Опоили, одурманили

Боль и горечь являются заново,
И трепещется в горле комок:
«Опоили его, одурманили,
Но не мог он, не мог он, не мог!»
Помнишь, милый, созрели ягоды,
Да такие, как никогда!
По реке плыли ёлки-пагоды,
И была холодна вода.
Помнишь ревность к девчонке молоденькой?
Помнишь пляску живцов на песке?
Даже звезды были как родинки
На твоей загорелой руке.
Даже солнце твоими глазами
Согревало меня с небес.
А сегодня вдруг мне сказали:
Был он, мол, да и вышел весь.
Дескать, песня твоя уже спетая -
Он другой теперь... и с другой.
И стояла я будто раздетая
Перед жадной до сплетен толпой.
И не знала, куда мне кинуться,
Чем унять навалившийся страх...
… Помнишь, ты вдруг назвал меня птицею,
И поднял, и понёс на руках...
Птицу в самое сердце ранили -
Не поднять ей, бедняге, крыло.
Опоили его, одурманили,
А иначе и быть не могло!
Были ж ноченьки с недосыпами,
Друг без друга — ни часа, ни дня!
Что ж они тебе, милый, всыпали,
Чтобы ты позабыл про меня?
Светлой радостью сад я засеяла -
Урожай обещала весна.
Я ль не холила, я ль не лелеяла?
Да бедою взошли семена.
Ты же сам — никогда не просила я -
И друзьям представил женой...
Только нынче я словно застылая
Пред твоей покаянною силою,
Перед ранней твоей сединой.
Не цвести моей радости вишнями,
Не купаться ей во хмелю!
И выходит, я — третья лишняя.
Только ты говоришь: люблю.
Я твоя — и ничто не изменится!
Я твоя — прогоняй, не уйду!
Радость будет, она осмелится
С корнем выполоть злую беду!
Одного я боюсь заранее -
Что опять закричу небесам:
«Опоили его, одурманили,
Но не сам он, не сам он, не сам!»