Имя на поэтической поверке. Вадим Шефнер

   Вадим Сергеевич Шефнер был выдающимся советским литератором. Он умел писать всё-поэзию, классическую прозу, фантастику, прошёл путь фронтового журналиста.

  Через творчество Вадима Шефнера, уроженца Санкт-Петербурга, красной нитью проходит образ города, в котором он родился, защищал в годы войны.

  Вадим Шефнер родился 12 января 1915 года. Биография началась в санях, по пути из Кронштадта в Петроград – мать везли в родильный дом, но не успели.

  Дед Вадима Сергеевича, Алексей Карлович Шефнер, командовал военным транспортом «Манджур», на Тихом океане и был адмиралом флота и основатель порта и города Владивосток, в его честь назван дальневосточный мыс у города Находка и улица во Владивостоке.

 Сергей Алексеевич Шефнер, отец, был пехотинцем, выпускником Пажеского корпуса, затем офицером царской армии.

   Когда в стране грянула революция, Сергей Шефнер стал военным специалистом в Красной армии.

   Дед по линии матери, Евгении Владимировны фон Линдстрем, был вице-адмиралом.
 Стало быть, Вадим Сергеевич был внуком двух адмиралов российского флота.

Мать Вадима была лютеранкой, отец – православным,  мальчика также крестили в православном храме.

   Детство Вадим провёл на Шестой линии Васильевского острова, одной из самых красивых улиц города.

Когда после революции в Петрограде начались перебои с продуктами, Евгения Владимировна увезла сына к няне, в деревню Тверской губернии.

 Об этом времени поэт почти ничего не помнил – только русскую печь и уют избы.

   В 1921 году мать с сыном уехали в Старую Руссу, где служил отец Вадима Шефнера, когда отец скончался от туберкулёза, мальчик какое-то время жил в детском доме – мать устроилась туда работать воспитательницей.

 Что было для Вадима самым мучительным в детстве?
Пожалуй, две мысли, навязчиво сверлившие мозг.

 Одна – о еде: и в Петрограде, и в провинциальном детском доме о том, как одолеть голод, и дети, и взрослые помышляли денно и нощно.
И другая мысль – о тепле.

 «На все мои ранние жизненные впечатления, - признавался Вадим Сергеевич,  - накладывалось ощущение озноба, тоски по теплу – не по душевному, а по самому обыкновенному, печному».

          «Петроград».

Подворотен сырые своды
И травинки между камней,
Госпитальные пароходы –
Петроград моих детских дней.

Хитрой памятью упакован
Этот город в цветной туман,
В золотую фольгу былого,
В сказок  розовый целлофан.

Но припомню дни голодовки,
Холод, сгустки декабрьской мглы –
Из рождественской упаковки
Выпирают его углы.

Выпирают событий рёбра
Сквозь уюта тонкий жирок…
Петроград, ты был очень добрым,
Но счастливым ты быть не мог.

  И кто знает, говорил Вадим Сергеевич, проведи я свои детские годы в сытости, тепле и холе, не получи я того жёсткого тренажа – смог ли бы я выдержать голод и холод ленинградской блокады?

В Петроград к тому времени уже ставший Ленинградом, семья вернулась только в 1924 году.

  Мама Вадима много времени уделяла чтению, знала наизусть огромное количество стихов.

   Любовь к художественному слову поэт, по собственному признанию, унаследовал от неё.
Хотя в детстве серьёзной поэзии у него не получалось – вместо этого Вадим писал хулиганские стишки. А в шестом классе даже написал песню скабрезного содержания.

   После окончания школы поступать в вуз не решился, попадал в категорию «лишенцев».

 «Во всех анкетах тех времён был вопрос о социальном положении,  - рассказывал Вадим Сергеевич, и он всегда писал: из дворян.

 И могу сказать, что чрезмерно больших неприятностей по этому пункту не имел, хотя и опасался их, ибо знал, что у родственников и знакомых они были, особенно после убийства Кирова1-го декабря, в 1934 году.

  По плану НКВД по Ленинградской области в течении одного месяца, в ответ на убийство Кирова, было выселено 5-ть тысяч семей бывших дворян и тому подобных «бывших людей».

С 28 февраля по 27 марта 1935 года было отправлено в ссылку 11 072 человека (4833 глав и 6239 членов семей), в том числе бывших князей – 67, графов – 44, баронов – 106, бывших офицеров императорской и белой армии – 1177, священников – 218.

   С 1-го апреля 1935 года началась новая операция, в ходе которой было выселено ещё 5100 семей (22 511 человек).

  Позднее до 15 июня 1935 года за пределы Ленинградской погранзоны было выселено свыше 8-ми тысяч человек, так называемый «Кировский поток».
А меня как говорится, Бог миловал…».

  Причина сей благодати, по словам писателя, была такая: он как «дворянский отпрыск» смолоду приобщился к физическому труду, работал и на заводе, и на стройке, в результате чего даже дали справку, получил в 1933 году, подтверждающую, что гражданин Шефнер В.С. принадлежит к рабочему сословию и в списках лишенцев не состоит.

  Лишенец – неофициальное название гражданина  РСФСР, лишённого избирательных прав в 1916-1936годы согласно Конституции РСФСР 1918 и 1925 годов.

Права голоса были лишены торговцы, посредники -43,3% от числа избирателей, затем священники и монахи 15, 2%, бывшие царские офицеры 9%.

Совершеннолетние (свыше 18 лет) члены семей лишенцев также не имели права голоса, таковых было 6, 4%.

  Лишенцы не могли получать высшее образование, часто лишались права проживать в Москве и Ленинграде, а также вернуться в то место где были арестованы.

Лишенцы не имели возможности занимать ответственные должности, а равно быть заседателем в народном суде, защитником на суде, поручителем, опекуном.

Они не имели права получать пенсию и пособие по безработице, им не позволялось вступать в профсоюзы.

Лишенцам не выдавались продуктовые карточки, либо выдавались по самой низкой категории. Напротив, налоги и прочие платежи для «лишенцев» были существенно выше, чем для остальных граждан.

   В 20-ые годы началась кампания по выселению лишенцев из коммунальных квартир, а также исключение детей из школ. Детям «лишенцев» было крайне трудно получить образование выше начального.

То есть формально не запрещалось учиться в школе и даже в ВУЗАХ, но при этом заявлялось, что на всех мест не хватает, и поэтому советская власть в первую очередь будет обеспечивать возможность образования для детей трудящихся, а дети эксплуататоров – в последнюю очередь.

Вместо призыва в армию сыновья «лишенцев» записывались в так называемое «тыловое обеспечение».

Конституция 1937 года предоставляла избирательные права всему населению.

   В советских анкетах, заполняемых при приёме на работу, сохранился пункт «лишался ли права голоса, когда и за что».

    Так как до 1-го января 1961 года действовал пункт «д» статьи  20 УК РСФСР 1926 года и аналогичные статьи УК союзных республик, устанавливающие что поражение политических и отдельных прав гражданина может применяться судами как мера социальной защиты по отношению к преступникам.

  Число «лишенцев достигало 30-50% избирателей. Списки лишенных избирательных прав, составлялись в местных – уездных, волостных и городских – исполкомах.

 Атмосфера того времени была напряжённой, и хорошо что Вадим Шефнер заранее побеспокоился и сумел получить справку, что принадлежит к рабочему сословию и в списках «лишенцев» не числится.

Получить образование молодой человек решил по системе ФЗУ, фабрично-заводского ученичества, таких в шутку называли «фабзайцами».

   Закончив обучение в керамической группе комбината им. Менделеева, Вадим устроился на завод «Пролетарий» кочегаром по обжигу фарфора и начал писать первые серьёзные стихи.

До высшего образования поэт добрался только в 1935 году, когда поступил в Ленинградский университет на рабфак.

  До войны Вадим Шефнер успел сменить немало рабочих мест: преподавал физкультуру, работал в литейном цехе, подносил кирпичи на стройке, выдавал в библиотеке книги.

Первая публикация Вадима Шефнера состоялась в 1933 году – одно из его стихотворений опубликовали в заводской  многотиражной газете.

   Во время учёбы в университете юноша посещал литературную группу при газете «Смена», был членом «Молодого объединения» Союза писателей в Ленинграде.

Регулярные публикации начались в 1936 году – сначала в газетах, затем – в солидных журналах.

  После приёма в Союз писателей в 1940 году, был издан первый самостоятельный сборник стихов Вадима Шефнера - «Светлый берег».

Когда началась война, Вадим Сергеевич написал на второй день стихотворение :  «Верим в победу!» и долгое время поэту было не до стихов:

       «Верим в победу!».

Против нас полки сосредоточив,
Враг напал на мирную страну.
Белой ночью, самой белой ночью
Начал эту чёрную войну!

Только хочет он или не хочет,
А своё получит от войны:
Скоро даже дни, не только ночи,
Станут, станут для него черны!
23 июня 1941 года.

   Вадим Шефнер нёс службу, часовым, в батальоне аэродромного обеспечения, осаждённого Ленинграда, хотя до войны имел «белый билет» из-за слепоты на один глаз.

  Так как служба в обеспечение аэродрома не подразумевала прямого боевого взаимодействия, норму питания урезали: в ноябре рядовой Шефнер В.С. получал, согласно блокадной нормы 300 грамм хлеба в сутки.

   При учёте морозов первой блокадной зимы, это привело к сёрьёзному истощению.
Позже об этом в полушутливой форме упомянет в сборнике «Стихи из Лахты» его друг Виктор Фёдотов:

Велению Музы подшефный,
В душе пересилив себя,
Поэт лирический Шефнер
В землянке варил воробья».

   К поэту вдохновение вернулось после кратковременного  лечения в госпитале, в 1942 году, когда Вадима Сергеевича назначили сотрудником армейской газеты «Знамя победы».

Вспоминая тяжёлые, первые дни войны Вадим Шефнер напишет стихотворение:

«Осенью сорок первого».

Память, минувшее унаследуй,
Помни сентябрь сорок первого года!
Друг мой, не веровавший в победу,
Жизнь за Отчизну бесстрашно отдал.

Это теперь незрячим и зрячим
Видно сквозь годы, что в отдаленье
Май сорок пятого нам замаячил
В дни самых горестных отступлений.

Ну а тогда не каждый, не всякий
Верил, что злую силу осилим, -
Но, не колеблясь, в час контратаки
Жизнь был готов отдать за Россию.

Память людская, всё унаследуй, -
Помни о тех, кто  давней порою
Просто за Родину, не за победу,
Пали смертью героев.

   Работа со словом дала толчок поэтическому творчеству, и в итоге вторая книга: «Защита», вышла в Ленинграде 1943 года, в разгар блокады.

Великую Отечественную войну Вадим Шефнер окончил в звании старшего лейтенанта. В 1945 году вступил в члены ВКП (б).

   Всю жизнь почтительно  вспоминал Вадим Шефнер, с гордостью, своих предков, память, об которых простирается в глубь веков.

Он не однажды сообщал, что с «парусных» времён» многие из них служили в русском военном флоте, и вот, читая выдержки из послужных списков, донесений и официальных документов в «комментариях к метрике» в его мемуарной повести:

   «Имя для птицы, или Чаепитие на жёлтой веранде», можно воочию убедиться не только в достоверности шефнеровских семейных преданий, но и в том, что интерес к прошлому, ощущение себя органическим звеном в цепи поколений, наконец преданность Петербургу и любовь к России были, что называется, впитаны поэтом и писателем с молоком матери.

  В самом деле, много ли найдётся старожилов, способных похвастать рукописной фамильной книгой, где хронологические записи ведутся – шутка сказать! – с 1728 года?
А ведь Шефнеры переселились в Россию из Прибалтики ещё раньше, ещё до Петра Великого. И Линдестремы, выходцы из Швеции, предки поэта по материнской линии, обосновались в Петербурге в ХVII веке.

  С той поры кораблестроители, военные инженеры, лейб-медики, флотоводцы,, гвардейские пехотные офицеры значатся в шефнеровском роду, и деяния их на пользу российского государства заслуживают добрых слов: достаточно назвать Алексея Карловича Шефнера, деда поэта, волею судьбы попавшего в число славных основателей Владивостока и заработавшего на карте мира мыс своего имени…

Город Владивосток основан 2-го июля 1860 года, как военный пост.

Транспорт Сибирской флотилии «Манджур, под командованием капитан-лейтенанта, будущего адмирала, Шефнера А.К., доставил в бухту Золотой Рог воинское подразделение для основания военного поста, который теперь уже официально получил название Владивосток.

Надо сказать, в царское время, в документах национальность не писали, а только вероисповедание, в данном случае, у родных Вадима Сергеевича: «Православное».

Тем не менее, в конце 1940 годов, в жизни поэта наступили сложные времена, в период борьбы с космополитизмом, на поэта набросились критики, приняв немецкую фамилию за еврейскую.

Если с дворянским титулом, на заре советской власти, как-то обошлось, Бог действительно миловал, то на пути литературном Вадим Шефнер, быстро столкнулся и с подозрительностью, и с предвзятостью.

«Неприятности подстерегали меня, - говорил он в интервью – с другой стороны и в другое время: когда я был уже профессиональным литератором, человеком, прошедшим войну и блокаду.

   Антисемитская кампания борьбы с  «космополитизмом», каким-то образом коснулась и меня. Очевидно, из-за «иностранной» фамилии. Или кому-то померещилось какое-то иное её происхождение.

Сыграло свою роль  и печально известное постановление 1946 года, ударившее отнюдь не только по тем, кто был  в нём непосредственно поименован.

   Ленинград – символический город, в нём Анна Ахматова была кумиром интеллигенции, а Михаил Зощенко – кумиром простого народа.

   Напомним, 14 августа 1946 года в постановлении ЦК ВКП (б), было сказано, что журналы «Звезда» и «Ленинград» помещают на своих страницах «преимущественно бессодержательные, низкопробные литературные материалы, проникнутые духом низкопоклонства по отношению ко всему иностранному», всячески популяризируют произведения «типичной представительности чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии Ахматовой» и «такого пошляка и поддонка литературы» как Зощенко.

Постановление ЦК обязывало редакцию журнала «Звезда» «обеспечить высокий идейный и художественный уровень, прекратив доступ в печать произведений Ахматовой, Зощенко и им подобных».

Журнал «Ленинград» был закрыт, Ахматову и Зощенко исключили из Союза писателей СССР.

  Когда Ольга Берггольц пыталась изменить ситуацию, ей ведь тоже попало.

Ей попало за «потерю бдительности и прославление безыдейных писаний Ахматовой»
Ей попало и за то, что, когда Ахматову в 1946 году после постановления лишили хлебных карточек, Ольга Берггольц носила ей еду.

И ей сказали, что это ей может дорого стоить. На что Ольга Берггольц, пережившая блокаду, сказала:

«А я не знала, что у революции есть такая кара – голодная смерть!».
 После этого, Ольгу Берггольц перестали печатать.

  Вадим Шефнер рассказывал, что в то время, одна из газет с явным осуждением назвала меня подражателем Гейне, Пастернака и Багрицкого.
Другая писала, что мои стихи воспринимаются «как нечто чуждое и враждебное духу нашего народа и времени».

Справиться с давлением, Вадиму Сергеевичу помогали поддержка друзей, семьи и стойкость воспитанная войной и блокадой.

  С женой Екатериной Григорьевной поэт познакомился во время войны, в 1942 году, а в 1946 году родился сын Дмитрий. Супруги прожили вместе до смерти женщины в 2000 году.

  Да, дорого достались Вадиму Сергеевичу Шефнеру верность родовому имени.

 Но эта, же верность, унаследованные от предков постоянство характера и врожденное чувство собственного достоинства дали ему силы выстоять вопреки самым страшным историческим обстоятельствам.

«Быть самим собой, быть верным себе» - этот нравственный принцип, эту «позицию души» Вадим Шефнер отстаивал всегда – и в жизни, и в творчестве.
С 1956 года, общественный  климат в стране, после ХХ съезда изменился.

   Вадим Шефнер много публикуется, книги выходят регулярно. В его творчестве присутствовали как стихи, так и проза.

   Поэзия Вадима Сергеевича была очень разноплановой – от коротких лирических зарисовок вроде «Середины марта» до идеалистической философии – стихотворение «Слово», является ярким примером этого стиля:

«Словом можно убить, словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести.
Словом можно продать, и предать, и купить,
Слово можно в разящий свинец перелить».

Эти строки, написанные в 1956 году, прежде всего, похожи на манифест поэта, декларацию собственного отношения к слову в любом его проявлении.

Несмотря на воинственный атеизм СССР, Вадим Шефнер не боялся поднимать в стихах библейскую тематику – это ярко иллюстрирует стихотворение «Лилит», посвящённое фигуре первой жены Адама.

  Помимо классической прозы, в позднем творчестве Вадима Сергеевича нашлось место и для фантастики.

Среди успешных произведений в этом жанре можно назвать наиболее гуманистическую повесть «Лачуга должника» и сборник коротких рассказов «Сказки для умных».
В 2018 году, по «Лачуге должника», режиссёр Александр Котт снял мини-сериал.
Библиография: книги Вадима Шефнера:

  -«Светлый берег» -1940год.
  -«Защита» -1943год.
  - «Пригород» -1946 год.
  - «Нежданный день» -1958год.
  - «Стихи о Ленинграде» -1967год.
  - «Сторона отправления» -1979 год.
  - «Ночная ласточка» -1991 год.
  - «Лачуга должника» -1994 год.
  - «Сказки для умных» -1995 год.
  - «Архитектура огня» -1997 год.
  -«Бархатный путь» -1999 год.
  - «Девушка у обрыва» -2002 год.

  Из списка выпуска книг по годам, видно, что с 1946 по 1958 год, книги у Вадима Шефнера не публиковались, из-за подозрительности, в атмосфере антисемитской истерии ,что поэт скрывает, кто он на самом деле.

За свою долгую жизнь Вадим Шефнер получил заслуженно много премий и наград:
- два ордена Отечественной войны 2-ой степени- 1945, 1985 год.

  - орден Трудового Красного Знамени – 1975 год.
  - орден Дружбы народов -1984 год.
  - орден Красной  Звезды -1944 год.
  - орден Знак Почёта1967 год.
  - медаль «За оборону Ленинграда».
  - медаль «За победу над Германией».
  - государственная премия РСФСР имени М.Горького-1985 год за книгу стихов «Годы и   миги» 1983 год.
  -Пушкинская премия 1997 год.
  - премия «Странник» в номинации «Паладин Фантастики»-1999 год.
  - премия «Аэлита» 2000 год.

   Под конец жизни Вадим Сергеевич практически потерял зрение и редко выходил из дома. Скончался Вадим Шефнер 5 января 2002 года в Санкт-Петербурге на 87 году жизни.

Гражданская панихида не было проведена – на этом поэт настаивал при жизни.

   Похоронен на Кузьмоловском кладбище, рядом с женой.
На вертикальном памятнике выбито стихотворение Вадима Шефнера:
 

Смерть не так уж страшна и зловеща.
Окончательной гибели нет:
Все явленья, и люди, и вещи
Оставляют незыблемый свет.
  Распадаясь на микрочастицы
  Жизнь минувшая не умерла, -
  И когда-то умершая птицы
  Пролетают сквозь наши тела.
      Мчатся древние лошади в мыле
      По асфальту ночных автострад,
      И деревья, что срублены были,
      Над твоим изголовьем шумят.
            Мир пронизан минувшим. Он вечен,
            С каждым днём он богаче стократ.
            В нём живут наши давние встречи,
            И погасшие звёзды горят.
Вадим Шефнер.

 В память о Вадиме Сергеевиче Шефнере, на намывной части Васильевского острова есть улица имени Вадима Шефнера.

Из поэтического наследия Вадима Шефнера.

       «Ночь в гостинице».

Гостиничные номера.
Стандартная койка и стол…
Отринута вся мишура,
Ты гол пред собой как сокол.

Захочешь – окно отвори,
Над городом крылья проверь,
А хочешь – летай и пари
Над будущей жизнью твоей.

Куря и вверяясь мечте,
От койки шагай до стола,
Свободен в ночной тесноте,
Как пуля в канале ствола.

             «Личный враг».
Не наживай дурных приятелей –
Уж лучше заведи врага:
Он постоянней и внимательней,
Его направленность строга.

 Он учит зоркости и ясности –
И вот ты обретаешь дар
В час непредвиденной опасности
Платить ударом за удар.

Но в мире и такое видано:
Добром становится беда,
Порою к дружбе неожиданно
Приводит честная вражда.

Не бойся жизни, но внимательно
Свою дорогу огляди.
Не наживай дурных приятелей –
Врага уж лучше заведи.

       «Невзгоды».

Бывает – жизнь поранит и обманет,
Но ты преодолей свою печаль.
Пусть светится окно твоё в тумане –
Назло судьбе ты свет не выключай.

Ты верь в свою удачу-недотрогу,
На твой огонь она придёт в свой час.

Чтобы для счастья проторить дорогу,
Порой невзгоды посещают нас.

       Грешники».

В грехах мы все – как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят – ты мне не брат,
Не друг мне и не сосед.

Я был в беде – как рыба в воде,
Я понял закон простой:
Там грешник приходит на помощь, где
Отвёртывается святой.

       «Опала».

Накоплен веком горький опыт,
Прямой опасен разговор.
Наоборот прочтите ропот –
И обозначится топор.

Но кроме смерти, есть опала,
И от неё не жди добра:
Кого она к рукам прибрала –
Как бы казнён без топора.

Из мира, где царят и судят,
Она ведёт в подвальный мрак,
В мир еле теплящихся судеб,
В мир приживалок и собак.

Она тебя загонит в угол,
Огонь погасит дотемна,
Она теперь твоя подруга,
Твоя владычица она.

       ***

Ни справочников, ни программ
Судьба не издаёт;
Она вовек не скажет нам,
Что нас в дальнейшем ждёт.

Ей, равнодушной, просто лень
В известность ставить нас,
Что нам сулит грядущий день,
Что будет через час.

Ты сам лепи свою судьбу
Из глины бытия!
Тебе, пока ты не в гробу,
Подвластна жизнь твоя.

О будущем гадалки лгут,
Примет правдивых – нет, -
И только долгий, честный труд
На всё даёт ответ.

       ***

Не пиши для всех, -
Не взойдёт посев,
И напрасен твой будет труд.
Для себя пиши,
Для своей души, -
И тогда тебя все поймут.

       ***

Ругают ли критики люто
Иль хвалят, впадая в экстаз, -
Стихи наши твёрдой валютой
Становятся лишь после нас.

С годами – без лести, без блата,
Строга, неподкупно груба –
На медь, серебро и на злато
Всё рассортирует судьба.

       ***

Бывало, дрожь берёт от стужи,
От голода – хоть волком вой, -
Но я-то знал: бывает хуже;
Мне плохо – значит, я живой.

С тех пор немало лет я прожил,
И на судьбину не ропщу;
Плохого не ищу в хорошем,
В плохом хорошего ищу.

       «Строгий бык».

«Ты будешь съеден и забыт», -
Быку сказал прохожий.
А бык в ответ ему мычит:
«Ты будешь съеден тоже.

Мудрец ты или идиот
Богат ты или беден, -
Когда настанет твой черёд,
Ты тоже будешь съеден.

К тебе, не постучавшись в дверь,
Придёт мадам Кончита;
Для посещения, поверь,
Отыщется причина.

И вот тогда, и вот тогда
Свершится дело злое, -
Ты будешь съеден навсегда
Огнём или землёю.

Обоих нас на все века
Забудет мирозданье…
Пока, товарищ мой, пока –
До скорого съеданья!».

         ***
  "Налегай на весло, неудачник!
Мы с тобою давно решены, -
Жизнь похожа на школьный задачник.
Где в конце все ответы даны.

Но ещё до последней страницы
Не дошли мы, не скрылись во мгле.
И поют нам весенние птицы
Точно так же, как всем на земле.

И пока нас последним отливом
Не утянет на тёмное дно,
Нам не меньше, чем самым счастливым,
От земли и от неба дано".


       «Память о сорок первом».

О, рассвет после ночи бессонной,
И трава в оловянной росе,
И шлагбаум, как нож, занесённый
Над шершавою шеей шоссе!..

Мы шагаем – и головы клоним,
И знобит нас, и тянет ко сну.
В дачном поезде, в мирном вагоне
Лейтенант нас привёз на войну.

Нам исход этой битвы неведом,
Неприятель всё рвётся вперёд.
Мой товарищ не встретит Победу,
Он за Родину завтра умрёт.

…Я старею, живу в настоящем,
Я неспешно к закату иду, -
Так зачем же мне снится всё чаще
Будто я – в сорок первом году?

Будто снова я молод, как прежде,
И друзья мои ходят в живых,
И ещё не венки, а надежды
Возлагает Отчизна на них…

       «Долгий дождь».

Дождь шумит, как дальний поезд,
Дождь летит на всех парах,
Он старается на совесть,
Он идёт во всех мирах.

Над могильными холмами,
Над причалами в порту,
Над родильными домами,
Над фиалками в цвету –

Всюду он, - и не укрыться,
Не податься никуда;
Города дрожат, как птицы,
Выпавшие из гнезда.

Он струится спозаранок,
Он навеки и везде.
Вся планета – полустанок,
Заблудившийся в дожде.