ТРИ СНА

        ТРИ СНА.


  Дорога текла через лиловые луга,  испещренные линиями золотой травы. За лугами исполинские деревья спускались  за горизонт с обеих сторон моего направления, оставляя в середине нишу,  через край её лился на луга  свет с густых как покрывало облаков, сгущавших в рельефе золотой цвет до червонного.  Свет возлежал на них  озаряя луга и верхушки ультрамариновых крон исполинских деревьев с ажурной листвой.  А там,  за приспустившимися в низ деревьями дорога утекала под облака.
Деревья росли таким порядком,  что издали казались синими горами с фиолетово золотыми вершинами,  а в близи при подходе к исполинскому лесу глазам открывалось как лилово золотистые луга,  словно впитываемые корнями леса протекали лиловым отливом по бардовым стволам, и
 мешая свой цвет с ультрамарином листвы,  вытекали фиолетом к верхушкам крон,  политым золотом текущего с облаков света.
Листва на них была в вечном жизненном цикле - разворачиваясь и будто  вновь сворачиваясь в почку.
Я прошел дорогой под ультрамарином крон и мне открылся пологий склон.
Дорога виляла по нему,  стекая  в огромный мегаполис. Там,  по среди города,  на громадной площади стоял великан в шутовском колпаке с тремя бубенцами. Он  стоял по щиколотку в этом море вечернего урбана. А колпак его задевал облака.
Все видимое впечатляло настолько,  что время,  не смотря на даль,  растворялось в воодушевлении и вот я уже шел через кварталы к площади с великаном Шутом. У его ног стояли три наперстка.  Каждым можно было накрыть квартал.  Шут присел и бубенцы его колпака издали мелодичный перезвон,  от которого концентричная волна прошла по городу,  содрагая здания как пудинги.
  Я остановился перед средним из наперстков,  уходящих в небеса усеченными конусами башен.
  Шут стал менять их местами,  произнося :

- Нас на три.  С три на на.  С на три на. На три сна...

В этот миг меня и все вокруг накрыло наперстком. И все окружавшее и видимое мной переплавилось в сон.
Сон был необычен уже тем,  что я одновременно чувствовал себя и участником и наблюдателем в нем.
  Я находился в большом зале со стеклянными сводами,  хрустальной спиралью скручивавшихся к центру,  создавая купол.
Было осознание что нахожусь в величественной атмосфере музея вселенского искусства.  Чувствовалось присутствие незримого и Великого гида, наполнившее все пространства зала. Гид слышал мои мысли,  впечатления,  чувства и мог так же мысленно и чувственно дать ответ на любой возникший у меня вопрос.
  В зале размещались как по стенам,  так и по среди пространства картины и монументальные композиции. Я же стоял заворожённый большим полотном -  около семи метров в высоту и четырех в ширину.  Но полотном в привычном понимании назвать эту картину нельзя.  Изображение на ней было трехмерным и динамичным.  Но и экраном с 3D эффектом это так же не было.
 Картина размещалась посреди зала.  Её композиция была такой : две нити ДНК  свивались между собой винтом,  устремляясь вверх.  Концы же их в верху переходили в двух воинов,  сражающихся друг с другом  на мечах. Тела их словно росли от пояса из двух свивающихся в этой схватке нитей геномов. Доспехи горели металлическим блеском серебра и злата. А искры,  сыпавшиеся от ударов мечей,  осыпались в центр свивавшихся нитей и становились комбинациями генов,  образуя поперечины.  По середине вспыхивая ярким свечением и расходясь в противоположные стороны от середины светящимися символами, создавая их  комбинации, читаемые в противоположные,  по направлению  стороны.
  В мыслях мелькнул вопрос о названии картины.  И тут же мой взгляд упал на панель.На ней был ряд кружков,  подсвеченных неоном.  В центре каждого был идентификационный дактилоскопический сканер.  И в каждом папиллярный узор отличался от предыдущего формой закрутки папиллярной спирали : там были и геометрически правильные фигуры -  от треугольников,  квадратов и многоугольных звезд,  до закрученных в разные замысловатые узоры.
 Я понял что это сканеры для иных биологических видов,  являвшихся такими же как человек венцами природы,  но развившихся на других планетах с разными условиями и законами воздействия на их эволюцию.
  Мой взгляд наткнулся на сканер с папиллярным узором идентичным людскому и я не раздумывая приложил большой палец.   Под картиной бегущей строкой высветилось название :" ЛЕВЫЕ И ПРАВЫЕ МЕРЯЮТСЯ Х*ЯМИ".

Тут  же у меня пронеслась череда мыслей,  закончившихся вопросом о идиоматической подоплеке в названии сюжета картины. И ответом мне было понимание: я вдруг ясно осознал,  что текст бегущей строки составлялся в зависимости с менталитетом контактирующего с картиной посетителя этого музея Вселенского Искусства.
  Мне стало немного стыдно за то, что иногда думаю матом. Атмосфера зала наполнилась улыбкой Великого гида. Я ощутил её как перелив в настроении. И потому не стал впадать после легкого смущения в religious awe.
  Я повторно приложил палец к сканеру и под картиной пробежало строкой: "единоборство - суть эволюции".
  В этот миг мне пришло понимание сути перевоплощений в реалиях земного мира. Но это не успело обрести формы и образы мысленной визуализации,  мелькнув во мне искрой сути.  И в этот момент хрустальный купол музея накрыла огромная ладонь и приподнимая,  унесла к поднебесью все окружавшее меня,  вместе с чувством царившей атмосферы вселенских таин. Все это скрутилось в спираль вслед поднимавшемуся куполу и унеслось вместе с ним.

Я вновь стоял на площади перед великаном.
  Теперь он был похож на Фокусника.  На нем была широкополая шляпа,  поля которой закручивались,  создавая восьмерку. На плечах его колыхался пурпурный плащ. А под ним изумрудного цвета хитон опоясывала змея,  кусающая свой хвост.
В левой руке он держал поднятый им наперсток.  И мне снизу был виден на его дне светящийся пентакль. Это. была пятиконечная звезда заключенная в круг.
  Фокусник зачерпнул поднятым наперстком из покрова золоченных облаков и поставил его горловиной вверх на площади позади меня,  метрах в ста. Обернувшись я увидел как набранные в наперсток облака стекают густым белым паром по его стенкам на площадь, словно испарения из колбы с жидким азотом. Дымка  медленно расползалась,  заполняя позади меня площадь.

Я взглянул на Фокусника.  Он едва растянул рот в улыбке и я сразу почувствовал её суть и узнал в ней Великого гида.

  Сзади меня уже обволакивало наползавшей дымкой.  И Фокусник громогласно произнес:

ВСЕ ВРЕМЕНА В ЛУЧЕ.

 На мгновение мне показалось что я стал частью или даже молекулой или атомом окутавшей меня дымки. 
  Переход в очередное видение был незаметным для меня.  Да и меня самого в этом видении как бы не было. Я просто видел. Наблюдал за происходящим.

  По среди бескрайнего океана распростерся небольшой остров. В кратере погасшего вулкана,  на плоской,  покрытой зелено-жёлтой травой равнине стояли восемнадцать космических шаттлов. Рядом расположился небольшой лагерь с дутыми полукруглыми шатрами.  Поверхность их напоминала сетку солнечных батарей и потому местами блестела как зеркала,  отражая свет. В этом импровизированном лагере под легкими навесами стояли длинные столы с рифлеными ящиками.  Некоторые были раскрыты как чемоданы и в них были видны части какого-то электронного оборудования. По лагерю перемещались,  занятые своей работой несколько десятков титанического роста людей.  На них были защитные костюмы из серебристой ткани. Это были астерлимы -  представители внеземной расы.  Рост их был около 24 локтей. И они впечатляюще смотрелись на фоне невысоких деревьев, редко растущих на плато внутри кратера.  Еще несколько астерлимов стояли на краю кратера. Их защитные костюмы были собраны в тюрбан поверх головы и это придавало им забавный вид :  надетого на голову двуярусного торта. Тела их облегала полупрозрачная ткань терракотового цвета. А в ноздри были вставлены золотистые спирали,  напоминавшие рыболовный крючок. Это были ионизаторы дыхания.
  У подножия вулкана еще пара астерлимов с собранными в тюрбаны -торты защитными костюмами неторопливо высекали из вулканической породы каменную копию своего коллеги - с тортом на голове.  Подобную тем,  что смотрели в даль океана,  стоя на краю кратера.
 Эти астерлимы проводили свой явно затянувшийся досуг.  Выражение их лиц было сосредоточенно на изваянии,  но движения были неспешны и потому было понятно,  что занимаются они этим от скуки.
  В десятке метрах от них,   за валуном с редким кустарником сидели на корточках,  оперевшись на кулаки два аборигена - жители этого острова,  с красноватым цветом кожи. Они то выглядывали из-за валуна,  наблюдая за астерлимами,  то поворачивались друг к другу и переговаривались,  эмоционально сопровождая сказанное жестами.

- Вим! -  говорил один другому и сопровождал слог,  чертя по небосводу дугу указательным пальцем.  -  Вим ана! Вим!

-Уку.  -  махал ладонью перед лицом собрата его оппонент,  отрицая сказанное и резким движением чертил пальцем дугу в противоположном направлении -  Ана мииииив! Мив! 

 Астерлимы слышали эти диалоги из-за валуна,  но для них это было что подобное птичьему щебету или писку тушканчиков.  Поэтому они не обращая внимание на звуки местной фауны,  вели свою неспешную беседу.

 - Когда мы уже вернемся.   Я так тоскую по родной земле. 

 -  Нам пока рано.  Ра еще очень активен.  Рак будет. Ра поуспокоится.  Ну и...

Аборигены снова присели за валуном повторяя друг другу услышанное.

- Рано Рарака -  выпалил  один другому,  расширяя глаза и указывая на астерлимов.

- Аааа. Эни. -  Кивая соглашался тот. -  Ра па нуи!  Рано Рарака.  Ра па нуи!

 Астерлимы Посмотрели в сторону валуна.  Переглянулись и подбадривая друг друга улыбками стали разворачивать законченное изваяние лицом к океану.
 Высеченный ими истукан был ростом с них самих.

- Ну это у нас будет Латвий Рис. -  Весело сказал один из астерлимов.

- Да.  Я думаю мы тут всех успеем увековечить в камне... -  тоскливо выдохнув ответил ему товарищ. - Времени много. 

- Надо ждать,  Энки.  Надо ждать...

-Надэ жда!  Наде жда!  -  послышалось из-за волуна.

В этот момент остров накрыло грозовыми тучами.   Свет померк. 
Астерлимы посмотрели вверх и стянули с головы собранные в тюрбаны защитные костюмы,  превратившись в серебряных великанов с зеркальным экраном на месте лица. 

Но вместо предполагаемого ливня на остров опустился густой туман и спустя какое-то время,  когда он рассеялся,  на острове уже не было ни шаттлов,  ни астерлимов.  Только покрытые мхом и вросшие в почву каменные истуканы с тортами на головах задумчиво смотрели вдаль,  рассредоточенные по краям острова.

Поднялся легкий ветерок и развеял мой сон вместе с остатками прибитого к земле тумана.

 Я вновь стоял на площади. Фокусника не было.  Передо мной возвышался конической башней только один из наперстков.  Подойдя к нему вплотную я увидел вход в него.  Войдя,  я оказался на лестничной площадке.  Все это напоминало подъезд многоэтажки. Поднявшись на несколько пролетов,  мне вдруг пришла в голову мысль,  что лучше вернутся на площадь.  Но спускаясь обратно,  я заметил что оказываюсь на том же этаже,  с которого начал спуск. Тогда я развернулся и продолжил подъем.  Витки лестницы поэтажно переходили в полукруг площадки,  которыми разграничивались этажи этой башни.  На некоторых были двери квартир.  Точно такие же как в простой панельной пятиэтажке. 
На одной из таких площадок двое неизвестных мне людей доили корову.  Черную с белыми пятнами.
Это вовсе не показалось мне странным.  Сознание мое было точно таким,  какое бывает во время сновидения и вся абсурдность происходящего воспринималась так же естественно,  как если бы я спал обычным сном.
На уровне пятого этажа я вдруг увидел что лестница закончилась.  И это была обычная лестничная клетка панельной пятиэтажки.  Там было четыре квартиры,  картофельный ларь и ведущая на чердак железная вертикальная лестница.
Я вошел в дверь.  Первую слева.  Я знал эту квартиру.  Но оказался вовсе не в ней. 
Я оказался словно в аду.
Там не было кипящих котлов и адского пламени.  Там было ощущение в котором смещались все жизненные периоды в один социальный  каземат,  в котором была атмосфера всех тех ощущений, что испытывает ребенок в не родительского очага.  К этим детским чувствам примешивались и другие чувства -   уныния,  страха и неприятия толпы,  какие только можно испытать за жизнь.  В этом каземате смешалось все -  детсад,  школа. Было даже ощущение тюрьмы и лагеря,  хотя ни в тюрьме,  ни в лагерях я на тот момент не бывал. Место,  где я оказался было переполнено людьми,  не то что бы моими сверстниками,  но возраст всех их был в пределах одного поколения. В этой гущей людей, в основном знакомых мне не внешне,  а на уровне чувств, царила атмосфера замкнутого пространства,  тесноты,  затхлой пошлости и низменных страстей,  какие только проявляются в людях с низким уровнем самоосознанности-  проживающих убогую жизнь. Что-то вроде социального бройлера или социумного кабачка,  тщательно удобренного фекалиями массмедиа.   
Теснота и общество давили на мое восприятие как внешне,  так и изнутри. Но выбраться из этого места не было  ни какой возможности,  хотя в нем и был некий порядок,  подчиненный некоему воспитателю -  в роли которого была массивного вида женщина в очках с черной оправой.
Безысходность витала в воздухе,  пропитывая всё и вся вместе с вдыхаемым воздухом.
 И когда ее предел достиг апогея в моем восприятии этого кошмара со всей его абсурдностью жанра, у меня возникла нужда в уединении -   такая же необходимая,  как потребность дышать.
Зная что выхода уже не сыскать,  я направился с этим чувством безысходности в какой-то темный,  но безлюдный угол этого замкнутого помещения.  И вдруг я наткнулся на небольшое окошко, больше похожее на бойницу или лаз в толстой крепостной стене.  И хоть я осознавал,  что уровень  где я нахожусь,  довольно  высоко от земли,  что бы выбраться через него  наружу,  я все же  рискнул и оказался по ту сторону злополучной башни. 
Снаружи к ней был присыпан до самого верха земляной пандус и поэтому спуск сопровождался чувством легкой эйфории.  Толи от свободы,  толи от того,  что врожденный страх высоты оказался напрасным при виде пандуса.
Внизу зеленела майская трава.  На горизонте пролегли толи теннисные корты,  толи поля для гольфа,  на которых просматривались легкомоторные самолеты.  Толи это был вид аэродрома.  Меня эти нюансы уже мало заботили.  Я точно знал что мне в ту сторону и что там меня уже ждет самолет, зафрактованный в светлое будущее.
Внутри я почувствовал улыбку Великого гида.