В. Д. Фёдоров. Поэзия и жизнь

ПОЭЗИЯ И ЖИЗНЬ

   Зима. Падает снег. Деревья выбросят листья и зацветут только весной; в предвиденье будущей весны они еще летом заложили почки. Так и у поэтов. Почки их будущих стихов и поэм формируются заранее и каждодневно. Разница лишь та, что у деревьев они раскроются весной, а у поэтов, случается, они дремлют долгие годы. Нужен какой-то особый толчок, чтобы дремлющая почка раскрылась и породила или стихотворение, или поэму. Её существование, пока она не раскрылась в слове, было тайной.

   Законы творчества во всем одинаковы. Рождение звезды похоже на рождение поэмы. Последняя по тем же законам является из эмоциональной туманности. Раскрывшаяся «почка» становится смысловым центром, вокруг которого начинают вращаться мысли и чувства поэта. В стремлении к законченности, к совершенству отбрасывается всё лишнее. Из поэмы выпадают лишние строчки, строфы. Звёзды и планеты тоже не берут лишнее. И метеоры, падающие на землю, – это по существу отходы небесных поэм.

   Бывает, что поздней осенью наступают тёплые дни, и дерево начинает выбрасывать цвет. Как начинающий садовод, я уже знаю, что в новом году на этих ветках не будет плодов. И для поэта важно определить свою весну и не выбрасывать ложного цвета. У молодой яблоньки, как и у молодого поэта, есть жажда плодовитости. Опытный садовод прищипывает цвет, оставляя лишь то, с чем она может справиться. Если этого не сделать, молодое деревце само сбрасывает лишнюю завязь, уже потратив на нее свои неокрепшие силы. При этом оно может обескровить себя. Спросят: а Лермонтов? Уже в раннем возрасте из-под его пера появились зрелые стихи. Противоречий здесь нет. Это доказывает лишь то, что у молодого Лермонтова уже была развита «корневая система», питавшая его творчество, была богата биография души.

   Поэту принадлежит весь мир со всеми его сложностями, и поэт должен мудро распоряжаться им. Он должен отвечать за этот мир и в своем творческом сознании строить его так, чтобы он отвечал чаяньям трудовых людей. В сознании этой ответственности вырабатывается гражданская позиция поэта, Все свои дела он будет измерять одним: что на пользу этому миру и что не на пользу.

   Поэту принадлежит весь мир, и поэтому у него должно быть как можно больше связей с миром. Поэт — нервный центр мира, всякие, даже далёкие, радости и боли отзываются в нем. В его душе заложено все, что существует в окружающем, как в яйце птицы заложена возможность жизни. Как только появляется тепло, определённая степень тепла, так в нём тоненький нервный проводочек подключается к другому проводочку, и в положенный срок из тонкой скорлупки вылупится крылатый птенец.

   Биография души – это нечто большее, чем просто биография: был там-то, случилось то-то. Для биографии души огромное значение имеет способность сопереживания, когда чужое становится глубоко личным. Артист, сыгравший Чацкого, – уже Чацкий. Иной человек, пережив что-то, может забыть о пережитом, а поэт будет долго мучиться и переживать. На основе сопереживания развивается поэтическая фантазия. Недаром же Пушкин сказал: «Над вымыслом слезами обольюсь».

   В агрономии существует термин: «культурный слой земли». Так называется тот слой земли, который участвует в формировании растений. Чем этот слой глубже, тем больше питательных веществ. Между прочим, метод обработки земли, внедряемый Мальцевым, основан на этом принципе. Отсюда вывод, – поэту нужно постоянно углублять культурный слой своей души, давать ей возможность как можно больше накапливать питательных веществ.

Поэт – удивительное создание. Когда ему плохо как человеку, ему бывает хорошо как поэту. Когда ему просто по-человечески хорошо, то и творчески опять-таки хорошо. Поэт всегда в выигрыше. Он из всего извлекает поэзию, поэтому для него все благо. Возьмём Лермонтова. Что было бы, если бы у него жизнь складывалась гладко? Разве в его стихах при этом могли бы складываться железные интонации гнева и нежнейшие интонации любви? Конечно же, нет. А Маяковский, а Есенин? Разве они оберегали себя от жизни, от ее сложностей! Сколько я знал людей, душевная робость которых привела их к поэтической бесплодности.

   Нужна смелость смотреть на свои и чужие стихи трезво, особенно на свои. Хуже всего самообольщение. Если я плохой поэт, туда мне и дорога. Беспощадный к самому себе имеет право быть строгим и к другим. Похвалив плохие стихи, вы обманули не только товарища, но и самого себя, ибо задали себе низкий критерий, дезорганизовали свой вкус.

   За последнее время слышатся упреки в адрес поэзии: она-де отстаёт от великих технических открытий, как будто именно с ними были связаны взлёты нашей поэзии. Безусловно, связь есть, но она скорее косвенная, чем прямая. Если проследить историю развития нашей отечественной поэзии, то можно заметить, что взлёты поэзии приходились на годы больших социальных потрясений, были связаны с ними. Взлёт пушкинской поэзии — это высший взлёт народного самосознания, связанный с победой над Наполеоном. В отсвете этой победы развивался и талант Лермонтова. Читайте «Бородино». Несвершившиеся надежды придали его творчеству трагический характер. Некрасов явился в пору острой борьбы против крепостничества. Три русские революции, особенно Октябрьская, выдвинули таких блестящих поэтов, как В. Маяковский, А. Блок, С. Есенин. Победа над Гитлером дала нашей поэзии крылья, выдвинула целый ряд крупных поэтов.

   Несколько слов о взаимоотношениях между поэтом и читателем. Часто бывает, поэт напишет стихи, читатель прочитает их и останется равнодушным. Не затронул ни ума, ни сердца. В другом случае он чем-то взволновал. В одном случае поэт не сказал читателю ничего такого, чего бы читатель не знал, а наш теперешний читатель знает очень многое. Во втором случае поэту удалось осветить тёмный уголок человеческой души, неясное сделать ясным, зримым. Отношение поэта и читателя подобно простой дроби. В числителе — это всё, что поэт предлагает читателю, а в знаменателе — все то, что читатель уже знает. Допустим, такое отношение — АБСДЕЖ: АСЕЖ. По законам математики АСЕЖ подлежит сокращению. Этих известных читателю истин поэт не должен предлагать.

   В стихах следует, на мой взгляд, из известного читателю оставлять лишь то, что находится в прочном сплаве с новым, читателю ещё неизвестным. При этом имеет значение и поэтический темперамент, способность сплавлять разнородный материал, устанавливать и закреплять связь вещей, образов, понятий, часто удивительно отдалённых.

   Это касается и природы, и человеческих отношении. Иногда они, связи, выражены непосредственно, иногда косвенно. У чуткого певца русской природы Александра Прокофьева есть такие стихи:

Здесь тишина. Возьми её и трогай,
И пей её, и зачерпни ведром.

   Сколько здесь установлено связей! Тишину можно потрогать, пить её, зачерпнуть ведром. Связи, найденные поэтом, делают тишину физически ощутимой.

   В поэме Я. Смелякова «Строгая любовь» есть герой, сверхреволюционный Яшка. И вот, когда Яшка пришёл к своей комсомольской подруге и увидел, что она занимается рукоделием, а это, по его тогдашним понятиям, было уступкой мещанству, он выразительно посмотрел на клубок ниток, катившийся по полу...

Наверно, так, сужая взгляд
При дымных факелах Конвента,
Глядел мучительно Марат
На роялистского агента.

   Здесь поэт установил связь между довольно мелким бытовым событием и фактом исторического значения. Дымные факелы Конвента осветили и приподняли само по себе малозначительное. Оговорюсь, такой метод создания образа не единственно возможный. Не всякому поэту следует искать исторические параллели для обрисовки современных характеров и картин. Раскроем наугад книгу В. Луговского и прочтём:

Тополь встал у забора,
Высокий, рыжебородый...

У Н. Асеева в «Синих гусарах»:

Раненым медведем
Мороз дерёт.

У С. Есенина:

Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,
Так же гнется, как в поле трава...

   Здесь установлена тройственная связь: сначала между молодым дубком и травой, после чего созданный образ уже переносится на лирического героя. Таких примеров можно приводить множество. Поэт устанавливает связи не по капризу сердца, а в силу художественной закономерности.
 
У Пушкина:

Нева металась, как больной,
В своей постели беспокойной.

   И этом удивительном сравнении нет никакой натяжки. Всё сплавлено в едином образе, скреплено огромной внутренней энергией. Это гениально. А что такое гений? По-моему, гений – это способность поэта в минимальный отрезок времени развивать максимум творческой энергии. Вялость души ещё никому не помогла.

   Вольтер сказал: все жанры хороши, кроме скучного. Эту истину трудно оспорить. У каждого жанра неисчерпаемые возможности. Но есть особые привязанности. Один охотней работает в жанре короткого лирического стиха, другой – в жанре поэмы. У меня часто спрашивают, что такое поэма как произведение? Этот вопрос всегда ставит меня в затруднительное положение, хотя я попробовал написать полтора десятка поэм. Видимо, теоретикам легче отвечать на этот вопрос. Можно лишь поделиться кое-какими частными наблюдениями. Безусловно, что поэма как жанр с течением времени стерпела большие изменения. Пушкинская поэма отличается от некрасовской, поэма Маяковского отличается от блоковской. а поэма Твардовского скорее ближе к поэме Некрасова, чем к произведениям близких предшественников. Происходит её своеобразная пульсация – по форме она то распустится, распояшется, то снова сожмётся в железный кулак, – и всё время в новом качестве. Даже у одного поэта поэмы разные. У Пушкина «Полтава» и «Медный всадник», у Твардовского «Страна Муравия» н «За далью — даль». И всё-таки есть какие-то закономерности.

   Возьмём, на мой взгляд, лучшую поэму Пушкина — «Медный всадник». В ней четыреста строк, а лёг в неё замысел огромный. Государство и личность, царь Пётр с его исторической миссией и простой человек Евгений, трагическое столкновение судеб. В этой поэме всё взято в больших категориях. То же самое можно сказать о «Демоне» Лермонтова.  С одной стороны, «печальный Демон, дух изгнанья», с другой — смертный человек. Конфликт, по существу, тот же,  хотя из социального плана он и переведён в план психологический. И в этом случае мы видим большие категории. Подчёркиваю, именно это, как неоспоримую черту лучших от Пушкина до Твардовского.
 
   А недавно мне пришлось читать поэму молодого поэта. Вот её содержание: героиня, бывшая фронтовичка, вышла и стала жить хорошо. Но потом ей не захотелось сидеть дома, и она пошла работать на шахту, где однажды промочила ноги, заболела радикулитом и перешла работать в заводской клуб — проверять билеты и контрамарки. Заведующий клубом из добрых чувств посоветовала ей, чтобы она пропускала по контрамаркам, таким образом скопила бы деньги и уехала лечиться. Она согласилась. Потом её разоблачили, потом она разоблачила. И т. д. и т. п. В этой поэме те же четыреста строк, что и в «Медном всаднике», но на что они потрачены? На мелочи быта - на радикулиты и завороты кишок. Почему молодого поэта постигла неудача? Да потому, что в его поэме отсутствовал большой замысел. Будь такой замысел, был бы строже отбор материала, нашлось бы композиционное и сюжетное решение, обнаружились бы её естественные границы.

   За последнее время приходится слышать упрёки в адрес поэтов, пишущих большие, а вернее, длинные поэмы. Не все длинные поэмы плохи, не все короткие хороши. Дело не в этом. В поэме важны пропорции, соответствующие замыслу. Пропорциональная вещь никогда не покажется длинной или короткой. Если двухлетнего ребенка увеличить в десять раз, он всё равно Геркулесом не станет, а Геркулес, уменьшенный в десять раз, всё равно великан. «Зодчие» Дмитрия Кедрина даже по объёму кажутся мне большой поэмой, а в них очень мало строк.

   У поэмы как жанра большие возможности. Как человеческий документ, отражающий черты времени, поэма достоверней. В ней можно проследить развитие чувств, характеров, поступков, логически вытекающих из конфетных ситуаций. В поэме больше движения, а следовательно, и больше жизни. Риторические стихи меня не убеждают, ибо в них преподносятся готовые выводы, а мне, как читателю, хочется знать, в силу чего поэт пришёл к этим выводам. В стихах мне хочется следить за рождением истин. Такая поэзия действенней. При этом не следует понимать, что я отрицаю лирику и публицистику.

   У каждого поэта своя технология. Иногда она меняется. Раньше, начиная работу над поэмой, я делал заготовки и записывал отдельные строчки, потом от этого пришлось отказаться. Чем отработанней заготовка, тем труднее она лезет в поэму, неохотно становится рядом с тем, что родится позднее, в момент непосредственной работы над поэмой. Если их ставить такими, какие они есть, получится ритмическая и эмоциональная пестрота, а между тем на заготовки расходуется нужный материал. Лучше накопленный материал держать в расплавленном состоянии, как ощущение образа, с тем чтобы окончательную форму отливать сразу. При этом очень важен фактор непрерывности. Охлаждённый материал нужно снова разогревать в горниле души, а от частой смены температур портятся даже мартеновские печи, выложенные огнеупорным кирпичом. После написания и напечатания вещи, по-моему, она не должна отвлекать поэта, если разумеется, поэт считает её законченной. Ведь не станет же завод занимать свои сырьевые склады готовой продукцией. А как же реагировать на критику? Хорошо, если возникнет чувство стыда за допущенные слабости. Это, на мой взгляд, одно из главных чувств, подвигающих художника к совершенству. А чувство уверенности, а сознание силы? Испытанные стыдом, эти чувства лишь крепчают. Без уверенности, без сознания силы нечего садиться за рабочий стол.

   Поэзия – высшая организация слова. В ней робостью ничего не возьмёшь. За рабочим столом полезно сознание исключительности: другой этого не напишет, другой напишет уже другое. Для примера возьмём два имени: А. Твардовский и С. Орлов. У первого есть потрясающее по драматизму стихотворение «Я убит подо Ржевом». И всё-таки оно не заменяет мне стихотворения С. Орлова «Его зарыли в шар земной».

   В связи с этим хочется сказать о претензиях и о скромности поэта. Странно слышать, когда говорят: «скромный поэт», скромный в смысле претензий. Как человек, он может быть скромным, но поэт — это и человек и учреждение. Тут важно определить, за кого хлопочет поэт — за себя или за своих героев, работающих в его поэтическом учреждении. Если его герои хороши, поэт, как глава учреждения, даже обязан хлопотать за них, пропагандировать их добрые качества, Кроме того, скромность сама по себе цены не имеет, она приобретает значение лишь в приложении к другим человеческим достоинствам, таким, как ум, талант, смелость.

   О поэзии можно говорить много, ибо это целый мир, имеющий и общечеловеческие и специфические законы. Можно говорить о языке, о ритмах, о размерах. Но все это такие области, каждая из которых требует особого разговора и особой подготовки. Мне хотелось лишь высказать некоторые свои наблюдения о поэзии и поэтах. Я начал с деревьев и закончу деревьями. Глядя на вековое дерево, я поражаюсь тому, что маленький квадратик земли выбросил из себя такое чудо. А ведь пустующая земля такая же.

ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ

Газета "Литература и жизнь". №153 от 28 декабря 1960.- с.3.
Мастерство писателя: Сборник статей. - М..1961. - с.221-226
Фёдоров В.Д. Книга "Наше время такое". - М.: Современник,1973.- 511с.
Фёдоров В.Д. Собрание сочинений: в 5Т.1988.- Т4.- 480с.

*
Фотография Анатолия Хрупова (г.Москва)


Рецензии