здесь перемен нет

Одно целое
Психологический боевик

в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/03/14/2128


    «Призрак Пентагона» существовал вне времени. Здесь ничего не менялось. Все тот же тусклый свет потрескавшихся плафонов, та же заезженная пластинка с Би Джис. Несколько залетных ночных посетителей успели оставить следы грязных подошв, на выдраенном перед закрытием полу  и напустить привычного сигаретного дыма.
От вчерашнего погрома остались только воспоминания. Бар светился новыми зеркалами, рифлеными стеклами и золотистой фурнитурой на серебристых подвесных шкафчиках.

     На нашем столике нас ждал коньяк и две открытые бутылки вина.
Сначала я грешил на перепады напряжения, но потом догадался, что это не лампы вспыхивают от перепада напряжения, это мерцает у меня в глазах. Я сел на стул, и почувствовал, что могу упасть. Качало и  вело то влево, то вправо.  Пришлось склониться над столом и упереться в него локтями, так я обрел относительную устойчивость.
     Все члены нашей дружной компании о чем-то переговаривались, но все фразы доносились до меня обрывками, их заглушал периодически появляющийся шум крови в моей голове.  Он все усиливался и кровь бурлила, и скапливалась в огромных, скрытых резервуарах моего мозга. И наполняла она колоссальные пространства. И рокотали волны, и  вздыбливали  многоэтажные валы, и переворачивая легкие  прогулочные яхты, и ломали на гребнях огромные танкеры. Кровь понеслась по руслам рек и разлилась по полям, и поднялась до леса, до самых верхушек, и выше. И подступила к городам, и хлынула на улицы, и понеслась по коридорам, и ворвалась в окна, и выламывала  двери, и рушила стены, и тонули памятники, музеи, дома  - человеки. Исчезали крыши, остроконечные шпили высоток, и горные вершины, утонули парящие в небе  самолеты. Я оказался на самом дне, но Лаврентий схватил меня за шкирки, вытащил и усадил на стул рядом с собой.
     – Еще раз упадешь, накажу, – сердито произнес он, – будь нормальным! Всем трудно, но ничего, видишь, как-то держимся. – Потом он посмотрел на Циника, и чему-то удивляясь, уточнил. – Вот, значит, как?
     – Таксс, – ответил Циник и выпил рюмку коньяка. Бутылка рядом с ним была почти пустая и судя по растрепанному виду нашего интеллигента, ее содержимое  перекочевало в него.
     – Конечно, он был прав! – продолжал Циник развивать какую-то идею, – и все это не к чему. Все пойдет прахом – мысли, книги, изобретения, картины, опыт, страдания и прочая чепуха. Все исчезнет, сгорит в одночасье. Погибнет, чтоб родить что-то новое – такое же бесполезное, и бессмысленное.   Круговорот бестолковости в природе!  Бестолковость на молекулярном уровне и в космических масштабах одинаково бестолкова.  Бестолковость, бесконечная и упрямая бестолковость сжимает и отпускает эту пружину. Сжимает и отпускает. И снова и снова. Жизнь ради жизни - рожать, чтобы рожать, есть чтобы есть, спариваться, надеяться, умирать. Блохи и вселенные! И все - блохи и вселенные будут жить и умирать. Просто так, не для кого и не для чего, бестолково, но всегда. Всегда и бестолково  – это не важно. Главное - глаз радует. Радует потому, что стабильно.
     – А деньги? – спросил Лаврентий.
     – А что деньги? Деньги это вообще чепуха. Деньги в головах. Когда нам всем отвинтят головы, деньги исчезнут сами собой. Деньги ничто по сравнению с властью. Что часто одно и тоже, но не всегда. Власть куда значительней, но стоит посмотреть на звездное небо и понимаешь, что власть та же дребедень. Но мы ограничены в своих возможностях и желаниях, просторы космоса и параллельные миры не хотят нас, вот мы и довольствуемся избитыми прогнившими идеями, тухлыми мечтами о счастье, горькой завистью и иногда сладкими пирожными. От тоски нас спасет только глобальное отупление. Нас заели повторы: талмуды, торы, писания, заветы. Надо все забыть. Все сюжеты избиты, все стихи написаны. Искусство кончилось. Искусство архаизм.
      – Архаизм.– задумчиво повторил Лаврентий. – Архаизм хорошее слово. Для исследователей разных, для академиков. Мати! – позвал он телохранителя. – Запиши мне где-нибудь на листочке - архаизм.  Завтра, как раз к мэру собирался, скажу ему, вместе похохочем. Он кстати грек, – обратился он Цинику. – А правда, что все древние греки гомики?
Циник наполнил и опустошил очередную рюмку.
     – Да, там всего хватало.
     – А мне вот, как-то не верится. Скажи, а как же все-таки с деньгами у нас так нехорошо получилось? – наполняя бокал и приканчивая вторую бутылку вина, облизываясь и причмокивая, спросил Лаврентий.
     – Да, все дело в памяти, – глядя в одну точку, произнес Циник. – Лето-зима, зима-лето. Полгода проходит и лето было вчера, еще полгода, и кажется, его не было никогда. Завтрак, обед, ужин, и снова, и снова ложиться-подниматься, ложиться-вставать – с ума сойти можно. Если бы женщины помнили ту боль, они никогда не стали бы рожать снова. Спасение в беспамятстве – надо срочно тупеть. – Циник встал из-за стола и, сложив руки за спиной, стал ходить вокруг нас. – Повторы, все дело в повторах, – повторял он, – да, да, повторы, вот в чем дело.
Лаврентий посмотрел на меня и недовольно процедил:
      – Что это, у него белая горячка?
      – Он просто устал. – ответил я.
Скоро Цинику надоело ходить по кругу, он замолчал и сел на свое прежнее место.
      – Так, как же все-таки насчет денег? – настаивал на ответе Лаврентий.
      – Нет никаких денег! – сказал Циник. – Ни я, никто не вернет тебе деньги! Разуму не нужны деньги! И скоро ты поймешь, что и тебе они не нужны. Я научу тебя отрицать деньги. Правовой и моральный нигилизм для слабаков.  Это все полумеры. Мы пойдем дальше!
      – Куда это ты пойдешь? Иш, намылился уже куда-то, с моими-то деньгами. – пожаловался мне Лаврентий.
Циник, не обращая на него внимания, продолжал:
      – Ломать, чтобы строить, а потом снова ломать. Хватит, надоело!

Надо все “ОБНУЛИТЬ”!.
     Пришло время тупого созерцания. Впрочем, созерцание тут лишнее. Пришло время тупого бытия.  Впрочем, почему пришло? Оно было всегда. Следовательно, упрощаю мысль до двух слов, просто -  время тупых.  Нет, и время тут лишнее. Время подразумевает течение, перемены, а у нас ничего не меняется, следовательно оставляем «тупых» и на этом конец!
     Одним словом я понял и покорил вселенную.
     Эпистемологический нигилизм – отрицание знания, тоже чепуха. Отрицание – это действие, а любое действие бессмысленно.
     Следовательно, даже отрицание всякого смысла – бессмысленно!
 Да, не отрицаний, не утверждений – нас просто нет. Мы растворены в космическом «нечто». Не на чем стоять и не за что держаться.
  Пустота рождает многообразие бредовых предположений, бессмысленных теорий.
  Из-за отсутствия информации, точнее из-за ее подмены, мы стали “тупыми”, мы сделали миллион “тупых” выводов, слепили абсурдные правила, извратили законы, взяли смелость утверждать...

      – Я вот этого, про то что «не верну деньги» – не понял! – сердито произнес Лаврентий.
      – Ты дурак Лаврентий. – сквозь зубы процедил Циник. – Не будет тебе денег. Ты не слышишь, я отрицаю само свое существование, саму жизнь. Я открыл двери бессмысленности в страну иллюзий.
      – Значит, не будет денег? – нервно постукивая пальцами по столу, уточнил Лаврентий. – Саму жизнь, значит отрицаешь?
      – Отрицаю. – выливая в рюмку остатки коньяка, подтвердил Циник. – Да, черт возьми!  Да, черт возьми! Отрицаю! – Он выпил коньяк, и шлепнул ладонью по столу.
      – Что же. – скалясь, произнес Лаврентий. – Черт тебя услышал! Черт забирает!