На пыльном чердаке деревенского дома... -28

         Павел Вегов
                …Поволжским моим
                землякам-одноклассникам
                посвящается…

                НА ПЫЛЬНОМ ЧЕРДАКЕ ДЕРЕВЕНСКОГО ДОМА
                (часть 28)

         Серые страницы рукописи, найденные девчонками-подружками на пыльном чердаке деревенского дома поволжской деревни, сохранили нам стихи неизвестного поэта, датированные годами с 1904-го по 1915-й. Строки стихов ожили сейчас, ожили такими, какими они и были написаны когда-то в родном правобережье Средней Волги, малой родины моей, и удалось мне показать их на страницах сайта в Стихи.ру.
 
         Но после стихов в рукописи следуют ещё и несколько сказок, написанных тем же автором, в те же годы, и сохранившиеся в той же загадочной рукописи, основе нашего повествования. Вот и счёл возможным оставить их тексты здесь, на очередных страницах...
         А это в заключение, мои скромные рассуждения, вместо эпилога…

                Вместо эпилога
                ТРАГЕДИЯ ЗАГАДОЧНОЙ ЛЮБВИ

         Таким вот непредвиденным образом и осуществилось моё общее знакомство с загадочными рукописными стихами, с существовавшими когда-то, в прошлые века, течениями и модами западной поэзии. Они, естественно, в короткие сроки проникали и в поэзию российскую, и в ней, да и о ней, зазвучали у литературоведов те же определения: модернизм, романтизм, символизм, гейнизм, и так далее…

         Признаюсь - необъяснимо возник у меня невольный интерес к «археологии» хранившихся на деревенском чердаке одного из домов на моей малой родине рукописных стихов загадочного поэта. На основе захвативших меня впечатлений и возникло в моих сегодняшних «литературных фантазиях» желание оставить в качестве эпилога собственный анализ «любовных эмоций» неизвестного нам героя-поэта. Почему бы и нет, что уж в этом особенного… Для простоты рассуждений мы даже придумаем ему и имя – Викентий.
 
         Давно-давно, уже более ста лет назад, в начале двадцатого века, по так нам знакомому сказочному вступлению – в тридевятом царстве да тридесятом государстве - жил, подрастал и учился на поэта умный да способный парень, родившийся, наверное, в провинциальных краях. И звали парнишку Викентий.
         Застенчивым, тихим да скромным рос Викентий. С душой чувствительной и доброй, да как-то с детства закрытой от окружающего его малого мира. Рос с чувствами доброты и участия, которые не смог он научиться открывать другим, и никак у него это не получалось с детских лет. Душа его да сердце постоянно и неустанно ожидали всеобщую открытость, ожидали ласку да внимание от его окружающих. По юношеским тропинкам судьбы своей, да в силу гуманитарных способностей, стал учиться Викентий в литературно-поэтической школе. А область искусства этого переживала в те периоды истории множество перемен и течений, в ней активно возникали новые понятия, новые поэтические моды.

         Новые веяния захватывали мысли и творческие устремления молодого поэта. Он старался удерживать все свои эмоциональные чувства внутри себя, и только в стихах своих старался Викентий выразить душевные настрои и переживания. Он учился у классиков западной поэзии, известных, авторитетных и уважаемых в российской литературной школе, старался научиться у них поэтическому восприятию мира и стилям его отражения в стихах. На примере творчества и судеб вошедших в его душу западных поэтов, и в силу собственного психологического характера, у Викентия возникала, протекала, и грустным образом завершалась некая загадочная трагедия его таинственной любви. При чтении его стихов, и из возникающих при этом впечатлений у меня, как у самого рядового читателя, и рождалась в воображении эта трагедия, что, возможно, было в судьбе Викентия совсем по-другому…

         Детство и юность почти всегда, и почти у всех, изумительны, впечатлительны, эмоциональны и красивы. Таковыми они кажутся и Викентию - на основе его стихов и сказок, на его пути становления поэтом в те уже древние года. В жизни совсем ещё молодого человека, стремящегося к высотам поэтического искусства в годы начала двадцатого века.
         По крайней мере – могли бы быть такими, либо хотел бы он очень, чтобы они были такими. Герой наш с каким-то необъяснимым страданием несёт в себе, и с грустной болью вспоминает какое-то сердечное детское знакомство. Из его стихотворных и сказочных повествований невольно возникает впечатление, что своё чувство, как и отношение к этому чувству, он старается прятать даже от себя. Викентий старается показать его в стихах и в сказках, в каком-то завуалированном да идеалистическом рисунке.

         В определённый период жизни, и вследствие каких-то закрытых стихотворными виртуальными образами причин, его начинает одолевать неуверенность, растерянность, беспокойство, тревога.
         Горькие мысли медленно наполняют опустошённые в грустных раздумьях участки утомлённого мозга Викентия. Его рука машинально прижимает карандаш к листу бумаги, и на бумагу медленно укладываются стихотворные строки о том, что не мог он ни сказать, ни прокричать. О чём не мог плакать, ни молча, ни вслух, чтобы никто не слышал его плача, никто не видел его мокрых щёк.

         В творческие минуты создания стихов Викентий не может избежать желания и необходимости следовать своим чувствам и этапам захватившей его любви. А она оказалась прошедшей мимо него, в этой любви он ошибался, от неё он чувствовал потом угрызения совести. История его любви прослеживается в его стихах, пусть и не в последовательной форме, а эпизодически и разбросанно. Знакомство – влюблённость – свидания – сравнение своего объекта чувств с цветами и лучами света - сомнения - разочарования - расставания и переживания - сожаления - осуждения – одиночество и тоска - душевное прощение…
 
         Нет, представить эту историю в полной её хронологии и порядке в сегодняшнем разговоре с рукописью Викентия мы не решимся, да это, пожалуй, и невозможно. Однако некоторые впечатления об этом загадочном «поволжском Гёте» начала двадцатого века хотелось бы оставить на этих страницах, ведь они поясняют и появление всего нашего повествования.
Вот они, первые воспоминания Викентием детства и детских чувств, первой, ещё детской, любви…

*********
В убогой крестьянской избе
Была наша первая встреча.
Играли тогда на тебе
В мерцании отблески свечи.
………………………………………………………………………
И с этой минуты тебя
Не мог позабыть никогда я.
В мечтах тебя раньше любя,
Я жил, на судьбу уповая.
         В убогой крестьянской избе
         Судьба нас столкнула с тобою.
         И вот, так угодно судьбе,
         Заря занялась надо мною.

         Родным местом становится для Викентия то, где родилась его первая любовь, где для него оживает мир, где, как цветы, расцветают мечты…

*********
Вот и в деревне мы. Моя мечта
Осуществилась так просто, как сквозь сон.
Какая даль и глубина со всех сторон,
Какая красота!
Мать в кухне всё хозяйством занята,
И днём её почти совсем не видно нам.
Весь как-то ожил я, переменился сам,
И ты уж не та…
……………………………………………………………………

         Ах, какая же возникла у Викентия чистая да светлая любовь…

*********
Ты вся в мечтах воспряла предо мною
В венке из роз, как юная весна…
Твой взор горит… Улыбкой неземною
Душа моя навек потрясена.
……………………………………………………………………..
Ты будто вся из света соткана,
В твоих глазах душа отражена,
В твоей улыбке нега поцелуя…
Как будто средь природы ты одна
Для лучших грёз поэта создана,
Мечтой о счастье муча и волнуя.

*********
Иду я вместе с ней среди полей цветущих,
По изумрудному ковру брожу,
И в голубую даль так пристально гляжу,
На волны нив, меня к себе зовущих.
……………………………………………………………………....
Ужели это всё, о чём едва мечтал я,
Не сон сплошной, не чудная мечта?
Ужель в меня вселилась эта красота,
Которую так долго всё искал я?
………………………………………………………………………

*********
За столиком оставшись,
Мы с ней вдвоём сидим.
О чём-то размечтавшись,
Почти не говорим.
Она, всё забывая,
Лежит на локотке.
Цветок, благоухая,
Дрожит в её руке.
И чудных глаз сиянье
Блестит из тёмных гнёзд,
Как тихое мерцанье,
Вечерних тихих звёзд.
Мы слушаем, как ели
Вдруг начали стонать.
Усевшись на постели,
На нас гадает мать.
…………………………………………………………………

         Встречи на природе, свидания, прогулки к пруду и катание на лодке, восхищение предметом своего обожания…

*********
О, нет, то не мечта,
Не грёза то, о, нет...
Я с нею говорю,
Мне в сердце льётся свет.
Мне в сердце льётся свет,
И что-то льётся в кровь.
И мощных два крыла
На плечах я слышу вновь.
………………………………………………………...

*********
Сияя гордой красотой,
С улыбкой счастья на устах,
Она прошла передо мной,
Как метеор на облаках.
…………………………………………………………

*********
Иду я вместе с ней среди полей цветущих,
По изумрудному ковру брожу,
И в голубую даль так пристально гляжу,
На волны нив, меня к себе зовущих.
…………………………………………………………



*********
В её больших глазах, глубоких, как те дали,
Как бы украдкой устремлённых на меня порой,
В миниатюре вижу я весь этот мир земной,
Как в зеркале, в них отражённый до детали.
……………………………………………………………………………

*********
Я к ней иду, поспешно наклоняясь,
Перешагнув разрушенный плетень.
Она, всё на перилы опираясь,
Вдали мне улыбается, как день.
………………………………………………………………………………

*********
Садится солнце. По крутому склону
Мы к озеру спускаемся вдвоём.
Спят вётлы уж в величии своём,
И облака плывут по небосклону.
…………………………………………………………………………
С открытой головою, в лёгкой блузке,
Спешит она на плотик, разомлясь,
Где я ей отмываю, наклонясь,
Ботинок, перепачканный при спуске.
Она стоит, в плечо мне упираясь,
Чтоб от падения себя сберечь.
А шарфик розовый, свалившись с плеч,
Летит, волной по ветру развиваясь.

         А время убегает неумолимо быстро! Девочка подросла, вышла в общество, и становится другой, и это беспокоит Викентия…

*********
Как под влияньем новой обстановки
Она вся изменилася сейчас.
Пред тем была печальной целый час,
А уж теперь не клонит вниз головки.
И, красотой подруг всех затмевая,
Она блестит уже сейчас звездой.
И льётся смех весёлый, молодой,
Всё-всё меня простить ей заставляя.
……………………………………………………………….

         Внимание возлюбленной переметнулось на других, и это нестерпимо Викентию больно. Он видит глазами любовь свою совсем другой, совсем не его, он боится и переживает за её будущее. Но помочь ни ей, ни себе, он и теперь не способен…

*********
Может быть, то угодно судьбе,
Что я в жертву был должен принесть…
Но зачем моё чувство к тебе
Отцвело, не успевши расцвесть…
Мне не жаль, что других предпочесть
Ты могла мне в неравной борьбе,
Но зачем, не успевши расцвесть,
Отцвело моё чувство к тебе.
……………………………………………………………

*********
Как пошло всё. Средь праздной пустоты
Смотрю один на праздные кривлянья,
И вспомнить не могу без содроганья,
Что между ними ты.
Цветок мой яркий! Ты расцвела, как все,
Даришь вокруг свои благоуханья,
Но я с большой тревогой ожиданья
Не рад твоей весне.
Она летит, как птица, в синеве.
Я знаю – твоего не будет лета,
И ты погибнешь в красоте расцвета,
Заглохнувши в траве.
Ах, сорных трав так много! Не один
Цветок был обречён расти без света.
И гаснул он, как на небе комета,
А жил лишь исполин.

         И наступает период расставания. Викентия угнетает какая-то неизбежность этого расставания, медленная, давно назревающая, и отчего-то совершенно неизбежная…

*********
Должно ли с тобой нам расстаться,
Об этом сама ты суди.
В себе не могу разобраться,
Так много сомнений в груди.
Я верить хотел бы - нет веры -
Без веры ж забвения нет.
Веков роковые примеры
Безверья оставили след.
С тех пор настоящим живу я,
И лишь настроенья ловлю.
И только сегодня, наверно, скажу я
Как сильно тебя я люблю.
А завтра что будет – не знаю,
И в этом всё горе моё.
Тебе ж не понять, как страдаю,
И в этом всё счастье твоё.
………………………………………………………….

         И расставание приходит, приходит в тоске и страданиях - сердечных, душевных, физических. Ах, какая же Викентия беда – они остаются только в нём, только  внутренними и пассивными…

*********
Да! Всё случилось так, как я и ожидал.
Нам было суждено с тобой расстаться.
………………………………………………………………
Я знал, что больше нам не встретиться с тобой,
Ты тоже это знала, но надежды
Ты этой не хотела всё лишить себя,
И всё меня тогда разубеждала.
Ты помнишь, как потом сидели мы с тобой,
Прижавшися друг к другу у камина?
Ты помнишь, как огонь в камине догорал,
И как с тобой мы верить обещались.
………………………………………………………………………………
Но всё случилось так, как я и ожидал,
Нам нужно было всё-таки расстаться
Как странно только… Скоро, может быть, другой
С тобой здесь в комнате же этой будет…

*********
Последний день сегодня провожу я вместе с нею,
И мы одни. Никто уже нам не мешает.
Я удручён, убит, и грудь тоска сжимает,
И я тоскливого молчания прервать не смею.
………………………………………………………………………………..
Уж застилает тьма глаза… Зачем всю эту муку,
Мне суждено узнать теперь, и так страдая?
Она уж исчезает…
………………………………………………………………………………

         Молодого поэта поедают тяжёлые чувства раскаяния, чувства беспомощности, какой-то невозможности и неспособности сохранять в себе добро, которое было рядом с ним и могло бы принадлежать ему долго. Его эмоционально умиляют давние воспоминания о том, как беззаветно он отдавал кому-то свои чувства любви. И что любил только он, а его не понимали, и воспоминания неизбежно переходят в горькие да печальные:

*********
Ах, я ей не раз говорил,
Что всё для неё позабыл я,
Что дорого мне, что любил я,
И всё, что любила она, полюбил.
Что видел счастливой её,
Весёлой, как птичка на воле,
И резвой, как бабочку в поле.
Тут вся моя цель и желанье моё.
Хотел я её сохранить
Такой же, какою и встретил,
Но скоро с тревогой заметил,
Что этого, к счастью, не может и быть.


Понять не хотела она,
Мне верить она не хотела,
И быстро от ней отлетела
Беспечности, живости милой волна.
……………………………………………………………………

         Какие-то воспоминания ещё остаются в нём приятными и красивыми, он старается ими поддерживать свой внутренний мир. Но над каждой строкой его стиха сквозит какая-то неспособность к действиям, отрешённость, потерянность в окружающем его мире:

*********
О, если б вернуть мне те дни,
Когда мы с тобою одни
Полями и лесом гуляли!
Где вётлы гудели толпой,
И где нас от злобы людской
Поля и леса укрывали!
Где глухо, в дали голубой,
Шумел нам мятежный прибой,
Где озера волны сверкали!
………………………………………………………
Где солнца лучи в тишине,
Сияя в последнем огне,
За дальней горой догорали…
Где мы на веранде с тобой,
Узнав безмятежный покой,
Сидели вдвоём и мечтали…

         Однако эти воспоминания неизбежно сопровождают другие, горькие и запоздалые по жизни, в которых наш поэт абсолютно растерян, в которых видны только грустные слёзы:

*********
Я помню, как ты приходила
Ко мне, как меня ты ждала.
Тогда ты ребёнком была.
А это недавно так было!

Ты в комнату прямо входила,
Ко мне, и была весела.
Тогда ты ребёнком была.
А это недавно так было!
Меня ты всё время любила,
Как яркий цветок, ты цвела.
Тогда ты ребёнком была.
А это недавно так было!

         Изредка пытается Викентий объяснить свои трудности тем, что его не видели, не понимали, не ценили его чувств, не верили в его чистоту и искренность. Но опять же, объясняет он это только сам себе, он переживает только за себя, за свои потаённые чувства, которые почему-то не оказались навечно близки и дороги другому…
         Ах, какие горькие разочарования да упрёки:
*********
Ты меня упрекала всё в том,
Что я быть не хотел, как они,
Что я верил в грядущие дни,
Что я пошлость лишь видел кругом.
Ты меня упрекала всё в том,
Что я голову гордо держал,
Что подчас я с презреньем взирал,
На среду, где я был палачом.
Ты меня разлюбила за то,
Что тебя я, как счастье, любил,
Что с тобою я всё позабыл.
Так тебя не полюбит никто.
Ты меня разлюбила за то,
Что я жил лишь тобою одной,
Засиявшей, как свеча надо мной.
О, пойми же, любил ли так кто?
От меня отвернулася ты,
Вместе с ними смеясь надо мной.
Ты понять не хотела душой,
И мои успокоить мечты.
От меня отвернулася ты,
Повинуяся толкам людским.
Ты не верила грёзам моим,
И мои растоптала цветы.
Я жестоко ошибся в тебе,
И тебе не понять никогда,
Кем была для меня ты тогда,
Сколько сил я растратил в борьбе.
Я жестоко ошибся в тебе.
Как душа вся желает моя,
Чтоб ты так же ошиблась, как я,
И страдала, противясь судьбе.

         Утомлённость борьбы с самим собой приводят нашего героя-поэта Викентия к неисчислимым покаяниям, к разговорам со своей совестью. Он приходит внутри себя к чувству великого покаяния и великодушного прощения:

         *********
Не презирай меня. Пусть все узнают,
Что я презренья твоего не заслужил.
И если уже слишком я тебя любил,
То ведь тогда жалеют, а не презирают.
Не презирай меня. Пусть все узнают,
Что я хоть и забыт, но всё ж прощён тобой.
Ты так не хорошо рассталася со мной.
За что? И тут, ведь, не карают, а прощают.
Не презирай меня. Пусть все узнают,
Что ты в капризе не клевещешь на себя,
Что ты была прекраснее, меня любя,
Что ты во мне ошиблась… Пусть то все узнают.

         Что ж, а потом одиночество и одиночество. А вместе с этим и очередное разочарование: а правильно ли я поступил, а зачем всё происходило так, как произошло…

*********
Я один. Нет со мной никого,
С кем бы мог поделиться я горем своим.
Одиночество ж смерть, и его,
Всё равно никогда не постигнуть другим.

Это горе родилось в груди,
Как утопию грёз я своих постигал,
Как кричал: уходи, уходи!
Это - ложь. Это вовсе не то, что искал.

         Даже по прошествии многих лет Викентий так и не находит для своей поэтической любви положительного решения. Он так и остаётся непонятым, нелюбимым, отвергнутым. Он пишет скорбные строки под латинским названием, которое мы и дали в нашем переводе как «Моленье о прощенье»:

*********
Как осуждён навек, как обречён на казнь,
Стоял я пред тобой с горящим скорбью взглядом.
А мой палач, глаза твои глубокие, боязнь,
В кровь сердца моего лили холодным ядом.
         Не мог поднять я глаз, страшась в твоих прочесть
         Ужасный приговор на вечное мученье.
         Но, наконец, не в силах больше пытку несть,
         Решил тебя молить, рыдая, о прощенье…
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Но вот я поднял взор. Свершилось, пробил час,
Передо мной стояла женщина другая.
У той был свет в глазах, у этой он погас,
Сменившись холодом, и я ушёл, рыдая.
          О, разве в мире есть что чище и нежней,
          Чем сердце женщины, впервые полюбившей.
          Найдёт ли в мире человек, что холодней,
          Чем сердце женщины, любовь к нему убившей!

         Ах, какая же трагедия загадочной любви на страницах бумаг загадочного и неизвестного поэта начала двадцатого века десятилетиями проспала на чердаке деревенского дома в живущем уже долгую историю поволжском селе! И чем же названный нами Викентий не «поволжский Гёте»?
 
         Кто знает, может быть, мы и помогли проснуться его рукописи, да отдыхать теперь на этих страницах нашего повествования…

                П.Вегов, Москва,
                февраль 2020 года