Набатом бью в колокола! -3

НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА!

Трилогия

Книга первая

НЕ СМИРЁННЫЙ ЗАПРЕТОМ


Я ТОЛЬКО СЫН НАРОДА СВОЕГО...
 
Я только сын народа своего,
И мне вовек не будут безразличны
Роскошество дворцов его столичных
И бедность деревенская его.
 
Люблю, когда звенящий самолёт
Меня несёт в стремительном разбеге,
Но не претит и тряский ход телеги,
Когда она по колеям ползёт.
 
Люблю, когда, мерцая на бегу,
По осциллографу мелькают точки,
Но мне милы и скошенные строчки
Густой травы на заливном лугу...
 
Но не люблю, когда, как некий князь,
Работник управленческого типа
Врастает в стол,
как будто в землю глыба,
Всей сутью от народа отстранясь.
 
Так повелось, не знаю почему,
Но, сохраняя важность и породу,
Не он, как надо бы, идёт к народу,
А вновь и вновь
народ идёт к нему.
 
И гневно против этого всего
Я голос свой сегодня поднимаю,
Поскольку так я правду понимаю,
Поскольку сын народа своего.


В ТОМ ГОДУ

Не смирённый запретом
(Вот ведь страсть в рыбаке!),
Мой отец, что ни лето,
Пропадал на реке.

За седьмым поворотом
Вдоль некошеных трав
Проплывал он то с ботом,
То с сетями на сплав.

Тёплый сумрак сгущался,
Становилось темно,
И отец мой стучался
Бодрым стуком в окно.

Выбрать затемно сети
Помогал я отцу.
А наутро соседи
Собирались к крыльцу.

«Ай да Лёня, голубчик,
Будь подольше здоров!
Отпусти-ка на рубчик
Енисейских даров».

И в обмен на бумажки
По цене даровой
Свежей рыбы по чашке
Уносили с собой.

И приподнято, в духе,
Мой отец говорил:
«Вот и ладно, старуха!
Всех, как есть, накормил».

И, разгладив рублёвки,
Настроением креп:
«Вот тебе на обновки,
И на соль, и на хлеб».

И струился упруго,
Как на старом пруду,
Рыбный запах в округе
В том голодном году.


ТИХО СВЕТИТ ЛУНА...
 
Тихо светит луна
В отражении вод.
А вокруг тишина
Над полями плывёт.
 
И синеет гора
За сияньем речным,
И с отцом у костра
Мы сидим и сидим.
 
1954 г.