О Ваське и Маське Колыбельная

Закрывай, родная, глазки
И по снам плыви.
Хочешь, вдую в ушко сказку
О большой любви?

Жил Васян – обычный орган,
Но с большой душой.
Был замылен и задёрган
Жизнью и рукой.

Лобовой ломился страстью
В зипперный замок,
Чтоб достичь каньона Маськи
У слиянья ног.

И вот раз, устав до пота,
Искупая грех,
Не поднялся на работу,
А ушёл в побег.

Заодно с ним, пара типов
Прямо в неглиже,
В прошлом явно прототипы
Карла Фаберже.

Крался, спрятав, точно ниндзя,
Темя в капюшон.
От кентов, лишь слыша снизу
Их «Вечерний звон».

Но в итоге злой, усталый,
Сжавшийся в комок,
Цель достиг и одеяла
Поднял уголок.

Проскользнул. Перекрестился
Видя, как с ленцой,
Пестик чуть зашевелился,
Будто брат меньшой.

О него потёршись носом,
Двинул вдоль ноги…
Распрямили с хрустом позу
В стержень позвонки.

По икре и бёдер плёсам,
К заливным лугам,
Где травой покрытый остров
Прятал свой Сезам…

Но упёршись в самом устье
Головой впросак,
Вдруг зашёлся от предчувствий:
Что-то тут не так…

Там, где травка колосилась
С утра до утра,
Голым шабашем лоснилась
Лысая Гора.

Кто-то начал и закончил
С флорой беспредел.
Над проходом лишь бутончик
Чудом уцелел.

Он росинкой поцелуя
Капнул в жадный рот
И под крики "Аллилуйя"
Отворился грот.

Зазвучал, вливаясь в орган,
Божеский орган.
Капюшон, сорвав нескромно,
Внутрь нырнул Васян.

Голова прошла, как в масло,
Как в заглот змеи,
Каждый хрящ, тащившей страстно,
В омуты свои.

За ударом, как в припадке,
Наносил удар,
Словно шмель несущий к матке
Скопленный нектар.

Только что-то тормозило
Прыть его коня.
Оглянулся – два дебила
Стиснулись, звеня.

Эх, какой не любит русский
Бешенной езды?!
Скинул их и снова в узкость
С пеной без узды.

Жал, как план в цеху литейном:
Ковш туда - сюда,
Как челнок в машинке швейной,
Как Герой Труда.

Механизм, вконец, не сдюжил
И пошёл в разнос.
Выброс был из недр наружу…
Аварийный сброс.

И бедняга, сразу кончив
Труд сизифов свой,
Вновь залез под капюшончик,
Обретя покой.

Как бы походя, так вроде,
Тихонько сказал:
«Чую теми, что на входе,
Кто-то здесь бывал…

Кто лужок любимый стырил?
В глубь не донырнуть…
Почему, как будто шире
Стала твоя суть?»

И ответ любимой в чакры
Вбил осины кол:
«Хочешь, милый, дам виагры,
Или валидол?

Или средства от простуды,
Или просто дам?
Появилось Чудо-Юдо
В наказанье нам

Горько было ждать в разлуке,
Выпила … Ну, и…
Чьи-то обняли вдруг руки –
Думала, твои…

Я ещё сопротивлялась,
Но, как встал колен,
Тут уже не удержалась…
Взял, короче, в плен.

Член… известный… мерзкой секты,
Садомазных сил.
Поглумил, а для эффекта
И лужок скосил.

Под эстета шарил складно,
Весь бутон изгрыз.
Еле влез… Здоровый, падла,
Чистый сумоист».

Гром шагов тяжёлых грянул,
Словно старый спор
Завершая, к Дон Хуану
Двигал Командор.

А Васёк нашёл решенье -
Дверь успел прикрыть.
«Попрошу без приглашенья
Внутрь не заходить!»

Но ответ влетел ударом:
«Я – посланник гор!
А ты что за овощ, ара?
Ну-ка, выдь на двор!»

«Я - Васян, из бывших «новых…»
Нам не ведом страх.
Клан – бессмертных Кулаковых!
Сам весь в мозолях…»

Но в притвор ворвалась сила,
Повергая в шок.
«Я тебя спасу любимый…
Пусть ещё разок

Поглумится, что есть мочи
Надо мною тать,
А ты спрячься в уголочек,
Чтоб не пострадать».

Ступор обнял тут Васяна,
Приглашая в гроб -
К нему нёсся ствол тарана,
Целя прямо в лоб.

Поскользнулся на своём же…
Уловил лишь взгляд,
Как мельком, над самой рожей,
Просвистел снаряд.

Тут же крик, двойной и страшный,
Аж пробрал до жил –
Гад вторые двери в башню
Головой пробил.

И застрял. Сошлись на шее,
Створочки в момент,
Из машонки зазвенели
Бубенцы в дуэт.

«Так держать! Терпи, родная!
Стисни посильней,
А я тут уж попинаю,
Этих звонарей!»

Принимая с воплем сториц
Каждого тычка,
Слезть пытался бедный горец
Червяком с крючка.

Но, давясь размером, матка,
Как питон живца,
Всё сжимала свою хватку
На конце конца.

«Маська, всё, не чую пульса,
Мы сорвали банк!»
Горец выпал без конвульсий,
Косанув под шланг.

Так любовь всё победила,
Подтвердив закон,
И залился звоном милым,
Вновь «Вечерний звон».