Горячий снег

  По одноимённому роману Юрия Бондарева.


Взлетела вверх немецкая ракета,
Рёв “юнкерсов” навис над головой.
– Сыпь, лейтенант, из моего кисета! –
– Уханов, мне бы котелок с водой! –

От взрыва бомбы вздрогнула станица,
У Чибисова в страхе сжался рот:
– О, хоть бы не сюда! Глянь, смерть кружится!
Осколками прицелы разобьёт! –

– Уханов! Слушай... Нужно снять прицелы!
Ты – к первому, а я сниму второй. –
– К нам, лейтенант! – Чубариков, все целы? –
– У нас разведчик, раненый и злой! –

– Связь есть с Дроздовским, вызывай комбата! –
– Связь есть! Товарищ лейтенант! Вас, вас! –
– Связался? Кузнецов у аппарата! –
– К нам танки! Где находишься сейчас?

– Потери есть? Орудия все к бою!
Всё ходят "юнкерсы" по головам,
У Давлатяна вывели из строя
Орудие. Упорно лезут к нам! –

– К нам вышел раненый разведчик бравый! –
– Немедленно отправь его ко мне! –
Тут Кузнецов, взглянув внезапно вправо,
Увидел танки в снежной целине.

– К орудиям! Расчёт, готовь снаряды!
Готовить бронебойные! Быстрей! –
Он Сергуненкова увидел сзади:
– Разведчика несите в штаб скорей! –

Всё явственнее слышен гул моторов,
Видны зигзаги танков по степи.
Уже не слышно лязганье затворов,
Осталось метров девятьсот: “Терпи”!

“Ещё бы подождать, я всё сумею”!
“Огонь”! – приказывает вам комбат.
“Заранее откроем батарею,
Нас разобьют, раздавят, как котят”!

Едва подумал, вспыхнуло зарницей
Орудие, раскрылся Давлатян.
Семь танков вышли в сторону позиций,
Вокруг него – разрывов океан.

Орудие исчезло в дым тумана.
– Никак, накрыло наших целиком! –
“Зачем же он открыл огонь так рано”?
“Пора накрыть их залповым огнём”!

– Взвод! Взвод! Прицел двенадцать, бронебойным!
По танкам справа, целить в головной! –
Ударили соседи залпом стройным.
“Огонь”! “Огонь”! – звучало над рекой.

Огонь в ответ. Дымились две воронки,
А весь расчет упал на огневой.
Вибрировали гулко перепонки
И Евстигнеев трясся головой.

Чубариков подполз: “Что, оглушило”?
Он струйку крови вытер рукавом.
Всех подняла неведомая сила:
– Всем встать! Всем встать! К орудию! Подъём!

Врезаясь, шёл по краю обороны
Механизированный мощный клин.
Прямой наводкой жгли дивизионы
Десятки танков, боевых машин.

Ближайшие два танка в объективе.
– Быстрее, Евстигнеев! Бей, под срез! –
Расчёт стрелял в безудержном порыве,
В неистовом единстве слился весь.

Крича, наваливался на станины:
– Танк головной горит, ему – конец! –
В азарте боя распрямлялись спины:
– Так! Евстигнеев! Так! Ай, молодец! –

Танк, позади дымящейся машины,
Манёвром влево сделал поворот.
Вблизи сверкнул огнём оскал звериный.
– Чубариков! Не ждать! Огонь, расчёт! –

Раздался залп, как будто ниоткуда,
Два выстрела орудия подряд.
Стреляли от Уханова, оттуда.
Танк взрыв сотряс, толкнул его назад.

Над степью стало всё вокруг кровавым,
Машины вытянулись косяком.
– На нашей батарее танки справа!
На Давлатяна лезут напролом! –

– Огонь! Огонь по головному танку!
Чубариков, я к ним бегу туда! –
“Чего они затеяли молчанку”?
– Ты остаёшься за меня тогда! –

Он мчал к орудиям второго взвода
И чувствовал морозец на щеках,
Хрипя, с размаху выбежал из хода,
Увидев груды тел в пяти шагах.

Здесь были, видимо, ещё живые –
В окопе Кузнецов услышал стон.
Касымова глаза почти слепые:
– Сестра, жить буду! Я ещё силён! –

К орудию поднять пытался тело.
Двоих увидев, крикнул Кузнецов:
– Ты, Зоя, заряжай! Я – у прицела!
Снаряд! – Над ним раздался танка рёв.

Его ударило со страшной силой,
Откинуло назад взрывной волной.
– Что миленький? Что лейтенант? Что милый? –
Вблизи валил из танка дым густой.

Второй немецкий танк стоял вплотную,
В сплошном дыму, с опущенным стволом.
– Я жив, отбил атаку лобовую.
Ты, Зоя, ранена? – Он встал с трудом.

С посеченной осколками спиною,
С промокшим окровавленным бинтом,
Уткнувшись в рыхлый бруствер головою,
Лежал Касымов рядом вниз лицом.

“Стрелять”! – Он встал к орудию, как пьяный:
– Стрелять по танкам! В эту степь, в кресты! –
Стрелял, ловил в прицел их неустанно:
– Ты, Зоя, здесь? В землянку уходи! –

Накатник был пробит осколком. “Гады”! –
Он трясся, от бессилия трясло.
Выскакивало пламя из-за чада.
“Бьёт, сволочь, самоходка, как назло”!

Танк на Чубарикова шёл тараном,
Подмяв расчёт, взорвался на ходу,
Столб пламени поднялся вверх фонтаном.
– Уханов, прегради им путь к мосту!

– В землянку, Зоя! Уходи отсюда!
А я к Уханову сейчас бегом! –
– Быть может быть спасло кого-то чудо?
К Чубарикову я!  – вскочив рывком.

К нему – Дроздовский быстрыми скачками:
– Стой, Кузнецов, назад! Отходишь? Cтой! –
С ним Сергуненков, Рубин мчат рывками,
Ныряя в снежной целине степной.

Они вбежали все на огневую,
Упали на колени под щитом.
– Накатник уничтожен подчистую,
Убит расчёт, танк я подбил потом!

– Стреляет самоходка из-за танка,
Отсюда – метров двести пятьдесят,
Укрылась, по Уханову бьёт с фланга. –
– Взять, Сергуненков, парочку гранат!

– Вперёд – под гусеницы две гранаты!
Давай-ка подкрадись туда ползком! –
Он полз и полз, желанием объятый:
Достать коварный танк одним броском!

Встав, бросил первую гранату. “Мимо”!
Весь подобрался, вновь взмахнул рукой.
Ударил пулемёт неотвратимо.
Фигурка, падая, слилась с землёй.

Никто из них не мог сказать ни слова.
Лишь Кузнецова била дрожь внутри.
К Уханову решил бежать он снова:
– Сотри её с лица земли, сотри! –

– Снаряды, лейтенант! Пять штук осталось!
Снаряды, мать их так! Дай, лейтенант! –
Уханов весь горел свечой накала.
– Мы принесём с позиций их, сержант! –

 Под вечер кончились боеприпасы,
Стал отдаляться постепенно бой.
Вокруг горели пламенем каркасы
Машин, вблизи сгрудившихся толпой.

Уханов спал, тошнило Кузнецова,
Нечаев спал, уткнувшись в локоть лбом.
Зевал протяжно Чибисов – замковый,
Как будто бы молился перед сном.

– Уханов, слышишь? – Тот вздохнул устало,
На зарево уставил сонный взгляд:
– Жрать хочется, согреться бы сначала!
Эх, где-нибудь ещё найти снаряд! –

– Уханов, я пройду по батарее,
Быть может где-то ящики лежат. –
Он взял лопату, бросился к траншее:
– Пойдём к орудиям, поищем клад. –

– К Чубарикову мчим, пока затишье. –
Землёй завален полностью расчёт.
Снарядный ящик откопали в нише
И понесли к орудию вперёд.

Их встретил Чибисов: “Фриц бьёт из хаты”!
– Уханов, надо их засечь с утра!
Фашистами мы с двух сторон прижаты,
Нас обошли у этого бугра. –

В землянке Зоя, Рубин и Нечаев
Теснились около огня втроём:
– Ну, слава Богу, дождались хозяев! –
– В гостях посты проверили кругом!

– А ну ка, принимай трофеи, братцы!
Наш кок о нас страдает по тылам.
Небось хотите кушать, домочадцы?
Буханку хлеба делим пополам. –

– Вам, лейтенант, письмо от Давлатяна! –
Он взял: “Там, в гимнастёрке адреса,
Ты после вытащи их из кармана
И маме напиши про небеса”.

– Как он? Я к Давлатяну, Зоя, с вами! –
– Очнётся, спрашивает, жив ли ты. –
Вдруг полыхнули взрывы над домами
И Чибисова крик из темноты.

Вновь выстрел в третий раз из карабина:
– Убил его! Бежал, кричал: “Я, свой”!
Он шлем надел, я думал, что вражина! –
– Наш, славянин! Похоже, что живой! –

– За Зоей, Рубин! – Дайте фляжку с ромом! –
Уханов в рот влил несколько глотков.
– Вконец замерз. Натрём мы снежным комом! –
– Там, двое наших в балке у кустов!

– В воронке с ними важный немец пленный,
Отсюда, братцы, метров восемьсот. –
У Кузнецова план созрел мгновенно:
– Уханов, с нами Чибисов пойдёт! –

Мелькнули на свету два силуэта,
Дроздовский, Голованов мчат вдвоём:
– Кто он? – Разведка наша до рассвета
Поймала фрица в балке за бугром! –

– Связистов, Голованов, мне живее,
Даю на всё пятнадцать вам минут
И сообщите лично в штаб скорее! –
– Комбат, мы всё уже решили тут! –

– Где раненый? – Раздался голос Зои,
Вкатился с нею Рубин ездовой.
– Уханов, Рубин, Чибисов, все трое,
Гранаты, автоматы и за мной! –

– Стой, Чибисов! Зачем пульнул, папаша?
Ты ранен в руку? Так назад мотай!
Тебя на ужин ждёт в окопе каша,
Котлеты, музыка и каравай! –

– Отправил, лейтенант, его не жалко! –
Они бежали к цели прямиком.
Вот наконец и показалась балка.
– Уханов, ты узнай, мы подождём! –

Они лежали, слившись с тишиною.
– Всё нет, как провалился он куда! –
Вдруг спереди услышали: “За мною!
Сюда, товарищ лейтенант! Сюда”!

Внизу, на дне, разведчик в маскхалате
Лежал на немце в шапке меховой,
Вцепившись в офицера в мёртвом хвате,
Замёрзший весь, с простреленной ногой.

– Чего же он не снял шинель с бульдога,
Фашиста согревал своим теплом?! –
– Уханов, я не вижу с ним второго?
Нашёл пустую кобуру с ремнём. –

– Эй, парень, отпусти же руки, слышишь? –
Уханов еле разодрал тела:
– Спускаются в воронку наши, тише!
С тремя Дроздовский, мать их принесла! –

Скатившись вниз, он был весь разогретым:
– Разведчик, где второй? Где он? Где он?
Должны быть в балке двое с немцем этим?!
Найти! Он где-то, здесь, я убеждён! –

– Кузнечик, родненький! Жив? Слава Богу! –
– Уханов, Зоя, цел и я здоров!
Разведчик только сильно ранен в ногу,
Расчёт давно его нести готов!

– Мы с Рубиным осмотрим всё в округе,
А вы его несите вчетвером! –
Дроздовский потемнел весь от натуги:
– Пока ты не найдешь, мы не уйдём! –

Уханов встал, фашиста пнул ногою:
– Комбат, всю правду знаешь о себе? –
Шепнул ему: “Ты думай головою,
Мы на войне сейчас, а не в избе”!

Дроздовский взмыл и прокричал на скате:
– Связисты, пленного тащить за мной! –
Тут Кузнецова голос хрипловатый:
– Назад! Разведчика – наверх с собой!

– Уханов, поведёшь ты с Зоей фрица!
Вперёд, Уханов. Осторожней там.
Знай, ничего, здесь, с нами не случится!
Найдём, придём за вами попятам! –

– Товарищ лейтенант стреляют сзади! –
– Скорей бежим на помощь, Рубин, к ним.
Ты посиди пока вот здесь в засаде,
Сейчас гранатой немцев угостим! –

Уханов тут же встретил у завала:
– К комбату, к Зое, лейтенант, беги!
Связиста я послал, да толку мало! –
“Что с ней? Порвал бы гадов на куски”!

В снегу лежала Зоя в луже крови.
Связист навстречу: “Очередь в живот.
Остался нам бросок двухсотметровый,
А тут вблизи ударил пулемёт”!

Он нёс её с комбатом на шинели,
Его трясло, лишь думал об одном:
– Она погибла, мы же уцелели. –
Нечаев встретил с каменным лицом.

Её перенесли на плащ-палатку.
Взглянув, он бросил автомат к ногам,
Упав на бруствер, застонал в перчатку,
Прижав к дрожащим сомкнутым губам.

Тянуло лютым холодом с востока,
Насквозь его пронизывал мороз.
Впервые в жизни плакал одиноко,
Стал снег горячим от горючих слёз.