Единение

Где ты теперь – густой и золотистый
свет как туман – для непривычных глаз.
А там, где я, – пролёты и мосты,
заброшенные голубятни ветра,
арх. чертежи на вымокшем картоне,
изогнутое лежбище воды
с огранкой отпечатка в целлофане,
и гребень улиц воткнут в горизонт.
В той седине не слышно и не видно
курсива птиц над пропастью дождя.

Ты – смотришь сквозь штриховки световых,
геологические шурфы, точно в слитки
майянских иероглифов, и слой
за слоем сходит мир до корки льда,
до соли на закушенной губе.
Но ни один твой огненный знакомец
крылом не провибрирует: не плачь! 
не узнающим берег и окно,
и двор, скукоженный до тесной призмы,
глазам под капюшоном подворотни.

Поют над нею башни хрусталя,
но уши различают лишь: цок-цок,
а зренье – как – матрешка за матрешкой –
мелькают всюду главки да головки.
И я болтаюсь чёрным поплавком,

но – ничего живого, кроме смерти 
в душистом улье поминальной службы,
а на юру – растрескавшихся губ,
когда ты слизываешь ими
сукровицу на трещинах пространства
и вмешиваешь в рваный ритм строфы.
По ту и эту с них стекает жар,
едва, прижавшись шёпотом ко мне
(и тем забыв о страшном расстоянье),
заговоришь.
             и нам вдвоём не больно
теперь - лишь так