Нужен ли людям клоун?

Нужен ли людям клоун?

Смех не должен быть пустым, считает актёр Денис Загитов

Чем-чем, а театрами Северная столица не обделена. Но только в Санкт-Петербурге есть сцена совершенно уникальная в своем роде — театр «Буфф». Как пишут о нем сами буффовцы, «где еще в нашей стране вы найдете театр, в котором в один вечер играют классику на основной сцене, развлекают зрителя музыкальными программами в «Кабаре-буфф», а по утрам в «Буффиках» дают оперы и сказочные представления для самых маленьких?»

Тем более приятно, что в таком необыкновенном заведении наряду с маститыми актерами успешно играет и наш земляк, уроженец Салавата, Денис ЗАГИТОВ.

Бабушка исполняет сальто
— Интересно, что делает мастер спорта России по спортивной акробатике на театральной сцене и вообще как туда попал?

— Спортом я с детства занимаюсь. По примеру брата сначала увлекался мотокроссом, потом дзюдо.

Надо сказать, папа доставал мне от работы путевки в Ишимбайский район в лагерь «Дружба». Там я и проводил лето с семи лет и до 14. Сначала просто отдыхал, а потом лагерь стал моим первым местом работы: я был ди-джеем, ведущим. А по совместительству грузчиком.

Когда мне было лет 12, в лагерь из Салавата приехал Ильнур Якупов, преподаватель физкультуры, который учил еще и брейк-дансу. Тогда это было так круто! И девочкам очень нравилось. Я стал заниматься у него, в том числе и после лагеря.

И тут он мне как-то предлагает: «Давай-ка займемся акробатикой». Какая акробатика! Там же одни девчонки с ленточками. Но когда я увидел, как один парнишка моего возраста делает фляк, сальто, рондат (фигуры акробатики — авт.), то пропал и понял, чего хочу. Так параллельно занимался танцами и акробатикой, а потом и сам стал преподавать в лагере.

Это все очень пригодилось мне здесь, на сцене: 90-летняя бабушка, которую я играю в «Примадоннах», делает сальто.

В 15 лет я стал мастером спорта. Но в лагере я не только спортом занимался: ставил сценки, пел. Как и в школе. Первым познакомил одноклассников с тем, что такое КВН, редактировал школьную газету. А в 10-м классе учитель по ОБЖ вдруг огорошил: «Денис, а езжай-ка ты поступать во МХАТ или Щуку». А почему бы нет?

Питерцы добрые — как салаватцы
Денег особо на всякие авантюры не было. Но мы с дворовыми ребятами лет в 15 организовали группу по брейк-дансу и работали на улицах. В Салавате у нас было три хлебных места, зарабатывали мы на четверых с одной точки около тысячи — это были, знаете, деньги! Гастролировали и в Ишимбае. Третьим «нашим» городом был Стерлитамак.

Я «натанцевал» на ремонт дома, провел кабельное, приоделся. И накопил-таки на Москву. Там меня должны были встретить собратья по акробатике, малознакомые, правда. Но никто не встретил — ребята уехали на гастроли с цирком. А приветил меня неожиданно друг по детсаду, с которым я не виделся с шести лет. Это наши мамы подсуетились. Меня подпольно поселили в общежитии. А вот в Щуку не взяли, несмотря на то, что в Салавате меня готовила актриса из нашего драмтеатра, мамина знакомая. Зато в Щуке прямо судьбоносная встреча произошла — с парнишкой из Бузулука, ныне моим большим другом и коллегой Игорем Гаспаряном, он тоже пробовал покорить Щуку.

Я не унывал, на следующий день мы отправились в школу-студию МХАТ. Она нам тоже оказалась не по зубам.

Аппетит у нас от этого не пропал, и мы решили пообедать. А за обедом познакомились с журналистом из Останкино, который прямо сказал: «В Москве вам делать нечего: тут или деньги, или связи. Езжайте в Питер». И мы взяли сидячие билеты в поезд до Питера.

Приехали. Первое, что я заметил, — люди. В Москве какие-то чужие, а тут добрые — прямо как у нас в Салавате. Кстати, и конкурс был человек 100 — 150 на место, куда меньше, чем в Москве, где цифра была раз в 10 больше.
Прошли первый тур. Золотые времена: вещей нет, денег впритык, питаемся «Дошираком».

Далее нас оценивал сам основатель театра «Буфф» Исаак Штокбант, личность легендарная. Ветеран войны, работал в Красноярске, Москве, Карелии — о его постановках с восторгом писала столичная пресса. В 1978 году он набрал курс артистов эстрадного искусства. Они должны были с одинаковым успехом выступать на драматической сцене, уличной эстраде или цирковой арене. Каждый четверг Исаак Романович устраивал открытый урок, на котором студенты показывали свои актерские придумки. Приглашали гостей — друзей, педагогов, зрителей. Это был такой актерский капустник, и туда было не попасть. С помощью студентов в 1983 году Штокбант создал Ленинградский театр «Буфф», стал его художественным руководителем и главным режиссером, а студенты — первыми актерами этого театра. Многие артисты, прошедшие школу «Буффа», успешно работают на большой эстраде: это Геннадий Ветров, Юрий Гальцев, Елена Воробей.

Сейчас Штокбанту 95 лет, и у него уже девятый набор в театр, недавно была премьера. Словом, очень энергичный джентльмен.

А мы дошли до собеседования. Кстати, валили на собеседовании больше всего питерских — они же с детства по театрам да музеям ходят, просто обязаны много чего знать.

И вот уже 12 лет, как я служу в театре «Буфф».

Что снится майскому жуку?
— У вас никого в семье не было как-то причастного к искусству, одни спортсмены, как посмотрю?

— Я в последнее время стал все больше изучать свое шежере. Мама была продавцом, но зато писала стихи, я тоже их пишу с пяти лет. Выкладывал в интернете на сайте Стихи.ру. Когда-то мне хотелось, чтобы их оценили, читали, а потом понял, что пишу-то я их, по сути, для себя, оставляю на бумаге свои переживания, свой опыт, свои радости — больше для потомков.

Дед со стороны мамы оказался народным артистом республики, играл на аккордеоне, писал песни. А дед со стороны папы был… акробатом. Вот так-то.

— Кроме Исаака Романовича считаете ли кого своим учителем, примером в профессии?

— Авторитетов у меня много — наш артист Мурад Султаниязов, например. Он играет роль, а одновременно словно «толкает» тебя глазами в нужную сторону, в нужную эмоцию.

Настоящее потрясение я испытал, посмотрев диск «Снежное шоу Вячеслава Полунина». И «Симфонию майского жука» внука Чарли Чаплина Джеймса Тьерре, который уже в четыре года вместе с трехлетней сестрой Аурелией гастролировал с родителями, изображая в шоу чемоданчик на ножках. «Симфония» — это не просто театр, это удивительная квинтэссенция драмы и цирка: артисты вытворяют такое, что могло бы присниться только майскому жуку.

И еще французский клоун Хуш-Ма-Хуш, ведущий артист кабаре «Лидо». Позднее я имел счастье встретить его в Париже и даже делал с ним номер. Я, когда его увидел на улице, просто дар речи потерял, жена пыталась как-то на английском объяснить, что я его большой фанат, а он запросто отвечает: «Да не парьтесь, говорите по-русски, я же с Украины».

«Слушай, а ты клоун!»
Вот клоунадой я и хотел бы заниматься. На первом курсе мы делали цирковое шоу «Дуралей», там первый раз я примерил на себя маску клоуна, скопировав ее с Полунина. И понял, что мне это очень нравится. Собственно, Исаак Романович так и сказал: «Слушай, а ты клоун. Ты похож на Енгибарова».

На втором курсе мы ставили «Корабль надежды» и «Любовь — это Л». Я там опять играл клоуна. Люди смеялись, и мне от этого было хорошо! Я понимал, что нес людям радость. К тому же выяснил, что мой кумир Полунин совсем молодым работал у Исаака Романовича в старом «Буффе». На третьем курсе исполнилась моя мечта: Полунин привез «Снежное шоу» в Петербург. «Снег» оттуда я домой унес.

В нашем театре уфимец работает — режиссер Александр Кожевников. Мы жили в одной комнате, и ему надо было делать дипломный спектакль. Мы решили поставить клоунаду. Узнали про клоунов все, что можно было. И поставили спектакль «Он, Она и Ля Мажор» без слов, где я играю композитора. Мы делали его два года. Вот тогда я понял, как бы видя себя со стороны, почему смеются люди.

А после выпуска был кастинг в группу Полунина. Мы с Игорем Гаспаряном и пошли. Приготовили миниатюру «Сон». Я был «бабушкой», Игорь — «студентом», который ехал в метро и при виде входящей бабушки мгновенно впадал в сон. Это был сон-кошмар, в котором его мучила совесть и являлась эта самая бабушка в самых неожиданных местах — в аду, в Колизее, на войне. Этот номер мы показали Полунину, который пришел в восторг.

Мы стали ходить к нему на курсы: он рассказывал о своей жизни, о том, кто такие клоуны, показывал архивы. Пригласил нас в свое «Снежное шоу». Но начались какие-то закулисные свары, и Полунин уехал. А я успел поучаствовать в шоу некоего Зеленского в 15-м выпуске «Рассмеши комика».

Думать смеясь
Кстати, на курсах преподавал известный Георгий Делиев из «Масок-шоу». Он пригласил нас на международный одесский фестиваль. Туда съехались клоуны со всего мира, мы были единственными представителями России. Такой «Сон», который мы показали, никому и не снился. Там были разные клоуны в разных нарядах. А мы выступали в черных брюках, черных футболках, такие, как есть, — напомнили о советских временах, когда масок не было, но был сюжет.
В Одессе мы проснулись знаменитыми. Стали лауреатами фестиваля за лучшую режиссуру и драматургию. И у Полунина я все же поработал — в Москве, выходил в его шоу несколько раз зеленым клоуном.

Я наконец нашел для себя только свой, личный образ. И нашел свою идею: поставить клоунский спектакль для детей.

— А автор у вас есть? Сюжет ведь нужен.

— У клоунов авторов нет: их выступления — это номера-импровизация.

— Знаете, клоуны у меня ассоциируются с цирком, а я не люблю цирк…

— Я тоже. В последнее время особенно: режиссура ужасна. А животные эти бедные… Другое дело — Цирк дю Солей. И ведь я прошел туда кастинг. Я — в базе Цирка дю Солей. Это значит, что мне могут позвонить и пригласить в любой момент. Чтобы это произошло быстрее, надо присылать свои номера.

— Но театр вы не бросаете…

— Я единственный с нашего курса, кто с первого года обу­чения уже стал работать в театре, в «Буффе». Стыдно сказать, но уроки мастерства часто пропускал именно поэтому, из-за спектаклей. Студенты актерских факультетов, в общем-то, не имеют практики работы на зрителя, есть домашние, вузовские заготовки, а у нас эта практика была. Я брал от всех и все. От педагогов, от артистов, с которыми работал на сцене.

Исаак Романович дал мне свободу, свободу творчества. Помню, как он как-то сказал: «Нынешняя эстрада дойдет до своего тупика, полного кретинизма, а потом произойдет взрыв, люди насытятся этим юмором ниже пояса».

Вот почему я хочу что-то сделать для детей: показать им, что смеяться можно не над пошлыми шутками, что можно думать смеясь. У меня есть номер, где я проживаю жизнь от рождения до старости. Похожий этюд есть у Енгибарова «Жизнь женщины». Но мы с Гаспаряном придумали свой конец: моя линия жизни идет от одного края сцены, но не затухает в конце. Я оборачиваюсь на последнем шаге и вижу, что на другом конце сцены сидит ребенок — Игорь. Все начинается вновь.
Автор: Елена ШАРОВА
Газета «Республика Башкортостан» 14.01.2020