мальчик

от него пахнет коньяком, спесью, жаждой и ветром пятниц; он сидит в терассе на кресле с книгой под лампочкой ночника, и мне хочется льнуть к нему и магнититься, как волосок на глянец, а не сверлить экран телефона дрожаще издалека. мне не-встреча, не-лето, не-навсегда мчатся в руки, как тот воланчик, что потом внезапно теряет вес под ракеткой и бьётся в ноги; и меня убьёт либо чувство страха, либо этот смазливый мальчик, равнодушно смотрящий в мое лицо (выделяющийся из многих). он заходит в сеть, у меня режим телефона на самолёте; мы сидим с Тревожностью на полу и ласкаем мои ладони; вы, кричащие о врачевателе-времени лижете слух и врёте, потому что спустя хоть пятнадцать лет почеши свою рану - заноет. от него пахнет солнцем, костром, желанием и сигаретным дымом, он стоит напротив примерно в метре, чистит руки после угля; и ведь нравится быть ему, черт возьми, гребанным властелином и таких вот [псевдо]надменных дурочек укрощать, подчинять, влюблять. и я тычусь взглядом в ключицу, в спину, потому что в глаза нельзя: с этим строго, если не хочешь сгореть под воздействием теплой кожи, чтоб потом поутру не услышать банально-острое "мы же просто друзья" и придя домой не сползать по стене, не скулить и не выть до дрожи. и я тычусь в него руками горячими, пихаю ему свое сердце - на, бери, - а оно дымится в лучах оранжевых, обжигает пальцы, вот-вот рассыпется; он стоит напротив, как будто светится, и скучающе говорит  - "сейчас докурю, да и спать пойду. знаешь, мне нужно выспаться."