На изломе судьбы. Очерк. Часть 4-я

Жизнь на хуторе Старомавринский
(1944 - 1945 годы)
Часть четвёртая

Утро следующего дня было солнечным, тёплым. Мама проснулась с радостными мыслями о новой жизни. Прежде всего решила пройтись по хутору и присмотреть жилище, на самой окраине увидела небольшой заброшенный домик, перекрытый черепицей. Позже узнала, что в нём жила семья, которая уехала на Украину.
В доме с двумя комнатами и печью давно никто не жил, стёкла окон были в трещинах, одного и вовсе не было. Кругом пыль, грязь, паутина. Маму, трудолюбивую с детства, это не пугает. Стёкла в окна вставил колхозный плотник Иван, а так как мужчин было наперечёт, то Ивану приходилось выполнять все мужские работы на хуторе. Вот и маме он во многом подсобил.
Ему нравилось быть нужным, при этом чувствовал себя орлом, к слову сказать, давно не летающим. Любил шутить и заигрывать с женщинами. Женщины отзывались на его шутки-прибаутки охотно. При встрече маму, конечно, он тоже не обошёл вниманием, делал комплименты, что-то смешное рассказывал и нам, мы заливисто смеялись.

С помощью Надежды мы навели  в доме порядок и заселились. Самое ценное из вещей, что остались у мамы, была швейная машинка «Зингер» и гитара. Наш домик стоял на сорока сотках огорода, заросшим высоким бурьяном, местами он был по пояс. В течение недели сообща боролись с сорняками, особенно старалась я, мне очень хотелось угодить мамочке, чтобы она меня похвалила. Майя, наоборот, искала
причины, чтобы при первой возможности убежать со двора и играть с хуторскими детьми. Наведывалась Надежда - и помочь, и просто поговорить по душам.

Среди бурьяна было много разросшегося укропа, петрушки, а ещё цвёл топинамбур, их оставляли, это была хорошая еда. Я полюбила молодые побеги укропа, растирала их и ела. Топинамбур оказался спасительной пищей в зимнее время. Возле дома росло раскидистое двуствольное дерево шелковицы, а под ним был вырыт в земле небольшой водоём, наполненный дождевой водой. «Всё не так уж и плохо», – говорила мама, осматривая наше хозяйство.

Маму охотно приняли в колхоз «Путь Ленина». Правление колхоза находилось в селе Отрадо-Кубанское. Колхоз объединял ряд хуторов, кроме Старомавринского, в него входили Новомавринский и Озеровский. До войны колхоз специализировался на выращивании подсолнуха, пшеницы и свеклы. Была своя молочная ферма и молокозавод, была ферма по разведению лошадей и свиней. Достаточно было и техники, свои комбайны и трактора. Люди жили в достатке. После войны всё изменилось, население в своём большинстве еле сводило концы с концами. Техники и рук не хватало, пахали на коровах, причем не на колхозных, а на своих собственных, сеяли вручную. За работу ставились трудодни, на них выдавалось по нормам зерно и бобовые. В периоды посевной и уборочных кампаний работали сутками.

Жизнь на хуторе, как в целом на всей Кубани, была тяжёлой. За время оккупации немецкими захватчиками территории Кубани был причинён колоссальный ущерб народному хозяйству края. Отступая, немцы стремились оставить после себя как можно больше разрушений. Война превратила города, сёла, станицы в груды развалин. Были уничтожены крупные предприятия, электростанции, водопроводы, железная
дорога…
Тяжелейшая ситуация складывалась после оккупации в области животноводства. В большинстве совхозов поголовье скота сократилось до минимума или было полностью уничтожено. Восстановление животноводческого комплекса требовало больших затрат,
времени и усилий. Пострадала и социальная сфера, были разрушены лечебные учреждения, в которых так нуждалось население. Ущерб определялся миллиардами рублей.
И всё же усилиями трудового народа в 1944 году наметилась тенденция роста государственных заготовок зерна и мяса, но они были значительно ниже довоенных. В совхозах и колхозах стали уделять внимание восстановлению и развитию овощеводства, картофелеводства, садоводства и виноградарства. Совхозное и колхозное производство Кубани вновь стало одним из важнейших источников обеспечения продовольствием армии и гражданского персонала.

Для поднятия сельского хозяйства не хватало техники и лошадей. На хуторе в это время только и была пара лошадей, несколько подвод и захудалый трактор. Женским рукам работы было очень много, порой просто непосильной, им приходилось трудиться
вдвойне – за себя и своих мужей, которых отобрала война. Из мужиков был Иван – плотник, да Степан безногий, который дорогами войны дошёл до Правобережной Украины и вернулся домой без правой ноги. Работник с него был плохой, от горя он пил и уже никто и ничто не могло его спасти. Женщинам пришлось осваивать и мужские профессии, в частности косить траву, водить трактор. Болели руки и всё тело, но никто на это не обращал внимания, верили, что совсем скоро будет легче и лучше. Все эти трудности мамочка испытала на себе, она работала не покладая рук.

2 сентября мне исполнилось 4 года, росла я смышлёной, серьёзной и трудолюбивой. Это был субботний день, и мама решила вечером организовать маленький праздник. Стол был скромным, но собравшаяся детвора была рада любому угощению. Поев, мы
увлеклись своими играми, а мама взяла впервые со дня приезда в руки гитару. Её сильный голос разнёсся по всему хутору, ко двору стали подходить хуторяне. Пришёл и соседский мальчик Саша со своим баяном. Получился задушевный, самодеятельный концерт, который устраивали они и в дальнейшем, чем приносили в тяжёлые будни искры радости.
Вспоминала мама своего любимого брата Устима, лучшего до войны комбайнёра колхоза «Путь Ленина». Она часто о нём думала и скучала, он был ей близок по духу, она доверяла ему все свои чувства и мысли. Устим не только был первоклассным комбайнёром, он сам делал скрипки и мастерски на них играл. Добрым словом его вспоминали все хуторяне. С женой Устима маме не удалось подружиться, она не признала её с дочерьми как родню и не хотела знаться.

На смену радующей глаз золотой осени, пришла осень серая, дождливая с первыми заморозками. В ноябре выпал обильный снег и уже не таял, стояли морозы. Было очень холодно, но люди, вспоминая зиму 1935 года, когда морозы временами достигали 35-ти градусов, ёжась и потирая руки, только улыбались: «Переживём… Не впервой!»
В зимнее время, свободная от полевых работ, мама взялась за своё любимое занятие – шитьё. В доме было холодно, мёрзли руки. Печь топила сухими ветками, которые таскала я с Майей из лесополосы, обдирая до крови свои маленькие ручки. Дрова быстро прогорали и не давали достаточно тепла. Спали на печке все вместе, так было теплее. Мы засыпали под мамины рассказы и сказки. Денег не было, еды не хватало. Соседи за мелкие работы по ремонту одежды приносили кто, что мог.
Для мамы, главным было покормить нас, о себе она думала меньше всего.
Долгими холодными вечерами всё чаще ей вспоминался Кизыл-Атрек. Такой нужды в посёлке мы не испытали даже в военные годы. В этом далёком крае мама оставила часть своей души, там она была счастлива и любима. «Будь проклята ненасытная жестокая война. Сколько же ты всем принесла горя…», – не раз говорила в сердцах. Мамочка часто вспоминала отца, боль потери утихла, и где-то очень глубоко горел лучик надежды, от которого ей становилось теплее.

Всё в жизни проходит, прошла и зима. С первыми весенними лучами ожила не только природа, но и люди. Лица становились светлее, чаще улыбались. Птичий щебет заполнил всю округу. Прибавилось работы, нужно было трудиться на колхозных полях и засадить огород возле дома. Семенами и рассадой поделились соседи. Они уважали трудолюбивую Марусю, так называли маму на Кубани, и старались поддержать и помочь. Мама и Надежда в один из благоприятных дней марта вместе вскопали грядки на участке и посадили меленькую картошку «цыганочку», помидоры, лук, чеснок, посеяли укроп, петрушку подсолнух, огурцы. «Весна год кормит!» – весело подбадривали друг дружку. Активно им помогали и мы с Майей. Надя заменила маме прежнюю подругу Татьяну. Вдвоём было легче выживать.

Пришёл цветущий май. В посадках вокруг хутора зацвели абрикосы «жердель», алыча, дикие яблоньки и груши, в нашем дворе рясно, мелкими цветочками покрылась шелковица, зазеленели поля, местами на них желтел рапс. Во всём чувствовалось особое оживление.
Майе исполнилось 7 лет. Стройная, как стебелёчек, с белокурыми волосами, красивым голосом, любящая петь и танцевать, озорная – растёт с ленцой, чем огорчает маму. Мне от природы доброй и чуткой жаль мамочку, и мы часто ссоримся с сестрой.
А через несколько дней пришла ошеломляюще радостная весть о военной безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил, которую сообщил в
ночь на 9 мая в 2 часа 10 минут диктор Юрий Левитан. Он зачитал и Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении 9 мая Днём всенародного торжества - Праздником Победы. Люди выбегали из домов, радостно поздравляли друг друга с долгожданной победой, обнимались, целовались, кричали «Ураааа…».

Вечером 9 мая 1945 года в Москве тридцать залпов из тысячи орудий возвестили Великую Победу. По всему миру звучало слово «Победа», не сходило оно и с уст в каждом доме на хуторе Старомавринский. Весть они услышали из «чёрной тарелки» –
репродуктора, что висел на столбе у клуба. Радость была безграничной, люди плакали и смеялись, танцевали и кричали, а Иван принёс бутыль с самогоном и
стал всех угощать.
Победе над фашизмом радовалась и мама, она подбрасывала нас поочерёдно вверх со словами: «Ура! Победа!» – мы смеялись и тоже кричали: «Ура-ура!». Когда радость немного улеглась, я спросила: «Мамочка, а наш папа придёт с войны?». Майя тоже вопросительно посмотрела на маму, ожидая ответа. От этого вопроса мамочка вздрогнула, что-то оборвалось в её душе. «Солнышки мои, будем ждать. Папа очень нас любит и обязательно придёт…».
Но в том далёком 45-ом на хутор с войны так никто и не вернулся. Почтальон приносила письма, но все они были о гибели или без вести пропавших мужьях и
сыновьях. Часто ветер разносил по хутору чьи-то рыданья, земля пропиталась женскими слезами, бывали случаи, что женщины, прочитав извещение, падали в
обморок. И всё же после пережитых бед военного времени, перенесённых утрат победная весна вдохнула в повседневную жизнь людей большие надежды, они
включились в восстановление народного хозяйства с новым притоком энергии и энтузиазма.

Осенью Майя пошла в 1-ый класс, ей шёл восьмой год. На хуторе школа была добротной, из красного кирпича с партами, классной доской и мелками. Учили
детей две учительницы Раиса Ивановна - добрая, внимательная, и Екатерина Моисеевна - грубая, с мужскими замашками. В школе было одно помещение для класса, где учились дети в две смены с 1-го по 4-ый классы и помещение учительской. Учителя жили при школе, в отдельной к ней пристройке.
В целом на Кубани в сфере начального образования были большие проблемы. Из-за занятости в домашнем хозяйстве, отсутствия одежды и обуви, недостатка школ и других материальных причин многие дети не имели возможности учиться. Посещали школу дети сравнительно обеспеченных рабочих, середняцкой группы крестьян, служащих. Дети хутора Старомавринский в сравнении с другими оказались в более
привилегированном положении.

Майя имела возможность учиться, но интереса к учёбе не проявляла. Ей, от природы подвижной, не нравилось часами сидеть за партой и слушать учительницу. Я, наоборот, хотела учиться. Мама каждую свободную минутку уделяла мне и Майе, чтобы мы научились читать и писать. Я, как губка, впитывала, что слышала и видела, поэтому научилась читать быстрее.
Мама сшила нам школьные сумки. Таких сумок не было ни у кого из детей. Они были из бархата с длинной ручкой, чтобы носить через плечо, имели застёжку и по
отдельному карманчику для пузырька с чернилами и цветных карандашей. А для самих чернильниц мама сшила чехлы с резинками.
Майя и я ходили в бархатных беретиках, в хорошей одежде и обуви. Нас хуторские называли модницами. И это понятно, в основном тогда люди ходили в постолах. Их делали из куска сырой необработанной кожи, обдирали с павшей скотины, вырезали что-то вроде квадрата, чуть-чуть сшивали, продергивая шнурок, затягивали, завязывали и набивали туда соломы, чтобы ноги не мерзли, а дети и вовсе бегали босые до сильных холодов.

После проживания в Туркмении наш говор также существенно отличался от местного. Мы не раз, плача, жаловались маме, что нас дразнят мальчики и говорят: «Гуси гогочут, город горит, каждая гнида на «Г» говорит». Время шло, всё само собой утряслось, и мы подружились со всеми детьми, вместе играли, вместе бегали в местный клуб, который представлял собой длинный сарай с длинными скамейками. Раз в неделю туда приезжали два человека со своим электромотором, так как электричества на хуторе не было, и показывали кино. Билеты стоили 20 копеек, но детей пропускали бесплатно, они усаживались на первых скамейках и были счастливы. Конечно, в первых рядах были Майя и я.

Продолжение: Часть 5-я http://www.stihi.ru/2020/02/21/2130