Эскадрон часть 4. Передышка

 Сельские   улицы   отсырели и теперь  резались  колёсами телег, полнились чавканьем копыт, окриками солдат, понуканием, ржанием усталых лошадей. Ездовой пулемётной тачанки Пётр Баринов распрягал лошадей возле ворот одного из крестьянских  домов.

-Ты чё не в духе сегодня, Петя?- спросил его товарищ по экипажу пулеметчик  Полунин.

-Тошно мне    стало  после  бойни под Воронежом, я на войне с 1916 года, много  смертей повидал,  но смотреть, как ты  косил  два дня назад пулемётом  таких же русских людей, как и мы,  было  не по себе.

-  Ты прав, друг,  нормальный человек к этому никогда  не привыкнет, но ведь есть и такие, что хуже зверей. В прошлом году под Борисоглебском была разгромлена и сдалась в плен наша нижегородская железная  дивизия.  Говорят, что солдаты перебили командиров и комиссаров и подняли белый флаг, слышал, что с ними  стало?

-Слышал, что будто всю дивизию белые расстреляли из пулемётов. Наша тамбовская маршевая  рота тоже месяц попала в плен к  кубанским казакам, ночью мы с  товарищем из Сосновки подкупили часового и бежали.

-Повезло вам, попали под хорошее настроение  казаку, для него получить хоть какой - то трофей  всегда лестно.

-Ну вот служу  у вас второй месяц и  ещё ни разу  не слышал, чтоб кто- то из будённовцев попал в плен.

-Не  будем зарекаться. Эх, сейчас бы на месячишко попросить отпускной билет, да закатиться  в свою Калугу,- стал вслух мечтать Полунин, - но отпуск можно получить только после серьёзного ранения.

-В прошлом году видел, как в одном санитарном  поезде идущего с германского фронта,  было много самораненых, в основном в левую руку. Интересно, нас сегодня будут кормить, или опять у хозяев будем милостыню просить?
-Сейчас узнаю у комэска.
-Узнай, а я напою лошадей, да и поищу им сена.

Где то вдали послышалась перестрелка, она становилась всё гуще и ожесточённей.   На западе, мглисто клубясь,    тащились к Дону тучи, всё предвещало  осадки.  Перестрелка стихала. Над чёрной кашей разбитых дорог и над замокшей унылостью  полей опускалась ещё одна ночь 1919 года.

Спать друзья расположились на сеновале. Укрывшись шинелями, слушали, как где - то рядом шумят  тополя, как дробно стучит по тесовой крыше осенний дождь. Он не утихал  до самого рассвета.

 Петр рассказывал о своей родине, о  родном селе Троицкая Дубрава, что лежит на берегу  Цны, о девушке Дарье из Перкино, с которой он успел познакомиться после  демобилизации с германского фронта. Друзья были молоды, одному стукнуло 21,  второму 22 года.

Вода в реке к утру поднялась и стала мутной, дороги раскисли. Переправу отложили на сутки. Войска  получили  временную передышку. Красноармейцами готовились, строили  ложные и настоящие переправы, а с правого берега Дона по ним стали бить   дальнобойные  орудия двух  вражеских  бронепоездов.

 Будённый уехал в Воронеж, и там из штаба корпуса, и по прямому проводу стал  просить в своё подчинение ещё одну кавдивизию, а заодно упорядочить снабжение его частей продовольствием, боеприпасами, медикаментами, денежным жалованьем.

-Перед нами 4 донской и 3 кубанский корпус и два стрелковых полка белых, - говорил он начальнику штаба южфронта Петину, -для гарантированного прорыва к железнодорожному узлу Касторная, нам нужно усиление.

-С туркестанского фронта в Липецк перебрасывается кавбригада,- отвечал Петин, - с её прибытием к вам на усиление двинутся две дивизии под началом К. Ворошилова. Приказ вашему корпусу отправлю  сегодня же шифром. О  снабжении сейчас сообщу в РВС южфрота.

Петин не обманул. На следующий день, рано утром Буденный  получил телеграмму Реввоенсовета Южфронта.

«Конкорпус, Буденному. [288]
Вверенный Вам корпус во всех отношениях подчинен исключительно Южному фронту. Вопрос о довольствии корпуса будет поставлен на должную высоту, о чем отдаю распоряжение начснабу и продкому Южного фронта. О денежном довольствии корпуса сделано распоряжение начснабу Южного фронта.

В 28 октября14-00, не дожидаясь подхода подкреплений, красные дивизии приступили к переправе.