Софья

С о ф ь я

Ой, ты. Софьюшка, царевна своенравная,
ох, как хочется тебе царицей быть,
ах, как надобно отравно и отрадно бы
всё Нарышкинское семя истребить.

И старалась ведь, была уже владычицей,
развернувшись во всю мощь и во всю ширь.
Да судьба шальная, подлая, повытчица,
загнала в Девичий клятый монастырь.

Братец Петенька был выдержан и милостив.
И хоть знал твою преподлинную суть,
всё ж позволил жить во благости и сытости.
« Лишь о царствии, сестрица, позабудь!»

Но забыть ли, когда вся в бесовском пламени,
когда вечно мнятся бармы и венцы,
когда вновь под бунтовским охальным знаменем
поднялись клятвопреступные стрельцы?

И взахлёб взыграло сердечко строптивое,
распаляя жажду мести в голове,
и опять твои письмишки «супротивные»
понеслись по замороченной Москве.

Как ждала ты в своей келейке натопленной
покаянных поклонений и утех!
Но и эта смута смята и потоплена.
И тобой должон быть принят общий грех.

Над заране порасставленными плахами
топоры свистят свирепо, как мечи.
И, гордясь своими красными рубахами,
от кровей чужих пьянеют палачи.

А твой братец ноне бешен и безжалостен,
и ужо тебе, на муки и позор,
будет царственно и  родственно пожалован
то ли кнут, то ли удавка и топор.

Но ни дыбой, ни плетями не унижена,
лишь судьбу свою бессильно костеря,
ты насильно и глумящеся пострижена
во монахини сего монастыря.

И последнею Петровскою заботою,
дабы помнила, сколь «милостив» твой брат,
три стрельца с твоими «письмами подмётными»
под окном твоим который день висят.