Cogito, ergo sum

Человек-пловец в лодке
выданного на время тела
разбегающиеся по слепящей водной глади
     склонившаяся над старым прудом
сакура
    роняя лепестки
    улыбается сквозь слезы
не слыхавшего о проклятии Елены пространства
расписанные клинописью тату лодочки
     поскрипывающие уключины
где растворяющийся по законам сфумато женский взгляд
под прикрывающим ресницы zonnedoek
пленяет мужскую целомудренность
как впаренный кредит
     на рассвете
отворачивающейся от слепящего солнца
терпкие языки горечи
     попранного смиренномудрия
третирующей третье измерение реки
после долгих увещеваний
расплетающихся ласк
скинувших одежду фраз
     пересекающих Иордан наискось
лишь отдаляющих пароксизмы пересохшего горла
впадающей в море
где арендатор с ужасом обнаружит
выставленное окно нового измерения
гнев Посейдона,
легко отделяющуюся кожуру слов
ушедшей из-под ног
     пагубной палубы.               
Припоминая
стиснутые зубы сжигаемого «Трактата о человеке»
взмывшую траурной туникой
бредущая по той стороне тротуара
промокшие крылья
тщащейся взлететь стрекозы
Bolero.: Морис Равель в исполнении Майи Плисецкой
скользящей по неровному побережью
накрененного к открытому окну
потолка
беглого гастарбайтера науки
загнанной к побережью Северного моря
выстоявшей против готов страны.
За бурей
отставший
от галопа эскорта
                лакей
следует штиль.
Арлекин. Поль Сезанн.