профессор из стенфорда, изменивший америку new yor

Стенфордский профессор, который изменил Америку одним исследованием, был также лжецом   by Susannah Cahalan New York Post November 2, 2019

Студенты любили профессора Дэвида Розенхана за золотой голос и харизматический стиль обучения, но способностью зажечь сюжет он инфицировал свою работу.

Профессор психологии и права Стенфордского университета Дэвид Розенхан мог пронзить аудиторию в переполненном лекционном зале всего лишь несколькими словами. “Что есть ненормальность?  Некоторые вещи станут черными... Другие побелеют. Но готовьтесь к теням серого.“
Розенхан знал, о чем говорил. Его собственная жизнь, как я позже выяснила, была полна серыми тенями.
Он не был особо привлекателен – слово, часто используемое для его характеристики, было  “лысеющий.”  Однако имелось в нем нечто магнетическое, почти обольстительное, особенно, когда он был перед толпой.

Cтуденты называли это даром, описывая способность “приковать двести или триста студентов динамическими лекциями, полными чувства и поэзии.“  Студент вспоминает, как Розенхан начал одну из своих лекций, сидя на коленях студентки – чтобы проверить реакцию класса на абнормальное поведение.

Его штудии так же потрясали основы. В 1973 году Розенхан опубликовал труд “Нормальные и ненормальные места“ в престижном журнале Science, и это стало сенсацией. В ходе исследования восемь здоровых волонтеров негласно стали “псевдопациентами” в двенадцати психиатрических больницах страны.  Были обнаружены душераздирающие обстоятельства, вызвавшие гнев нации. Это привело к тому, что многие институции психиатрии  по всей стране были закрыты, навсегда изменив в Соединенных Штатах здравоохранение в области ментальных болезней.
Через пятьдесят лет я попыталась обнаружить как Розенхан убедил студентов стать негласно психиатрическими пациентами, и открыла, в целом, много больше.  Да, у Розенхана был шарм. Он заражал своей хуцпой. Наконец, я увидела, что он также был не тем, кем выглядел.

Я натолкнулась на Розенхана и его исследование шесть лет назад, когда искала материалы для моих мемуаров “Мозг в огне,” хроники опыта с наносящими вред ложными диагнозами.  Доктора уверились, что мое аутоимунное расстройство было серьезной ментальной болезнью. После разговора психолог и исследователь пришли к выводу, что я могу быть рассмотрена, как “современный псевдопациент “ из знаменитой работы Розенхана.

Профессор Розенхан выдвинулся в Стенфорде публикацией 1973 года “О нормальных и ненормальных местах “ в престижном журнале Science.  Статья помогла ускорить закрытие психиатрических больниц по всей стране.
Читая материал первый раз той ночью в номере отеля, я была поражена его открытым высказыванием: “Если безумие и психическое здоровье существуют, как нам отличить одно от другого?“ На протяжении своей истории психиатрия боролась за ответ на этот вопрос, и статья Розенхана тщательным сбором данных показала глубокие ограничения в попытках найти его.

Восемь здоровых псевдопациентов Розенхана, предположительно каждый следовал одному сценарию, были приняты в психбольницы по всей стране. Все они рассказали врачу, что слышали голоса, которые сказали: “Постучи, очисти, дупло.” В исследовании было заявлено, что основываясь на одном этом симптоме, всем псевдопациентам дали диагноз
ментальной болезни – шизофрении, в основном.
И как только они были помечены психическим заболеванием, стало невозможным доказать обратное. Все восемь были госпитализированы в среднем на 19 дней, самое долгое пребывание – невообразимые 52 дня. Каждый из них ушел “вопреки медицинскому совету,“  то есть доктора  были уверены, что пациенты слишком больны для того, чтобы оставить больницу. В общем количестве, две тысячи сто таблеток – серьезных психиатрических лекарств – были выписаны этим, на самом деле, здоровым лицам.
В это время коллективное американское воображение было глубоко подозрительно к психиатрии и его учреждениям. Это была эра романа Кен Кизи “Пролетая над гнездом кукушки,“ и фильмов типа “Шоковый коридор“ и “Змеиное логово.“ Розенхан – одновременно инсайдер в изучении абнормальной психологии, и больше психолог, чем психиатр – был совершенно готов вздернуть занавес над секретами психиатрии.
Его работа имела повышенное воздействие и ускорила дальнейшее движение в мире ментального здоровья – помогла развенчать фрейдистский психоанализ, широко ввела медикаменты в психиатрию, способствовала правам пациентов системы здравоохранения в области душевных болезней. Тремя десятилетиями позже его заключительная статья в Журнале нервных и ментальных  заболеваний “поражает психиатрию, как сабля.”

Когда я читала его статью, на этих девяти страницах  я узнала свой собственный опыт с неправильным диагнозом. Я видела силу ярлыков, чувство обезличивания, как пациент психиатрии, безнадежность.
Я хотела узнать больше о исследовании, о участниках, призванных харизматиком Розенханом добровольно согласится на коварное задание, которое поставило их жизни на кон.

Потрясавшая основы работа Розенхана вышла в номере Science в 1973 г, и я была удивлена, обнаружив как мало материала о его статье, кроме самой публикации.  Ни один из псевдопациентов не высветился публично, а Розенхан, к сожалению, умер в 2012 г. Хотя, я начала говорить с людьми, очень близкими ему на протяжении его жизни и карьеры. Пытаясь понять профессора, который вызвал такую революцию.

“У него была морщинка,”вспомнила близкий друг Флоренс Келлер. “Когда вечеринка умирала, он входил и внезапно все оживало,” оценивает отца его сын Джек Рохенхан. “Я думаю, он всегда давал почувствовать людям, что они особые,” cказала его научный ассистент Нэнси Хорн.

Удрученная  тем, что я никогда сама его не знала, я была заинтригована, когда Келлер познакомила меня с сокровищницей документов, оставленных им после ухода – включая многие ранее не известные: неопубликованные книги, дневниковые записи и куча переписки.

Первый псевдопациент – “Дэвид Лурье” в его заметках – был, совершенно ясно, сам Розенхан.

“Все началось, как выход за рамки, как игра,“ говорил Розенхан местной газете.
“Я преподавал психологию в Суартморском колледже, мои студенты говорили, что курс излишне концептуальный и абстрактный. Тогда я сказал: ‘Ладно, если хотите узнать, что за зверь психически больной, станьте ими.’“
Вскоре после этого, Розенхан на девять дней пошел инкогнито в штатную  больницу в Хейверфорде, Пенсильвания.  В феврале 1969 г. Его дневник и книга описывают множество унижений: грязные ванные комнаты без дверей, несъедобное питание, увесистую скуку и тоску, чин пренебрежения персонала и докторов. Розенхан даже засвидетельствовал наличие сексуального нападения на одного из самых беспокойных душевнобольных.
Единственный раз, когда санитар опознал его как человека,  был момент узнавания в нем доктора.

Переживание было тяжелым.  Через девять дней он добился собственного освобождения, и позаботился, чтобы студентам первых курсов, которые собирались идти за ним в больницу в качестве инкогнито пациентов, не было разрешено сделать это.  Коллеги описывают потрясенную, после эксперимента изменившуюся личность.

Но я копала глубже. Если собственным студентам он запретил следовать за ним в экспериментальных целях после этого ужасающего случая, кто были те, по собственной воле ушедшие по стопам Розенхана?  Почему они поставили на кон свое психическое здоровье – даже жизни – в этом эксперименте?

Дальнейшее изучение сильно встревожило меня. За исключением одной статьи с защитой “Чистого в нечистых местах,” Розенхан никогда больше не публиковал ни одной статьи по психиатрической госпитализации. Несмотря на то, что эта тема принесла ему международный успех.
Он также заключил выгодную сделку по книге, и даже были написаны восемь глав, много свыше ста страниц. Но затем Розенхан внезапно отказался закончить рукопись. Семью годами позже издатель судил его с целью вернуть аванс. Почему он захотел отказаться от сделавшей его знаменитым темы?

Я так же начала обнаруживать серьезные несоответствия между документами и статьей, опубликованной в Science.  К примеру, отчет о здоровье Розенхана в период его остановки в Хейверфорде не показывает, как он пишет в опубликованной статье, единственный симптом о “постучи, очисти, дупло.“  Вместо этого, он рассказал врачам, что засунул “медную сковородку” в уши, чтобы заглушить шумы, и что был склонен к суициду. 
Что было много серьезней – и беспокоило на законном основании – это описание его болезни, по сравнению с тем, как это выглядело в статье.

“Розенхан, я начала осознавать вас, как, возможно, в высшей степени, ненадежного рассказчика. Вероятно, некоторые псевдопациенты, упомянутые в исследованиии, вообще никогда не существовали.”—Сьюзен Кахалан,  автор “Великого самозванца,“  о знаменитом психологе, профессоре Дэвиде Розенхане.

Иначе говоря, я искала семерых разных псевдопациентов, проведя затем месяцы жизни в погоне за призраками. Я охотилась за слухами, бродя в одном тупике за другим. Я даже наняла частного детектива, тот не нашел ничего мне до того неизвестного.

После годов поисков я нашла только одного участника исследования, чей опыт сравним с опытом Розенхана. Билл Андервуд, бывший выпустник Стенфорда тех времен.

Опыт другого найденного участника, Харри Ландо, существенно отличается.  Ландо подытожил девятнадцатидневную госпитализацию в психбольнице  в Сан Франциско однозначно: “позитивная.”  Хотя его диагноз, шизофрения, так же был ошибочным, Ландо почувствовал исцеляющую атмосферу, помогающую людям выздоравливать.

“Выяснилось,  что больница оказывает успокаивающее действие.  У кого-то могло быть возбуждение, но затем оно сказочно быстро сменялось успокоением. Тому способствовала благоприятная обстановка.” – вспоминал в беседе Ландо, сейчас профессор психологии Университета  Миннесоты. 
Но вместо включения Ландо в исследование, Розенхан отстранил его. Ландо ощутил происшедшее довольно ясно, и был согласен: его данные – полностью позитивное восприятие своей госпитализации – не соответствовало тезису Розенхана, что институции представляют собой  место с отсутствием заботы, результативности, и даже вредны. И таким образом, его сведения  были отклонены. 
“Розенхан был заинтересован в диагнозе, и это верно, но необходимо уважать и принимать информацию, даже если она не поддерживает наши предубеждения,”  сказал мне Ландо.

Розенхан, начала я приходить к выводу, в конечном счете, возможно, был недостоверный рассказчик. И я уверена, не исключено, некоторые из псевдопациентов, упомянутых в его исследовании, не существовали вовсе.
В результате я сейчас серьезно сомневаюсь в некогда восхищавшей работе. Годовщину которой первоначально планировала отмечать.  В моей новой книге “Великая ложь,“ выходящей на этой неделе в Grand Central Publishing, я создаю портрет блестящего, как бриллиант, но порочного ученого-психолога, похоже, он был и беллетристом.

Вывод этот не был тем, к чему я стремилась, и я спорю о своей находке сама с собой. Я получила такое удовольствие, попав в мир Розенхана, исследуя его голову, его близких – но, нет сомнений, что его создание, то, что задевает все в наших жизнях, шатко, как минимум. И для нас настало время увидеть труд ученого в истинном свете.

Не первый раз статья, публикуемая уважаемым журналом, вызывает серьезные вопросы или раскрывается как откровенный обман. Имелся голландский социальный психолог Дидерик Стапел, однажды ставший знаменитым за обнаруженную корреляцию между заполнением платформ вокзала в Утрехте и расистскими взглядами. Опозорен за изобретение данных.

Филип Зимбардо, архитектор знаменитой работы о тюрьмах. Исследование проводилось в подвальном этаже  Стенфордского университета в 1971 г и подверглось уничтожающей критике. Зимбардо и его исследователи набирали студентов и давали им роли “заключенных “ и “охранников.“  Охранники подвергали надругательствам узников, те реагировали как настоящие заключенные.  В 2018 г были найдены первоначальные участники исследования и выявлены серьезные проблемы – включая факт тренировки ученым агрессивного поведения охранников.

Психолог Питер Грей сказал мне, что он видит работу исследователей, как Зимбардо и Розенхан, элементарными образцами штудий, “удобных нашим предвзятостям... Это своего рода влечение показать проблемы общества, но в процессе наступает срезка углов и даже подчистка фактов.“

Это может объяснить Розенхана. Он понимал реальные проблемы в обществе: страна складировала очень больных людей в домах кошмара, c виду больницах.  Наша система постановки диагноза была неадекватной, а психиатры во многих аспектах имели слишком много власти – и очень мало препаратов.
Он видел, как психиатрические штампы унижали людей. И как доктора видят пациентов через призму ментальной болезни. Во многом, это все еще так.

Но проблема в том, что научное исследование должно иметь голос. Мы не можем строить прогресс на гнилом основании.

Не уважая данные Ландо, изобретая другие факты, Розенхан упустил возможность создать картину в трех измерениях, нечто слегка хаотическое, но более честное.  Вместо этого, он помог сохранить угрожающую полуправду.

И сегодня, то что у нас есть – это кризис ментального здравоохранения в эпических пропорциях. Свыше ста тысяч людей с серьезными психическими заболеваниями живут на улицах, и нам хронически не хватает безопасного жилья и мест в больницах для самых больных среди нас.

Если бы Розенхан описал свое лечение в больницах более сбалансированно, если бы включил информацию Ландо, мы бы имели шанс иного диалога, c меньшей степенью уверенности, чем выяснилось из его работы, и возможно, только возможно, мы находились бы сейчас в лучшем месте.

Сьюзен Кахалан – автор “Великого самозванца,“ книги о знаменитом психологе, профессоре Дэвиде Розенхане, которого она обнаружила, работая над материалами к своим мемуарам “Мозг в огне.“
Книга “Великий самозванец“ – хроника ее отношений с врачами, которые были уверены, что ее аутоимунное заболевание представляет собой серьезную психическую болезнь.

Stanford professor who changed America with just one study was also a liar
by Susannah Cahalan  November 2, 2019 NEW YORK POST

Students loved professor David Rosenhan for his golden voice and charismatic teaching style, but his ability to embroider a story infected his research.
Stanford psychology and law professor David Rosenhan could transfix an audience in a crowded lecture hall with just a few words.“What is abnormality?” he would ask undergraduate students, his deep and resonant golden voice building and booming. “What are we here for? Some things will be black … Others will be white. But be prepared for shades of gray.”
Rosenhan would know. His own life, as I would later find out, was filled with shades of gray.
He wasn’t particularly attractive — the word often used to describe him was “balding” — but there was something magnetic, even seductive, about him, especially in front of a crowd.
His students called it a gift, describing his ability to “rivet a group of two to three hundred students with dynamic lectures that are full of feeling and poetry.” One student recalled how Rosenhan opened one of his lectures while sitting on a student’s lap — as a way to test the class’ reaction to abnormal behavior.
His research work was also groundbreaking. In 1973, Rosenhan published the paper “On Being Sane in Insane Places” in the prestigious journal Science, and it was a sensation. The study, in which eight healthy volunteers went undercover as “pseudopatients” in 12 psychiatric hospitals across the country, discovered harrowing conditions that led to national outrage. His findings helped expedite the widespread closure of psychiatric institutions across the country, changing mental-health care in the US forever. Fifty years later, I tried to find out how Rosenhan had convinced his subjects to go undercover as psychiatric patients and discovered a whole lot more. Yes, Rosenhan had charm. He had charisma. He had chutzpah to spare. And, as I eventually uncovered, he was also not what he appeared to be.
I stumbled across Rosenhan and his study six years ago while on a book tour for my memoir “Brain on Fire,” which chronicled my experiences with a dangerous misdiagnosis, when doctors believed that my autoimmune disorder was a serious mental illness. After my talk, a psychologist and researcher suggested that I could be considered a “modern-day pseudopatient” from Rosenhan’s famous study.
Professor Rosenhan distinguished himself at Stanford with his 1973 paper “On Being Sane in Insane Places” in the prestigious journal Science, research that helped spur the closure of mental hospitals nationwide.Professor Rosenhan distinguished himself at Stanford with his 1973 paper “On Being Sane in Insane Places” in the prestigious journal Science, research that helped spur the closure of mental hospitals nationwide.
Reading the study for the first time that night in my hotel room, I was struck by its opening words: “If sanity and insanity exist, how shall we know them?” Psychiatry had been struggling throughout its history to answer this question, and Rosenhan’s paper, with its rigorous data collection, exposed the deep limitations in our attempt to answer it.
Rosenhan’s eight healthy pseudopatients allegedly each followed the same script to gain admittance to psychiatric hospitals around the country. They each told doctors that they heard voices that said, “Thud, empty, hollow.” Based on this one symptom alone, the study claimed, all of the pseudopatients were diagnosed with a mental illness — mostly schizophrenia.
And once they were labeled with a mental illness, it became impossible to prove otherwise. All eight were kept hospitalized for an average of 19 days — with the longest staying an unimaginable 52. They each left “against medical advice,” meaning the doctors believed that they were too sick to leave. A total of 2,100 pills — serious psychiatric drugs — were reportedly prescribed to these otherwise healthy individuals.
At the time, the collective American imagination was deeply suspicious of psychiatry and its institutions. It was the era of Ken Kesey’s “One Flew Over the Cuckoo’s Nest” and movies like “Shock Corridor” and “The Snake Pit.” Rosenhan — who was both an insider who studied abnormal psychology, and an outsider who was a psychologist rather than a psychiatrist — was the perfect person to pull back the curtain on psychiatry’s secrets.
His paper had an outsized impact and sparked further movements in the mental-health world — helping to debunk Freudian psychoanalysis, medicalizing psychiatry and pushing for mental-health patients’ rights, to name just a few. His conclusions were “like a sword plunged into the heart of psychiatry,” an article in the Journal of Nervous and Mental Diseases observed three decades later.
When I read his paper, I recognized my own experience with misdiagnosis in those nine pages. I saw the power of labels, the feeling of depersonalization as a psychiatric patient, the hopelessness.
I wanted to learn more about the study, about the participants who, at the urging of the charismatic Rosenhan, would put their lives on the line to volunteer for such a treacherous assignment.
Science, 1973The 1973 edition of Science that featured Rosenhan’s groundbreaking work.
So I was surprised to find that so little had been written about his study beyond the piece in Science. None of the pseudopatients had gone public and Rosenhan, sadly, had died in 2012. Instead, I started talking to the people who’d been closest to him during his life and career to try and understand the professor who had accomplished such a coup.
“He had a twinkle,” Florence Keller, a close friend recalled.
“If [a] party were dead, he would walk in and all of a sudden the party would come alive,” his son Jack Rosenhan recounted.I think he always made people feel special,” his research assistant Nancy Horn said.
Disappointed that I could never meet him myself, I was thrilled when Keller introduced me to a treasure trove of documents he had left behind — including many never-before-seen documents: his unpublished book, diary entries and reams of correspondence.
The first pseudopatient — “David Lurie” in his notes — was very clearly Rosenhan himself.
“It all started out as a dare,” Rosenhan told a local newspaper.
“I was teaching psychology at Swarthmore College, and my students were saying that the course was too conceptual and abstract. So I said, ‘OK, if you really want to know what mental patients are like, become mental patients.’ ”
Soon after that, Rosenhan went undercover for nine days at Haverford State Hospital in Haverford, Pa., in February 1969. His diary and book describe a host of indignities: soiled bathrooms without doors, inedible food, sheer boredom and ennui, rank disregard by the staff and doctors. Rosenhan even witnessed an attendant sexually assault one of the more disturbed patients. The only time when Rosenhan was truly “seen” as a human by the staff was when an attendant mistook him for a doctor.
The experience was harrowing. After nine days he pushed for a release and made sure that his undergraduate students — who were planning to follow him as undercover patients into the hospital — would not be allowed to go. Colleagues described a shaken, changed man after his experience.
I dug deeper. If his own students were forbidden from pursuing the experiment after this dismaying event, who were the others who had willingly followed in Rosenhan’s footsteps? Why did they put their mental health — even their lives — on the line for this experiment?
The further I explored, the greater my concerns. With the exception of one paper defending “On Being Sane in Insane Places,” Rosenhan never again published any studies on psychiatric hospitalization, even though this subject made him an international success.
He had also landed a lucrative book deal and had even written eight chapters, well over a hundred pages of it. But then Rosenhan suddenly refused to turn over the manuscript. Seven years later his publisher sued him to return his advance. Why would he have given up on the subject that made him famous?
I also started to uncover serious inconsistencies between the documents I had found and the paper Rosenhan published in Science. For example, Rosenhan’s medical record during his undercover stay at Haverford found that he had not, as he had written in his published paper, only exhibited one symptom of “thud, empty, hollow.” Instead, he had told doctors that he put a “copper pot” up to his ears to drown out the noises and that he had been suicidal. This was a far more severe — and legitimately concerning — description of his illness than he had portrayed in his paper.
“Rosenhan, I began to realize, may have been the ultimate unreliable narrator. It’s possible some pseudopatients he mentioned in his study never existed at all. - Susannah Cahalan, author of “The GreatPretender,” on famed psychology professor David Rosenhan
Meanwhile, I looked for the seven other pseudopatients and spent the next months of my life chasing ghosts. I hunted down rumors, pursuing one dead end after the next. I even hired a private detective, who got no further than I had.
After years of searching, I found only one pseudopatient who participated in the study and whose experience matched that of Rosenhan: Bill Underwood, who’d been a Stanford graduate student at the time.
The only other participant I discovered, Harry Lando, had a vastly different take. Lando had summed up his 19-day hospitalization at the US Public Health Service Hospital in San Francisco in one word: “positive.”
Even though he too was misdiagnosed with schizophrenia, Lando felt it was a healing environment that helped people get better.
“The hospital seemed to have a calming effect. Someone might come in agitated and then fairly quickly they would tend to calm down. It was a benign environment,” Lando, now a psychology professor at the University of Minnesota, recalled in an interview.
But instead of incorporating Lando into the study, Rosenhan dropped him from it.
Lando felt it was pretty obvious what had happened, and I agree: His data — the overall positive experience of his hospitalization — didn’t match Rosenhan’s thesis that institutions are uncaring, ineffective and even harmful places, and so they were discarded.
 “Rosenhan was interested in diagnosis, and that’s fine, but you’ve got to respect and accept the data, even if the data are not supportive of your preconceptions,” Lando told me.
Rosenhan, I began to realize, may have been the ultimate unreliable narrator. And I believe it’s possible some of the other pseudopatients he mentioned in his study never existed at all.
As a result, I am now seriously questioning a study I had once admired and had originally planned to celebrate. In my new book “The Great Pretender” (Grand Central Publishing), out this week, I paint the picture of a brilliant but flawed psychologist who is likely also a fabulist.
It wasn’t what I intended, and I feel conflicted about my findings. I have so enjoyed dropping into Rosenhan’s world and getting to know his mind and his loved ones — but I have no doubt that his creation, one that touches all of our lives, is flimsy at best. And it’s time for the world to see the study for what it really is.
It’s not the first time a paper published by an esteemed journal has been called into serious question, or even exposed as an outright lie. There was Dutch social psychologist Diederik Stapel, once renowned for finding a correlation between filthier train platforms and racist views at a Utrecht station, who is now infamous for inventing data.
Philip Zimbardo, the architect of the famous prison study, which took place in Stanford’s basement in 1971, has also come under fire. Zimbardo and his researchers recruited students and assigned them roles as “inmates” or “guards.” Guards abused inmates; inmates reacted as real prisoners. A 2018 Medium piece tracked down the original participants in that study and exposed serious issues — including the fact that Zimbardo had coached the guards into behaving aggressively.
Psychologist Peter Gray told me that he sees the work of researchers such as Zimbardo and Rosenhan as prime examples of studies that “fit our biases … There is a kind of desire to expose the problems of society but in the process cut corners or even make up data.”
 
 This may explain Rosenhan. He saw real problems in society: The country was warehousing very sick people in horror houses pretending to be hospitals, our diagnostic systems were flawed and psychiatrists in many ways had too much power — and very little substance. He saw how psychiatric labels degraded people and how doctors see patients through the prism of their mental illness. All of this was true. In many ways, it is still true.
But the problem is that scientific research needs to be sound. We cannot build progress on a rotten foundation.
In disregarding Lando’s data and inventing other facts, Rosenhan missed an opportunity to create something three-dimensional, something a bit messier but more honest. Instead, he helped perpetuate a dangerous half-truth.
And today, what we have is a mental-health crisis of epic proportions. Over 100,000 people with serious mental illnesses live on the streets, while we are chronically short of safe housing and hospital beds for the sickest among us.
Had Rosenhan been more measured in his treatment of the hospitals, had he included Lando’s data, there’s a chance a different dialogue, less extreme in its certainty, would have emerged from his study and maybe, just maybe, we’d be in a better place.

Susannah Cahalan is the author of “The Great Pretender” about famed psychology professor David Rosenhan, who she discovered while on a book tour for her memoir, “Brain on Fire.” The book chronicled her experiences with doctors who believed her autoimmune disorder was a serious mental illness.