют всё то, что не надо,
К тебе обернулось всё это задом.

И только от них убегают друзья,
Товарищи смело бросают.
И думаешь ты: - «Но ведь это не я:
Себя я таким не считаю...»

Они крепко тянут петлю с потолка,
Всё рушат: надежды, мечты.
Пока не спустилась вдоль вены рука,
Пойми то, что монстр — лишь ты.




***

Рассуждения безумного в тиши
Молчание умов под звон телеканалов.
Дверь герметичная пред фибрами души:
Эта душа под тяжестью стонала.

Летом опавшая листва лесов
Заполонила сад пустых надежд.
Терновыми те стали из кустов,
Что были неизвестны для невежд.

Оксидом стал металла бывший блеск,
Что некогда ужасный скрежет издавал,
Шедевры делая. Антенны тихий треск
Здесь заменил прекрасный мадригал.

И с прахом здесь уже на «ты»
Вся та былая гордость говорит.
И, кажется, что сбылись те мечты,
Но труд упорный здесь уж позабыт…


Мой Сёпукку

Со спокойствием самурая
Буду наносить шрамы на своё тело.
Превозмогая боль и страх.
Не снаружи, но внутри сгорая.

И если тело — мой храм,
Что должен я хранить, как реликвию,
То буду я Варгом Викернесом -
Выжгу его, превратив в прах.

Плеснёт кровь на деревянный пол,
Окропив алым цветом иссохшие доски.
И капли дождя намочат тело
Некогда бывшего храма разума.