Гибель дивизии 57

                РОМАН-ХРОНИКА

                Автор Анатолий Гордиенко

  Анатолий Алексеевич Гордиенко(1932-2010), советский, российский журналист, писатель, кинодокументалист. Заслуженный работник культуры Республики Карелия (1997), заслуженный работник культуры Российской Федерации (2007).

Продолжение 56
Продолжение 55 http://www.stihi.ru/2020/02/18/8231

                ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОСПОМИНАНИЙ ПОСЛЕ ВОЙНЫ

  «Командир нашей колонны полковник Алексеев поворачивает нас резко влево, мы уходим с дороги и скорее, скорее бежим в лес, в снега.
По очереди, по четыре человека в ряд топчем снег, торим дорогу и вперёд, вперёд, чтобы уйти, оторваться. Справа вдалеке идёт бой, но он уже затухает, всё реже и реже бьют наши ручные пулемёты, не часто слышны и винтовочные выстрелы.
Вот там, в том бою и погиб мой дорогой друг Алёша, уважаемый командир и начальник, полковой комиссар Алексей Николаевич Разумов. Вместе с ним были убиты Саша Самознаев, политрук Смирнов, его верная жена красавица Аня и многие, многие другие. Позже выяснится, что в том неравном, подлинно геройском бою полегло наших почти двести человек. Наша колонна всё больше уходила влево. Мы шли по нетронутому снегу. Алексеев менял людей, топтали снег и мы с Павлом. Есть ли более каторжная работа? Валенки увязали в сыпучем снегу, а снег доходил до пояса, он набивался в валенки, в рукава, ведь то и дело ты невольно опираешься руками о снег, цепляешься за заснеженные ветки елей.

  Высоко поднимаю ноги, делаю шаг, снег оседает под валенком, делаю второй шаг, и вот я уже сижу на снегу, как в седле. Вытягиваю ногу, высоко поднимаю её, проваливаюсь в снег, падаю на него грудью. Пот прошибает всего; лицо, лоб, затылок, грудь, спина – всё мокрое. Ещё метр, ещё пять. Дыхание частое, короткое, как в жару у собаки. Нижняя байковая рубаха и гимнастёрка прилипли к спине. Хочется зашвырнуть куда подальше полушубок, будёновку. Сердце вот сейчас, вот сию секунду разорвет грудь. Задние подпирали, подталкивали, ругались. Силы уходили. Я опускался беспомощно в снег, прикрыв голову руками. Павел поднимал меня, и мы снова шаг за шагом пробивали толщу снега. Спасибо разведчику Кононову и артиллеристу Васильеву, они подменяли нас с Гультяем до срока.

  Может быть, через час или два Алексеев разрешил короткий привал. Все повалились, многие жадно хватали снег ртом. Я лежал полуживой, сжимая в руках чью-то винтовку, невесть каким образом доставшуюся мне. Вдоль нашей лежаче-сидячей толпы проковылял Вознесенский с двумя медсёстрами, задержался около меня, погладив по потной голове. Упарившись, я снял будёновку, благо на дворе была почти нулевая температура.
– Накройсь, – шепнул он мне. – Была такая команда в царской армии. Наденьте шлем, наденьте немедленно, голубчик.
Гультяй о чём-то перекинулся с Вознесенским, у Паши ещё есть силы произносить слова. Доктор сообщил, что Зиновий Нестерович ведёт нас между двух озёр, Ниетьярви и Мусталампи, ведёт в сторону Питкяранты. Где-то там мы и наткнулись на финский сторожевой пост. Бой был коротким. С истошными криками мы бросились на финский блиндаж, забросали его гранатами и без передышки пошли вперёд.

  Весть о том, что ранен Вознесенский, разнеслась по колонне мгновенно. Изо всех сил я стал пробиваться, проталкиваться к нему. Вознесенский сидел, вытянув ноги. Полушубок лежал рядом, руки прижаты к животу.
– Такая рана смертельна. Обузой быть не в моих правилах. Не поминайте лихом. Идите смело вперёд. Отвернитесь. Прошу всех отвернуться!
Сухо щёлкнул выстрел нагана. Колонна пошла вперёд, а я стоял до тех пор, пока Гультяй не взял меня крепко за плечи. Пройдя немного, я вернулся назад и вынул из похолодевшей руки доктора окровавленный револьвер.
Сколько мы так шли? Шульгин, редактор дивизионки, спросил у меня, который час, но я замотал головой: не было сил расстегнуть полушубок, нащупать часы в пистоне ватных брюк, так называют бойцы узкий кармашек у пояса.

  Долгое время рядом шла Валентина. Она выручила меня – взяла винтовку. То и дело появлялся полковник Алексеев, хотя в петлицах у него по-прежнему поблескивали две майорские шпалы: многие в колонне так и звали его – «товарищ майор».
Зиновий Нестерович говорил слабакам совсем не ругательные слова, подбадривал их. А тем, кто роптал, почему мы лезем и лезем по снегу, когда можно и по дороге вдариться, Алексеев немедленно отвечал:
– Не жалей пота – сбережёшь кровь.
И мне это говорил, и руку жал, и вглядывался пристально в мои глаза. Девушек выделял особо. Не слышал я, что он говорил, но те даже смеялись. Смех этот женский, странное дело, бодрил нас и был чем-то вроде военной музыки, духового оркестра на длительном марше.
Когда еле-еле забрезжил рассвет, мы вышли к горе Муставаара. Алексеев, посовещавшись с Жаровым, резко изменил курс, и мы свернули в лесную чащу, обходя далеко гору. Начштаба предполагал, что на горе мотут быть финские посты, наблюдательный пункт. Он оказался прав: вскоре мы пересекли две свежих, накатанных лыжни, которые уходили к горе.
На очередном привале к нам опять подошел Алексеев. Он тяжело дышал, кашлял, то и дело вытирал ладонью пот со лба.
– Ваши слова, Зиновий Нестерович, «не жалей пота – сбережёшь кровь» становятся девизом нашей колонны, – сказал я ему.
– Жаль Вознесенского. Какой человек был! Человечище! – будто не услышав меня, горестно сказал полковник.

  И снова бредём вперёд, вязнем в снегу, падаем, поднимаемся. Я вишу у Павла на шее. Иногда он пытается нести меня на себе, и тогда мы оба падаем в снег.
Медленно взошло тусклое солнце. Лучше бы его скрыли тучи. Теперь нас могут заметить издалека. Колонна вытянулась почти на километр. Вот сейчас выпорхнет «фоккер» или «гладиатор», но Алексеев ведёт нас только густым лесом. Мы петляем, обходя открытые места – поляны и болотца. У начштаба прямо на рукаве полушубка привязан компас, значит, идём верным курсом.
На привале полковник сидел скрючившись. Вокруг него сгрудились бойцы.
– Не могу идти. Дайте сухарь, сил нету. Ноги окоченели.
Сухарь искали долго, передавали по цепи: Алексеев не может идти, ему надо подкрепиться.
Наконец нашёлся сухарь, я подал Алексееву фляжку. Тем временем разведчик Анисимов стянул свои валенки, размотал шерстяные портянки, и все хором заставили полковника взять этот бесценный дар».

   Продолжение в следующей публикации.