Сибелиус

На моем лице прочитал, что как будто бы я — половинка твоей души, твоя целая половинка с лицом как у прокаженной и с самим Сатаною оставленным отпечатком.

А ты был высокий и в шляпе нуарного детектива.
Кажется, листья летели с берёз и мы шли по парку вдвоём, ты и я, одно целое и половинка.

Как такое возможно?

Скрипки пели и плакали, дурочки, а всего, что хотелось мне, наверное — танцевать.
Ведь танцуют же, прости Господи, Эвридики...

Половинка и целое. Целое и половинка. Я и ты — мы из разных империй, эпох,
в расстоянии тысячи километров от падения этой проклятой берлинской стены.

Мы с тобой никогда не расстанемся!

Но ведь это всего лишь строчка из песни джаззмена,
а у нас здесь, скорее, печальный и вовсе прокисший блюз.
Ты не знаешь, но чувствуешь, что мне хочется это спеть,
но я петь не умею (да, впрочем, и танцевать), потому и молчу.

А в Варшаве опять дожди.

Листья падали, снег летел, а мне виделось, чудилось в рамах оконных, что вокруг всё зеленое и яблони зацвели,
что я вышла тебя встречать с автобуса в красном платье (а может, и в юбке),
с белой проседью в голове и со звуками джиги в душе,

а быть может, и не тебя, а кого-то другого совсем.
Господи, мало ли в свете людей со шляпами детективов? Ты попробуй сначала такого найди, чтобы он — со щербинкой, а все-таки целый, а ты, тем не менее, половина — и все-таки от него!

Мы с тобой никогда не расстанемся или, может быть, так и не встретимся?
Я не знаю.

Все антенны утопли в снегу.
Здесь зима. У тебя ж облетают листья
в свете газовых (что за чушь старомодная) фонарей,
и счастливые люди танцуют вальсы в вечерних платьях,
и здесь нет ни войны, ни подземного гласа её изо всех щелей.

И... Ты знаешь, наверное, я поняла, почему мы такие разные, хоть друг друга копируем с точностью близнецов:
просто в мире что-то не так,
что-то в мире как будто надломлено
и стоят человек-шестерёнки не на своих /местах/.

Я спросила одну:
Что за гадость вообще залезать на чужое /место/ (как в приличный салон в своих уличных башмаках)?
Что за пошлость и выбор уже другими "забитого" /места/, чтоб так вышло, что я — половина, а он — костяк?
А она не ответила мне, та надменная шестерёнка,
продолжала вертеться, смеяться-звенеть и сбивать механизм часовой.

Ну скажи мне хоть ты, ты, мой странный мужчина с фигурой оплывшей свечки,
кто задул огонёк? И в каком мне искать псалме
хоть какую подсказку и путь к Палестине твоей души?
Закрываться не надо, послушай, ведь я же не вор,
в дом крадущийся тихо вдоль лунных дорожек залива,
Я своё лишь хотела забрать: право-левый сердечный желудочек, в единичном количестве выданный нам на двоих... 

Ты молчишь, отступая, тебе, видно, нечем крыться. Ты молчишь... Хорошо, но тогда мы вдвоём помолчим.

...Дождь идет — у тебя.
У меня — половинка дождя,
от которой все строчки поплыли и листок потом шелестит.

Я мечтала с тобой танцевать хоть до самой луны и обратно,
но мой блюз, к сожалению, вряд ли тебя прельстит.