50 оттенков черного

Глава 1

Из ее идеальной укладки выбились несколько прядей, но она и не думает их поправлять. Сейчас она увлечена другим; кроме того, она знает, что ей идет кажущаяся небрежность в прическе. "Оставьте укладку каждого волоска неуверенным в себе женщинам; я знаю, что я красива" - сказала бы она, вздумайся какому-либо малознакомому с ней человеку задать ей такой вопрос.
Черноволосая красавица с грацией пантеры прохаживается по комнате. О да, она действительно похожа на пантеру, - думает молодой мужчина, вглядываясь в каждое ее движение. Может быть, отсюда берет начало ее тяга к черному цвету, темным тонам и тяжелым бархатным либо летящим шелковым тканям?
Она одевается не по последней моде; многие втайне завидующие ей девушки сочли бы ее старомодной либо не упустили бы шанс похихикать, рассуждая: от бабки или прабабки она унаследовала свои платья или, по крайней мере, выкройки, по которым шьются ее наряды? Разумеется, только если ее не будет рядом: она умела единым взглядом осекать своих недоброжелателей.
- Что же вы так смотрите на меня, Милорд? - улыбается своей загадочной улыбкой, смотрит из-под темных густых ресниц, что подобны стрелам, пронзающим сердце, притворно-кротким взглядом.
- Я не могу не смотреть на вас. Вы прекрасны, Миледи, - само собой срывается с губ юноши.
- И только? Мне часто говорят, что я красива; кроме того, я и сама знаю это. Я ожидала услышать нечто более оригинальное, Милорд.
Она останавливается за его спиной, рядом с ним - он чувствует терпкий, слегка приторный, запах ее духов. Этот аромат кружит ему голову.
Напротив него зеркало - и он может видеть ее, и глядит, как она вынимает шпильки из волос. Темные шелковистые волны спадают до талии, и он смотрит на это зрелище - и хотел бы смотреть вечно.
- Я слышала, у вас большие проблемы с деньгами, - шепчет она, склоняясь к его уху так, что темные пряди ее волос скользят по его груди. Он замирает от этой неожиданной ласки.
- К несчастью, да, Миледи. Я прилагаю все силы к разрешению этой досадной ситуации. Не знаю, увенчаются ли успехом мои усилия...
Она поправляет волосы, открывая тонкую шею. Этот милый жест означал бы беззащитность - если бы его совершала другая девушка. Но только не она.
Она - как видно в темном стекле зеркала - улыбается.
- Вы можете улучшить свое положение, женившись на мне. Моя родня с радостью даст согласие на этот брак.
Его сердце трепещет:
- Я не смею, Госпожа. Кто я такой по сравнению с вами... Что я могу вам предложить.
Она прохаживается по комнате, подняв за собой вихрь леденящего, будто из могилы, холода (или, может быть, простой сквозняк), и останавливается напротив него:
- Предложите мне свое сердце. Вы мне нравитесь - этого достаточно; Кроме того, - тут она притворно кротко опускает и тут же вновь поднимает темные пушистые ресницы, - у меня на вас особые планы.

Глава 2

— Ну что же вы, Милорд? Боитесь меня? — спрашивает она, не скрывая издевку в голосе. И усмешка на ее губах становится откровенно издевательской.
Томас замирает, боясь вымолвить слово.
— Значит, боитесь.
Она бросает это настолько равнодушно, как будто говорит о погоде за окном. Томаса бросает в жар от ее слов.
— "Влюбленные порой робки бывают"... Вы читали эти стихи, Госпожа?
— "Но свет любви все тайны раскрывает" — я помню ваши стихи, Томас.
Томас влюбился в нее, как только увидел. И на третьей же их встрече рискнул передать письмо со своими стихами, посвященными ей.
— Я узнала вас, как только взяла письмо в руки. Почувствовала вашу ауру, или коснулась вашего разума... Называйте это, как хотите.
(Она никогда не признается, что на самом деле почувствовала запах, который ни с чем не спутаешь. Запах легкой добычи. Такой запах чувствуют только дикие звери, вампиры и оборотни)
— Но вы любите меня.
Констатация факта. Победный тон. Вы проиграли партию, Томас. Теперь вы точно не уйдете.
Почему-то факт проигрыша придает смелости. Пропадать — так пропадать, думает Томас и выпаливает:
— Люблю. Больше жизни. Но я боялся быть отвергнутым. Вокруг вас всегда столько мужчин...
Она склоняется к самому его лицу:
— А что вам за дело до тех мужчин? Я выбрала вас.
Томас не успевает ничего сказать. Его госпожа смотрит ему в лицо черными глазами, в которых, кажется, отражается весь космос, весь небесный свод, вся вселенная... Нет, не так. Отдельная вселенная.
И целует его.
Этот поцелуй не похож на те робкие и невинные поцелуи, о которых мечтал Томас. Слишком страстный, слишком глубокий, слишком долгий, слишком развратный. Но чертовски притягательный при этом.
Как и она. Беллатриса. Белла. Будто прозвище, отражающее сущность. "Донна Белла" — кто-то шутил, что она похожа на испанку. Белла — донна. Белладонна. Дикий цветок, красивый и опасный. Ядовитый и влекущий.
А он, Томас, вовсе не бесстрашный человек, приручающий дикую пантеру. Это пантера гипнотизирует его, приручая. И приручит, ей это ничего не стоит.
...Мысли проносятся за секунду (или столетие), Беллатриса отрывается от его губ, смотрит на него с вожделением. В двух бездонных черных омутах пляшут черти, как сказали бы крестьяне, случись им увидеть Беллатрису в тот момент.
Не увидят.
А она бесстыдно смеется, встряхивает длинными черными кудрями, поворачивается к нему спиной.
— Вы мне не поможете?
Она расстегивает свое платье.
Томас нервно сглатывает комок в горле.
— Беллатриса... Если вдруг...
Беллатриса смеется.
— Ну так и что? Все равно вы на мне женитесь. Даже если кому-то придет в голову сопоставлять сроки зачатия ребенка — мне неинтересны сплетни слуг в коридорах и знатных куриц в дортуарах.
Он тянет его к себе, схватив за отворот рубашки. Неожиданно сильно, по-мужски властным жестом. Черные глаза и тихий смех зовут поддаться безумию.
И он поддается.
...После, когда Беллатриса уютно устраивается на груди у юноши и мурлычет нечто вроде "ты был неподражаем", а Томас смущенно улыбается в ответ, решимость все-таки приходит.
— Ты выйдешь за меня, Белла?
Белла смеется:
— А сам-то как думаешь?
Она обнимает его и засыпает — довольно быстро, положив ладонь на его грудь, на то самое место, где бьется сердце. Но вскоре отворачивается. Томас обнимает ее сзади, обхватывает белое, будто алебастровое, плечо, зарывается лицом в черные, как ночь, волосы и понимает — теперь его жизнь в ее руках. Во сне ему снится Белла — в образе ангела. Не светлого существа, сотканного из эфира, а ангела из тьмы, упавшего с небес, отчаявшегося и почти сломленного.
Я не дам тебе сломаться, Белла.

Когда парень засыпает, Беллатриса открывает глаза. Поднимается с твердым намерением уйти... но почему-то неожиданно для себя самой возвращается. Поглаживает по волосам, всматривается в красивое лицо... Хороший мальчик.
Лицо юноши, но душа наивного ребенка, все еще верящего в сказки и любовь. Интересно, знай он правду о ней, Беллатрисе, — сбежал бы сразу или умер от разрыва сердца на месте?
Вариант: полез бы ее спасать — Беллатрисой даже не рассматривается. Она уже не та наивная девочка, что некогда бегала по старому поместью и лесу вокруг него в красном бархатном плаще, ничего не боясь. Не та девочка, что встретила однажды говорящего волка — и поверила его словам.
Какая разница, что было в прошлом? Да, она тогда была наивной дурочкой — но кто в свое время не совершал глупостей? Существуют ли на земле вообще люди, кто в юности обладает разумом зрелого человека, повидавшего жизнь?
Раньше у нее даже имя было другое. Такое же наивное и невинное, как и она сама. Но теперь она не хочет его вспоминать. Оно ей уже не соответствует.
А ведь Томас любит ее, как в старых легендах из пыльных книг — или сказок, что пересказывают друг другу крестьяне. Она чувствует. Но не тянет этот мальчик на героя. Он обречен.
И ей почти его жалко.
Когда-то давно она умела жалеть.
"Красавец и чудовище" — невесело улыбается Беллатриса.
И вызывает настоящее чудовище. Из окна ползут тени, сплетаются в страшную волчью голову. Чудовище не может говорить, но из рычания огромного зверя, шуршания облетелых листьев, скрипа мертвых деревьев, воя ветра отчетливо складываются слова:
— Как поживаешь, Агнесса?
Томас поворачивается во сне. Монстр разочарованно втягивает голову обратно в окно, оставив после себя жуткий поистине леденящий холод и запах прелых листьев, промерзлой земли и — еле уловимый — мертвечины.
— Белла? Что случилось? На тебе лица нет.
Ее едва уловимо трясет.
— Кошмар приснился. И окно открылось. Мне холодно, Том.
Томас кутает ее в одеяло, поднимается с кровати, берется за оконную раму.
Белле страшно. До жути страшно. А если черная бездонная пасть с запахом мертвечины появится из-за окна и утащит его? Белла чувствует себя девушкой, попавшей в капкан ночных кошмаров.
Но монстр затаился, выжидая добычу. Томас возвращается, крепко обнимает Беллу. Она порывом обнимает ее в ответ.
Сейчас ей наплевать на собственную слабость. Впервые кто-то сумел отогнать от нее чудовище.