Родня

– Парад по телевизору –

На Красную Горку Надюша с родными ездила на кладбище. День был солнечный, но ветреный. Схватила она простуду, что переросла в жестокий бронхит и длительное лечение. А потому о шествии в Бессмертном Полку можно было даже не мечтать. Зато девушка со слезами на глазах смотрела на беЗкрайнее людское море с портретами солдат Великой Отечественной по телевизору. И такими все были родными, такими близкими... Камера то и дело выхватывала то одно лицо, то другое. И тут Надя похолодела. Под чёрно-белым портретом совсем незнакомого ей человека в форме, она увидела своего отца и брата, что отвечали журналистке на вопрос, который она задавала всем: "Кто на портрете и зачем Вы здесь?" Надя только отметила для себя, что были они помоложе и фамилия не их – не Чернышевы. Но как похожи, даже тембр голоса тот же... Но этого не может быть! Вся семья сейчас на параде в их заштатном городишке. И через час максимум будут дома есть пироги и смотреть фильм о войне – такова традиция в их семье.

Не найдя разумного объяснения произошедшему, девушка пошла на кухню, заварила чай, да так в раздумьях и провела время в ожидании семьи. Потом завертелась как-то в делах и разговорах, слушая рассказы кто был на параде, как всё было, и даже забыла о телерепортаже на время. Но в самый разгар семейного праздничного обеда взгляд её упал на портрет прадеда с наградами.
– Па, а у нас в Москве есть родственники? Кулешовы?
Борис весь напрягся, прожевал пирог, побелел, покраснел... Таким отца она отродясь не видала. Всегда сильный, уверенный, крепкий, весельчак и балагур, выглядел как двоечник перед директором школы.
– А ты откуда знаешь?
– По телеку увидела. Прям копия ты и Костик! – выпалила Надя и показала брату язык. Тот пихнул её ногой под столом, и вся семья уставилась на главу для разъяснений.
– Есть... Дело давнее. Теперь, наверное, можно уже...

– После войны –

Послевоенные годы были горше военных: тяжкий труд, голод... Трудно вставали люди на ноги, и, опираясь на их плечи, вставала страна. Особенно тяжело было вдовам. Одной бабе с детишками, ох, не сладко! А те, кто без детишек и того горше. Хороший мужик был на вес золота. Надежде и Светлане, подругам с детства повезло: мужья с фронта вернулись живыми. У Нади с Константином до войны двое ребятишек народилось, да и после войны сынка Бог дал. А вот Светка никак не могла родить. И толку, что сама докторицей была. Измаялась вся, пока мужа не проверила – вердикт врачей был неутешителен. Не показала она ему заключение. Всё надеялась ещё, но ночами выла в подушку...

А как исполнилось ей тридцать пять лет – поняла, что дальше ждать нельзя. Как раз фронтовикам путёвки в профкоме выдавали. И отправила она своего Игоря на курорт воду пить. А сама... И как только мысль эта в голову ей пришла? Давно она на Костю поглядывала. Без зависти, так просто, радуясь семейному счастью подруги. И дети ладные, и мужик – хоть картину с него пиши: рукастый, что ни возьми – ладится у него; красавец: взгляд ясный, нос орлиный, а глаза в уголках смеются – взгляд не оторвать; шутник и балагур, жену на руках носит, детей любит, они его. Не мужик – золото! Как и подступиться к такому? Но на то бабы и Евины дочери. Подступилась...
Зазвала как-то вечерком починить проводку. Пришёл с пассатижами и отвёрткой в руках: "Где чинить?" –
спрашивает. В ноги кинулась: "Меня, меня почини, Костя! Дитё от тебя хочу! Прости меня, окаянную! Не греха! Милости прошу..."
Поднял он её за плечи, в глаза внимательно так посмотрел... Понял всё, что нужно ему было понять по его мужицкой линии...
Потом Светлана на стол картошку поставила, огурцы там, сало... Руки трясутся, сама не своя.
– Выпьешь, Кость?
–  Давай.
Поел. О пустяках поговорили, о погоде. Простились, ушёл.

Встречала его на улице – глаза поднять боялась. Он тоже не шибко голову в её сторону поворачивал – с понятием мужик. А Игорь с курорта вернулся загоревший, отдохнувший. Ох, и любилась она с мужем в то лето – прям медовый месяц был. А и вправду – медовый. К осени почувствовала бремя! Радости их с мужем не было предела, но попросила его до поры никому не говорить, чтоб не сглазили. Он и не говорил, любовался женой – расцвела прямо!

– Дождалась –

Надежда первая из окружающих заметила изменения в подруге.
– Ты никак тяжёлая, Светка? Давно пора! Старшая моя, тёзка твоя, вон, невестится уж. Рада за Вас с Игорьком! Да ты не тушуйся, Светик! Это счастье какое! Не забыла, чай, клятву нашу пионерскую? – и расхохоталась.
Светик не тушевалась. Еле взяла себя в руки. Посекретничали чуток с Надюшей. Тут её младшенький из школы вернулся. Раскрасневшийся, кинул портфель на стол, отметками хвастает. Обняла его Светлана, не сдержалась.
– Вы чего, тёть Света? – попятился было он.
– Ничего, ничего, мамина радость. Учись хорошо!
И убежала, в сенцах накинув пальтецо, застёгиваясь на ходу, смеясь и плача одновременно.
– Мам, чё она? Обниматься лезет...
– Ничё! Радость у неё!
Ещё в школе договорились подруги детей крест-накрест назвать. Надя своё слово сдержала. Светка её невестится уж. Теперь её черёд. Света смотрела на себя в зеркало шифоньера: животик востренький, на сынка показывает. Ой, чё будет-то? Костей называть придётся... Не забыла Надя чепуху эту. Ну, дела...

Мальчик родился в срок. Крепенький и хорошенький. Игорь так рад был, что даже пяточки ему целовал, как из роддома забрал жену с сыном. Объявив мужу пионерскую клятву, Света записала сына «Костей», как и обещала. И только один раз встретилась с Константином Чернышевым на улице после этого взглядом. Пронзительно он глянул на неё, но ничего не сказал. Хлопоты о новорожденном, ночные недосыпания, работа в больнице, ясли, беготня на кормление в перерывах настолько вымотали не молодую уже женщину, что сил ни на что уже не оставалось, как упасть на подушку и заснуть мёртвым сном хоть на пару часов.

Но не она первая, не она последняя. Время шло, всё потихоньку встало на свои места: первый зубик, первый шажок, первое слово... Но что-то тревожило Светлану. Стала она засиживаться часто над книгами в читальном зале библиотеки, стала мотаться в Москву в командировки. Потом объявила мужу, что готовится к защите диссертации. И как следствие этого – нужно перебираться в столицу. Игорь поворчал для приличия, но согласился. Светлана была незаурядным хирургом и ей нужен был рост.

Только не в карьерном росте было дело на самом деле. Не могла она больше оставаться в родном городе. Костик, сыночек её ненаглядный, день ото дня как две капельки воды становился всё больше похожим на отца. Глазками своими ясными, носиком с горбиночкой, даже левой ручкой при ходьбе также взмахивал, еле заметно... Не могла Светлана причинить боль близким людям: мужу своему любимому, души не чаявшему в сыне, подруге своей и её супругу...

Перед самым отъездом подкараулила она вечером Константина на остановке.
– Ты прости меня, Кость! Уезжаем мы. Навсегда... Зла не держи! И спасибо тебе... за всё! – неловко поцеловала в щёку и растаяла в сумерках. Навсегда.
– Чего уж там, бывает, – усмехнулся ей в след мужчина и пошёл домой, еле взмахивая левой рукой.

P.S.

– Такие вот пироги, дорогое моё семейство! – заключил Борис. – Дед мне перед смертью шепнул, что есть у нас в Москве родня, Кулешовы. Так что, доча, ныряй в мировую паутину, поищи там родственничков. Небось не побрезгуют-то провинциальной роднёй? Как-никак одной крови! Нашей, Чернышевской!


17.10.2019. Донецк

Л.Г. - собирательные образы


ВТОРОЕ МЕСТО в экспериментальном конкурсе "ПРОЗА НА СТИХИ.РУ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВСМ.