Для кого-то Святая Русь, для кого-то Рашка...

Для кого-то Святая Русь, для кого-то Рашка.
При Царе, при генсеке, бабайке, царьке любом
для кого то здесь "страшно жить", для кого-то страшно
в закордонную нежить врастать толерантным лбом.

Не орлом и не решкой - любая монета реверс
утопляет надёжно в дорожную грязь-тоску,
и Иуде повеситься негде - то гниль, то прелесть
подточила все силы дерев на всяком суку.

Так и ходит Иуда с верёвкой на потной вые,
коль направо - поёт, коль налево - сказку речёт.
Мы его понимаем, не мёртвые, не живые:
чай, мотив немудрён и словечек - наперечёт.

Загляни под обложку историй твоих и басен -
только нары скрип-скрип, да сухарики хрусь да хрусь,
и стенают твои непророки с высоких башен,
до чего ты плоха и бедна, Несвятая Русь!

А коль навзничь прольют питие и иссякнет брашно,
ни кола, ни двора не останется от Руси,
застендапит толпа: "Гой еси ты, Святая Рашка!
Огради от забот и от совести нас спаси!"

Здесь любой из таких, здесь любой - Ивашка-дурашка,
и стихи - не стихи, и работа - считай, не в счёт.
Мимо наших ворот проплывает Рашка-парашка
в час, где святость Руси по усам и браде течёт.

На пиру ли, на тризне ли - долго ли разобраться?
Но подъемлющим чаши ни то, ни то невдомёк.
В мономаховой келье сияет твоё убранство,
в темноте несусветной трепещущий огонёк.

Я ведь сам несу свет - несусветно, безбожно, слепо,
обжигаясь словами, глаголами искр соря.
И дрожит на хоругви генсека посмертный слепок,
окружённый очами царька, бабайки, Царя...