Поэты тьмы

В рассказе Сигизмунда Кржижановского «Бог умер» ницшеанский тезис проявляется через одновременно угасание звезды и исчезновение поэзии:

«Это произошло одновременно, миг в миг, с исчезновением звезды ;.
   Виктор Ренье, прославленный поэт, работал у зеленого колпачка лампы над поэмой "Тропинки и орбиты": из-под пера выпрыгивали буквы. <...> Счастье поэтов -- припадочно. Это и был -- редкий, но сильный приступ счастья: и вдруг -- что за черт? -- мягкий толчок в мозг, -- и все исчезло, от вещи до вещи, будто свеянное в пустоту. Правда, ничто не шевельнулось: все было там, где было, и так, как было. Но из всего -- пустота: будто кто-то коротким рывком выдернул из букв звуки, из лучей свет, оставив у глаз одни мертвые линейные обводы. Было все, как и раньше, и ничего уже не было.
   Поэт глянул на рукопись: буквы, из букв слова; из слов строки. Вот тут пропущено двоеточие: поправил. Но где же поэма? Огляделся вокруг: у локтя -- раскрытые книги, рукописи, зеленая шляпка лампы; дальше -- прямоугольники окон: все -- есть, где было, и вместе с тем: нет.
   Ренье зажал ладонями виски. Под пальцами дергался пульс. Закрыл глаза и понял: поэзии нет. И не будет. Никогда».

Всякому, кто знаком со Священным Писанием, ясно, что в рассказе описаны лишь различные проявления одного события, поскольку Бог, Слово (осмысленное, одухотворённое!) и Свет, светящий во тьме суть одно.
Об умирании искусства в минувшем и нынешнем веках писали многие (смотрите, например одноимённое сочинение Владимира Вейдле или «Восстание масс» Хосе Ортеги-и-Гассета). Но, как ни странно покажется, связь этого явления со смертью Бога острее всего прочувствовали те, кого (включая и Ницше) во времена охоты на ведьм скорее всего сожгли бы на кострах инквизиции. Их религиозному чувству иной раз позавидуют добрые христиане: подобным образом нервнобольные подчас выказывают удивительную эмпатию.
К примеру, создатель сатанинского культа телемы Алистер Кроули на пике сил сложил поэму о Богородице – да такую, что на её фоне прочая его жизнь, творчество и волшба напоминает самооговор:

Град Вифлеем – для Девы храм.
Вот ладан, золото и мирра.
Сын Девы – сын Давидов там.
С Ней Дух Святой, в Ней Солнце Мира.

(перевод Владимира Микушевича)

Его старший современник и собрат по чернокнижию Станислас де Гуайта открыл свою вторую книгу стихов «Rosa Mystica» развёрнутой картиной гефсиманского моления Христа:

Господь скорбит один, застыв в саду олив,
Течёт кровавый пот – так некогда Мария
Священнейшим миром стопы Ему облив,
Скорбела и грехи ей отпустить молила –
Как Он теперь один в слезах в саду олив.

(здесь и далее перевод наш)

В статусе колдуна Гуайта может позволить себе любую ересь вплоть до отвержения крестных страданий – а в статусе поэта не может удержаться от сострадания Иисусу:

Ты, Господи, в саду, сейчас поэту люб,
Твой детский плач с Тобой до дна делить готов я,
Сейчас прекрасен Ты и светел твой триумф,
А не когда креста потребует Голгофа.
Ты, Господи, в саду, сейчас поэту люб.

Поэтом тьмы он, конечно, стал не просто так и, уходя туда на поиски иной духовной пищи, обильно оплакал кончину Бога:

Как-то в ночь грезил я, что мертвы божества.
(Нет на свете грехов, упразднён даже страх
С той минуты, когда муж учёный пролил
Свет познания на опустевший Олимп
И расчислил пред нами, как глупо душа
Поступает, во снах озарений ища).
И при свете дневном, и в полночной тени
Плакал христианин и бледнел атеист,
И еврей в пепелище поник головою,
Проповедник толпе не вещал Божью волю...

Впрочем, всё закономерно: как сатанизм – что значит противление – невозможен без христианства (иначе чему противиться?), так и поэзия тьмы исчезнет без Бога: не от Кого будет отталкиваться в головокружительном падении, все координаты исчезнут. Более того, пока наша речь осмысленна и способна выхватывать из черноты сколь угодно уродливые, но явственные детали –

Могучий абандон того, чего не стало,
Гробница величин и сумасшествий саван!

– Свет и Слово живы и действенны. Таким образом, поэт тьмы подобен герою парадокса лжеца. Пока он способен увидеть тьму и что-то сказать о ней, то вольно или невольно является воином света.
Если однажды вам встретится хмурый хромоногий человек, жгущий сердца людей, словно калёным железом – не пугайтесь. Это не чёрный кузнец из народных суеверий, а всего-навсего поэт. Можно сказать наверняка, что хромоту, и дар речи он получил после ночной борьбы с Богом. Потому что дьявол мог бы его только убить или покалечить, но не одарить.

Слава Тебе, показавшему нам свет!
Слава Тебе, обличившему нашу тьму,
которой мы не замечали в отсутствие света!