Двадцатая всякая глупость

 Пашка умудрился заболеть в первый день весенних каникул.
      Накануне после нескольких коротких уроков Пашка с ребятами из класса всего-то три раза смерил лужи, появившиеся от яркого весеннего солнца, энергично «съедавшего» сугробы, образуя ручейки, ручьи и целые потоки воды. Стало жарко на солнце, и ребята в пальто нараспашку и без шапок катались на портфелях со снежного склона.
      Конечно, Пашка промочил ноги, и одежда слегка намокла. Но если б Пашка знал, что от этого так не вовремя  заболеет, то ни за что не стал бы вчера веселиться таким образом и уже сегодня играл бы в хоккей с ребятами из двора. Ночью выпал снежок, и снова подморозило, поэтому в самый раз сейчас гонять шайбу, но у Пашки болело горло, голова, а температура заставила нахмуриться маму, когда она посмотрела на градусник, вытащенный Пашкой из подмышки.
      «Мне пора на работу, но скоро приедет баба Маруся.» - сказала мама, заглянув из прихожей.
       «Баба Маруся?» - удивлённо переспросил Пашка осипшим голосом. Мама, кивнув, ушла.
       Обычно за Пашкой иногда присматривала баба Лиза, она была член партии, активистка, атеистка и подолгу смотрела по телевизору заседания «съезд КПСС», при этом что-то записывая в тетрадь, так что Пашка мог делать всё, что угодно, не слишком налегая на домашние задания.
      А баба Маруся знала так много разных интересных историй, похожих на сказки, что Пашка, затаив дыхание, подолгу слушал её. Но баба Маруся приезжала редко с окраины города, добираясь на трёх транспортах с пересадками. К тому же, мама как-то попросила Бабу Марусю не забивать Пашке голову глупой фантастикой. По этой ли причине, или всё же из-за географической отдалённости, но баба Маруся стала приезжать ещё реже.
     Пашка послонялся по квартире в ожидании бабы Маруси.  Кусался тёплый шарф, обмотанный вокруг шеи.
     За окном вовсю светило яркое солнце, а тонкие берёзки, росшие на газоне между дорогой и тротуаром, отбрасывали совершенно синие тени на белоснежный снег.
     Пашка совсем расстроился, глядя из окна на снующих прохожих, которые ничего и болели, поэтому они — счастливые люди.
    Вдруг один из прохожих упал, да так, словно получил подсечку от невидимого противника. С трудом поднявшись, прохожий отряхнул снег с пальто и пошёл дальше. Буквально через минуту-две на том же самом месте растянулся ещё один прохожий, затем — следующий. Пашке, смотревшему из окна третьего этажа было хорошо видно, что никакой льдинки не было на месте, на котором прохожие падали, и оставалось только недоумевать.
       Услышав звук поворачиваемого ключа в замке входной двери, Пашка бросился в прихожую навстречу бабе Марусе, сразу выпалив ей, что уже семь человек упали на одном и том же месте и, ухватив её за руку, потянул к окну.
      Следующее падение очередного прохожего не заставило долго ждать. «Видела?! Видела?!» - хрипло прокричал Пашка, с удовольствием наблюдая удивление на лице бабы Маруси, которая посмотрев, как следующие прохожие всё падают и падают на одном и том же месте, сказала: «Место сие заговорённое недобрым человеком!»
      Напоив Пашку горячим бульоном, на который предварительно что-то нашептала, баба Маруся до вечера рассказывала  свои удивительные страшные истории про призраков и про всякие необыкновенные случаи. А притихший Пашка, не шелохнувшись слушал, замирая от страха и не сводя глаз с рассказчицы.
      Вечером вернулись родители, и баба Маруся засобиралась домой. Пашка, подойдя к ней, шепнул на ухо: «Баба Маруся, знаешь ты кто?» «Кто?» - тоже шёпотом спросила баба Маруся. «Ты — Арина Родионовна!» - шепнул Пашка, имея ввиду няню Пушкина.
     Наутро Пашка проснулся совершенно здоровым, горло не болело, и хрипота прошла, а температура тридцать шесть и шесть, видимо, настолько удивила маму, что она, приподняв брови, недоуменно сказала: «Как в сказке.»
     И Пашке было разрешено, но с обязательным условием — недолго, поиграть в хоккей во дворе. А то наши продули вчера соседней дворовой команде. Потому, что без Пашки играли!