***

Я давно не писал партийно,
сердце подёрнулось мутью,
тиной,
рутиной.
У кого-то, вон, мама - анархия,
папа – стакан портвейна.
Не про меня.
В душе забродила вина,
в крови яд,
на пути в явь
не уйти нам
с поднебесной крутизны,
с крепостной куртины,
с шелома города Путивля –
всюду догонит,
достанет нас плач ретивый.
Часовые и часовщики начеку, на стрёме,
в тихой гавани,
ваш сон по стойке «смирно»
спелёнат рукавами,
но треснет на дне океана отшельничья раковина,
порвутся цепи кованы,
рухнут небес альковы над
безмятежными сонями,
ветер выволочет из нор,
возьмёт за грудки,
возьмёт на измор,
чашу мира поднесёт к губам и заставит испить до дна.

Как ни узок проём окна,
вся Русь из него видна.
Немая женщина везёт слепых котят
в закрытой наглухо спортивной сумке,
котята мнут тупую темень,
вырваться хотят.
Жалко,
совсем ещё сосунки!

Хрупка, как из стекла выдута,
на поручне повисла девочка-кондуктор,
глядит в пустое куда-то
и молится прохожему кому-то.

Плевались в генерала тупорылые форсунки,
в каждой клеточке тела проросли сосульки.

Братки разгребают Авгиевы дела,
прикрывая зады умытых начальств.
Режет пьяные дворы свет раздолбанной шахи.

В метро спускается шахид.

Извиваются бугры задроченного одеяла,
живицей впустую сочась.

От трухлявой осинки не родятся апельсинки.
Сколько на дню бытовух по синьке?!
Мигалка мигала, собака лаяла,
ни о чём не тужила дежурная часть.
Не от хорошей жизни мы стали синячить и дебоширить!
нам бы солнце ярче и небо шире!

Наши широты окутала египетская мгла.
Господи присяжные заседатели,
престижные завсегдатаи,
свихнулся некогда прочный ледостав,
ваш календарь изранен красными датами,
понарожала голодных ртов ваша прокисшая капуста,
сыты по горло, баста!
Стукач выдаст нас,
а свинья, не стесняясь, съест
а один присест.
С тех пор, как ослиные уши отрастил Мидас,
появились уши у стен,
залезли в душу, в карман, в постель.
Чуть слово, чуть мысль –
возьмут под арест,
втиснут в реестр,
Они знают твой адрес,
Они нагрянут к тебе домой,
Они повышают НДС,
пенсионный возраст,
теперь вот тарифы на проезд.
У каждого здесь
свой шкурный интерес.
Рецепт прост:
поставь на будущем крест,
и даже не думай хоть что-то сказать в полный голос,
даже не думай встать в полный рост,
даже не думай!

Месяц укутался в седые занавески,
стекло испещрили тысячи борозд,
в мёртвом доме мотает бессонницу коченеющий Достоевский,
с ним сокамерник –
древний, как мир, Мороз.
Но притвори очи, знай,
не пропадёт Отчизна!
Показался в ночи знак,
затрепетал в безветрии березняк,
бродит краснопёрый призрак.
Федя, прости, иначе нельзя,
лопнут швы провонявших потом изнанок,
будет резня,
хлынет потопом по стольким жизням,
на миру красна,
грязна,
кому хана,
а кому родня,
туже некуда затягивать пояса!
Бьются в хрустальные стены дней моих колибри.
Нам, как солдатам и зэкам, мозги пытаются выбрить.
Я плоть от плоти ваш,
плешь проела фальшь,
дух Ванька-встаньки жив среди заквашенных ивашек,
но ели мало каши,
заходимся в кашле,
смешны, неряшливы,
наше пламя
раздавят ударом плашмя.

Отчего так в России люди шумят?
Чернильным клёкотом
летает кругом
Враньё.
Воздух непроходим от клика.
Когда взберёшься к Вершине, спроси у неё,
Что потом?
Она так белоснежна лишь потому,
что так далека,
от всего, что волнует заброшенное подножие,
что живёт на подножном корму.
Учитель и Горняк,
Студент и Медик,
каждый Бедняк,
Хлеб их горек,
всех собирает жаркосердечный стяг!
Жизнь нужна не затем, чтоб пустить под нож её,
а затем, чтоб лучами чувства и разума осенить бессмысленную тьму.
Так одень же Надежду в грядущие кумачи,
живи что есть мочи!
Несчастного утешь, невежду - научи,
завоюй голодному пищу, босому – обувь.
в этом мире имеет смысл только Любовь.
Ты готов.