Роман. Глава шестая. Зёрна и подводные камни

 Алексеев был в редакции – отбирал материалы для следующего номера. Удивлённо посмотрел  на Сказочника.

- Вроде, попрощались уже…

- Давай опять поздороваемся. Добрый вечер, Костя!

- Привет. Забыл чего-нибудь?

- Поинтересоваться  приспичило. Когда возобновим цикл о правильном питании?  Перерыв явно затянулся. Нехорошо. Только что звонил Силаеву, он согласен продолжать. А я, со своей стороны, гарантирую убрать излишнюю резкость интонаций, и, вообще, подумаю над формой изложения. Уверен, что найду нужную.

 Костя  раздражённо махнул рукой.

- Далось тебе это просвещение!  Никакого позитива от него не наблюдается. Вон, как тема идёт с Пульсаром! Красота!

- Кончился Молниеносный. Ты ещё ничего не знаешь? Сообщаю. Он получил новое послание от Рассудочных Доброжелателей, взял свою счастливую штыковую лопату, и отправился на раскопки лунного грунта. А когда возвращался - сгорел в плотных слоях атмосферы. Не подфартило на этот раз. Астрологических прогнозов больше не будет.

- Убил, просто, насмерть загрыз! Что же ты творишь-то, а, зверюга? – отчаянно выдохнул  Костя и конкретизировал: - Крокодил!

- А может, дейнозух? – усмехнулся Сказочник. – То же самое, почти. Только на семьдесят миллионов лет древнее. И зубов больше.

- Да вообще непонятно, кто ты такой. Реальную перспективу гробишь! И что теперь?

- Если не планируешь вернуться к означенному циклу – я ухожу. Не в огорчение, Костя. Не могу впустую словами кидаться: мне цель нужна.

  Алексеев развёл руками.

- Жаль, конечно, очень жаль, но что поделаешь... Слушай, выручи напоследок, напиши ещё одну статью. Я тебе даже в двойном размере могу за неё заплатить. И расчёт оформлю с премиальной надбавкой.

- Что за тема?

- У меня одноклассник  – Витька Ларионов. Он чудаковатый, маленько, всегда был. Позвонил недавно, говорит, что есть неимоверно продвинутая теория о происхождении человека. Так вот:  Витька утверждает, что может её доказать при помощи Евангелия – обнаружил некие смысловые параллели. Он начал объяснять, в чём суть, но я не понял, если честно. Думаю, лучше тебя никто не разберётся и не напишет.

- Спасибо за доверие. Кстати, крутой замес. Даже самому интересно стало. Давай координаты теоретика, завтра пообщаемся.
   
  Пятикомнатная  квартира Ларионова была обставлена антикварной мебелью. На стенах – картины, африканские маски, старинное оружие. Одноклассник Алексеева оказался небольшим, округлым мужчиной, с влажными  глазами и тяжёлыми, набрякшими веками.

  «Употребляет частенько, и явно не кефир.» - намётанным взглядом определил Сказочник.

- Красиво у вас. И обстановка такая – философская.

- Наследие предков – небрежно отозвался хозяин. – Давай на «ты». И называй меня по фамилии – я так предпочитаю.

- Как скажешь. Диктофон включён, можешь начинать.

- Сначала саму теорию озвучу, а потом уже к доказательствам перейдём  - веско  произнёс Ларионов, взял со стола небольшую книжку, открыл и процитировал:

  «Беспредельная жестокость, столь ярко и щедро демонстрируемая человечеством, не имеет аналогий в мире высших животных. Но в тоже время она странным, парадоксальным образом сопоставима - вплоть до буквальных совпадений - с нравами, царящими в жизни существ, весьма далеких от рассудочных форм поведения: насекомых, рыб, и даже примитивных организмов, типа бактерий, вирусов. «Человек разумный» ведет себя нисколько не «умнее» пауков в банке.»

 Ларионов сделал  паузу, потом спросил:

- Ну, как?

 Сказочник пожал плечами.

- Пока могу сказать только одно: хорошо написано, автор умеет связно выражать свои мысли. Приятно слушать.

 Ларионов улыбнулся.

- Тогда продолжаю.

  «Что же кроется за этим невероятным, но очевидным совпадением? Еще один эффектный образчик того, что крайности сходятся? Или это все же не что иное, как вопиющее и знаменательное свидетельство того, что человек и его разумность не совсем естественно совмещаются и далеко не идеально подходят друг другу? Уж не взвалил ли человек на себя непосильную ношу? И не раздавит ли его бремя разума? И в чем причина патологической жестокости «царя природы» в отношении к себе подобным?»

  Сказочник нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

- И в чём же она, эта причина?

- Не торопись. Переваривай пока и слушай дальше.
   
  «Более 14,5 тысяч войн при четырех миллиардах убитых. За все историческое время в общей сложности насчитывается всего лишь несколько «безвоенных» лет. Люди практикуют 9 видов насилия при 45 их разновидностях — и эти цифры, судя по всему, устаревают, точно так же, как и «набранное» количество войн. Всю эту чудовищность существования и «сосуществования» человеческих популяций невозможно понять без выяснения причин ее возникновения. Идея отчуждения человека от Природы, провозглашение его «венцом творения» с передачей в его ведение и безраздельное пользование всего доступного ему мира живой природы и ресурсов Земли — все это явилось, наверное, первым в истории «идеологическим заблуждением» человечества. И сейчас пришло время расплачиваться за эту совершенно необоснованную идею верховенства человека с одновременным провозглашением себя «царем природы» со всеми полномочиями наглого и жестокого самозванца.»
 
  Всё это Ларионов выдал одним махом и остановился, переводя дух.

 - Много жути, – прокомментировал Сказочник, - но ближе к сути, Ларионов. А то вступление затянулось, по-моему.
   
  На этот раз теоретик вообще не среагировал на реплику корреспондента, а сделав глубокий вдох продолжил монолог, но уже, практически, не заглядывая в текст, самозабвенно, с торжественными интонациями .

  «Если непредвзято поставить вопрос об отличительных признаках человека, которые даны опытом истории и не могли бы быть «в другом смысле» распространены на животных, то таковых окажется только два. И удивительно: они словно стоят где-то в стороне от столбовой дороги развития наук.
 
  Во-первых, люди — единственный вид, внутри которого систематически практикуется взаимное умерщвление. И, во-вторых, столь же странно, на первый взгляд, еще одно отличие: люди опять-таки единственный вид, способный к абсурду, а логика и синтаксис, практическое и теоретическое мышление - его деабсурдизация. Организм же животного ведет себя в любой, даже в искусственно созданной, ситуации с физиологической точки зрения совершенно правильно, либо дает картину нервного срыва (неадекватные рефлексы), сконструировать же абсурд, или дипластию, его нервная система неспособна. Все развитие человеческого сознания в ходе истории есть постепенное одоление первоначальной абсурдности, ее сдвижение на немногие краевые позиции.

 И вот, как выяснилось, эти две человеческие особенности не только взаимосвязаны, но и полностью взаимообусловлены, ибо произрастают они из одного и того же, страшного феномена. Это - так называемая, адельфофагия, или умерщвление и поедание части представителей своего собственного вида. Она-то и привела к возникновению рода человеческого — Homo Sapiens.»
   
  Было ощущение, что Ларионову очень нравилось  то, что он произносил. Можно сказать, вдохновляло. Даже покраснел от напряжения и заблестел лицом от удовольствия.   

 «Представлена новая концепция антропогенеза, становления  Homo Sapiens. Человечество не является единым видом. Оно состоит из четырех видов, у которых различная морфология коры головного мозга. Два вида — хищные, с ориентацией на людей. Хищное меньшинство привносит в наш мир бесчеловечную жестокость, бесчестность и бессовестность.»

  Сказочник выключил диктофон.

- Ты мне всю книжку решил пересказать? Или, всё-таки, что-нибудь из своей головы извлекать предполагаешь, хотя бы, периодически, а, Ларионов?

  Тот самодовольно потёр ладонью о ладонь.

- А что, концепция раздражает?

- Нисколько. Но я тоже читать умею, и, представь себе, эту теорию знаю.  А вот каким образом она состыкуется с тем, что в Евангелии говорится – не ведаю. Надеялся, что господин Ларионов меня просветит. А он всё цитирует и цитирует. Вдохновенно и безостановочно.

 Ларионов оживился.

- Надо же! И как тебе в целом? Впечатляет?

- Нетривиальная концепция. Местами – достаточно, любопытная. И про то, что первобытные люди расселялись по земному шару не в поисках источников пищи, а спасались друг от друга. И про то, что множество земных языков есть главный признак того, что каждое, даже небольшое племенное сообщество, старалось выработать собственную фонетику общения, и, таким образом, обособиться от остальных, представляющих потенциальную опасность. Своеобразная защитная система – «свой-чужой». Как видишь, тоже потребляем свежую информацию в разумных пределах. Так что, не утруждайся, переходи к основному блюду.

- Хорошо. Я ещё хотел тебя погрузить, малость, но если ты читал – Ларионов поднялся, взял с книжной полки Библию, со множеством разноцветных закладок, каждая из которых, вдобавок, была аккуратно пронумерована. – Евангелие от Луки.  Восьмая глава.
 
  «Когда же собралось множество народа, и из всех городов жители сходились к Нему. Он начал  говорить притчею: вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его; а иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги; а иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его; а иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!»

  Сказочник кивнул головой.

- Это «Причта о сеятеле» - она у трёх евангелистов есть. Я с ней тоже знаком, разумеется. Погоди, диктофон включу.

  Ларионов взял в руки карандаш, пододвинул к себе листок бумаги.

- Теперь смотри внимательно: четыре вида людей - четыре судьбы посеянных зёрен. «Иное упало при дороге» - это близкие к своему дорассудочному состоянию существа.  Не могут воспринимать никаких нравственных постулатов, поскольку у них мозг другой. Звериный, фактически. Только внешняя оболочка человеческая. Они не имеют ни совести, ни сомнений, ни жалости, ни сострадания.  Вследствие чего и стоят на вершине пищевой цепочки. Правители, супербогачи, криминальные авторитеты – все принадлежат к этому виду.

- А второе зерно?

  Ларионов несколькими штрихами набросал на листке человека с двумя непохожими лицами.

- «Иное упало на камень» - следующий вид, тоже хищный. Оборотни. Искусные имитаторы, умеющие принимать любой облик – злобный или добрый, в зависимости от того, что им выгоднее в определённый момент, для получения личной выгоды – материальной, или карьерной. Но они, всё-таки, слабее первых и неспособны им противостоять. Зато всегда подавляют, навязывают свою волю и обманывают стоящих на следующей ступени.

- «Иное зерно упало между тернием» - этих? – уточнил Сказочник.

- Да.  Третий вид, уже не хищный.  Травоядный, можно сказать. Когда-то он был пищей для первых двух, в прямом смысле. А теперь находится под их моральным  прессом и контролем. Бессознательно. Основная масса относиться именно к этой  разновидности, живущей только биологическими  потребностями, как бы, по инерции.  Поесть, попить,  развлечься, размножиться – больше ничего не надо. Как  видишь, существуют три типа людей, которым одинаково ничего разумного нельзя втолковать, но по разным причинам.

  Ларионов выдержал небольшую паузу.

 - И, наконец:  «иное упало на добрую землю и принесло плод сторичный» - четвёртый вид, наиболее продвинутый в направлении оразумления и способный к саморазвитию. А ещё - не поддаётся моральному прессингу двух хищных видов и может им противостоять – духовно. В, принципе, это и есть люди, в том смысле, который общепринято вложен в данное понятие.  Очевидно, что тот, кто писал Новый Завет, знал про эти особенности и выразил их – аллегорично. А я – расшифровал.

- Вижу движение твоих собственных мыслей, Ларионов. Хотя, тоже много чего из книги надёргал, просто, малость, видоизменил.  Впрочем, неважно. Небольшое уточнение: какова твоя стратегическая цель в продвижении данной теории?

- Человечество должно, наконец, посмотреть на себя непредвзято. Это раз. А потом: разве плохо – узнать нечто новое?

- Хорошо. Допустим. Намеренье, вроде, благое. Но какую практическую пользу я лично могу извлечь из такого знания?  Ходить по улицам, рассматривать прохожих и делать выводы: вот этот – на человека похож, глаза – добрые, брюки отглаженные, причёска аккуратная. А у этого – уши остроконечные, зубы жёлтые и руки до колен – точно, зверюга, натуральная! Во-первых, очень поверхностно, а во-вторых – так и с катушек слететь можно, Ларионов!

- Наша цивилизация давно с них слетела. Изначально, можно сказать. Пора начинать вправление мозгов.

- Ладно, на здоровье. Продвигай свою доктрину,  разделяй людей на виды и подвиды, если очень нравится. А Евангелие зачем сюда приплетать?

  Ларионов в недоумении покачал головой.

- Но в причте тоже идёт разделение: эти - такие, а эти – другие. В одних зерно произрастает и даёт плоды,  а в остальных – нет. Разве не так?

- Не совсем.  Там речь идёт о людях. Какой бы он ни был, но это – человек.  И, значит, остаётся надежда.  А в концепции -  чёткое разграничение изначально и полнейшая безысходность в перспективе. Ощутимая разница. Неужели не ощущаешь?

  Ларионов нахмурился.

- У меня другое в приоритете: «Если хочешь понять, что либо, узнай, как оно возникло» - слышал такую формулу?

- Приходилось. Но давай вернёмся к теории. Хотя логичнее было бы называть её по-иному: версия. Интересная, яркая, достаточно последовательная, но не более, чем предположительная. Одна из многих. Откуда твоя непоколебимая уверенность, Ларионов, что возникло в точности так, как в данной версии обозначено? А, вдруг, совсем не так? Или, допустим, что немного иначе всё происходило? Но даже это гипотетическое «немного» вполне может изменить всю базовую парадигму. «Камень, который отвергли строители, становиться главою угла» - тоже из Нового Завета изречение. Теперь притча о сеятеле. Её смысл очень подробно разъяснён – и в самих Евангелиях, и в более поздних толкованиях. Ты взял и объединил – версию и притчу.  Из чего проистекает твоя убеждённость, что они вообще состыкуются между собой? Потому, что четыре зерна и столько же видов? Но это ведь может быть обычным совпадением.
 
  Ларионов подошёл к бару, достал початую бутылку виски, раздражённо налил себе полстакана.  Залпом выпил. Следующим движением извлёк тарелку, взял из неё дольку лимона, но сразу положил обратно, передумав закусывать.

- Моя убеждённость проистекает из логических рассуждений, а ещё - из постоянных наблюдений за происходящей реальностью.

  Сказочник зацепился за первую часть сказанного Ларионовым.

- Такое впечатление, что сейчас все только и занимаются абстрактными рассуждениями. Выдернут откуда-нибудь фрагмент, налепят на него мыслишек из собственной головы, потом совместят данную аппликацию с другим высказыванием, как правило, из авторитетного источника – и готово новое толкование чего угодно. Или подтверждение. Потому и появилось столько разных теорий о происхождении и становлении человека. И адепты каждой из них уверяют, что знают, о чём говорят... А, извини, упустил: «из постоянных наблюдений за происходящей реальностью» – ты что имеешь ввиду?

- Я не только рассуждаю, но ещё и наблюдаю. – торжественно произнёс Ларионов.- Всё видовое разнообразие вижу сквозь внешнюю оболочку. Даже гибридные создания различать научился. Я и на улицу поэтому нечасто выхожу, чтобы не расстраиваться лишний раз.

 Сказочник оторопело взглянул на собеседника, потом ехидно прищурился.

- Озарение, значит, нахлынуло, ага?

- Именно. Надеюсь, ты не будешь отрицать, что подобное случается?

- Так, так. Вон оно откуда, оказывается, всё проистекает! Прозрел, значит. Сидел, сидел в своей антикварной квартире,  книжки разные почитывал, мысли по извилинам гонял под вискарёк, и бац, озарился! Видать, подключился к Вселенной Великого Знания, не иначе! Ну, раз такой просветлённый теперь – ответь на простой вопрос: ты сам, Ларионов, к какому виду людей принадлежишь по этой классификации?

- Ни к какому. В моём случае произошёл эволюционный скачок, благодаря чему я сумел переместиться на более высокую видовую ступень.

- Удачно я к тебе наведался – серьёзно сказал Сказочник. - Тут вообще, оказывается, полный чудесатый набор невероятностей в одном индивидууме наблюдается. А ты сначала эволюционно скаканул, а потом озарился? Или, первоначально, озарился, а потом уже скакануть сподобился? Или одновременно сие происходило?  Алгоритм  какой? Просвети неразумного, дюже любопытствую! И как данная ступень именуется, на который ты теперь гордо восседаешь?

  Ларионов не смутился ёрническим тоном Сказочника.

- Хомо спиритуалис. Человек одухотворённый. Поверить в это сложно. Да я и не настаиваю. Об этом, кстати,  можно не писать.

- Внушительно звучит. Поздравляю! И спиритуалис хочет, чтобы обычный сапиенс, неизвестной принадлежности,  облёк его просветление в слова, литературно обработал, и опубликовал. Да?

- Почему бы и нет? Людям необходимо открыть глаза на самих себя.

- В целом, убедительно. И правильно. Но давай теперь нюансы рассматривать. Есть концепция, достаточно мрачная и спорная, откровенно говоря. И есть Евангелие – священная книга для многих. Нравственный ориентир. Высокий. Местами  -  недосягаемый. Потому его всё время и стараются принизить – разными способами, подогнать под себя, любимых, а то и вовсе дискредитировать. А ты используешь в другом качестве: опору из него соорудил, чтобы идею возвысить: человечество не является единым видом. Смотрите, даже Новый Завет сие подтверждает!  Неужели это всё, что ты сумел из него почерпнуть?  Самому-то не горько, Ларионов?

- «Лучше  горькая  правда, чем сладкая ложь»

- Да что же ты постоянно чужие мысли озвучиваешь! Я тоже, конечно, могу, свою  осведомлённость  продемонстрировать, но не в таком объёме сразу. Вот, прочитал недавно – как раз про тебя. Цитатник.

Он меня забросал цитатами,
Как осколочными гранатами.
Всё метал их в меня, метал,
Даже в голосе был металл!
И цитаты ложились кучно,
Но страшно мне было – скучно.
И тогда я сказал ему:
- Это ты, вообще, к чему?

  Ларионов откинулся на спинку кресла.

- И к чему этот рифмованный выплеск неизвестного происхождения?

- А к тому, что правда у тебя не только горькая, а ещё и однобокая получается. Претенциозная. Упёрся в одну версию до того, что уже кошмары стали мерещиться. А ведь и другие предположения  существуют. Вот, к примеру, про такой феномен, как нейропластичность, слышал? Когда под влиянием внешних воздействий в головном мозге разрушаются  прежние связи между нейронами и образуются новые – причём, с другой структурой и прочностью. Но это не есть нечто аномальное, а наоборот – базовый механизм нормальной мозговой деятельности. И весь опыт, который мы получаем, меняет структуру и работу нашего мозга – так, или иначе. Интересный подход - научный. И гораздо более оптимистичный.

  Ларионов зевнул.

- Демагогия. Всё равно за рамки своей видовой принадлежности не вырвешься. Если хищник от рождения – будешь рвать и грызть, бороться за жизненные блага, а если травоядный – по натоптанной колее плестись, которую твои жвачные предки протоптали, по указке тех же хищников.

- А если гибрид?

- Хороший вопрос. Раньше их мало было – сословные различия сдерживали межвидовое скрещивание. Хоть какая-то упорядоченность просматривалась. А сейчас вообще всё перемешалось. Полнейший хаос. Не знаешь, от кого чего  ожидать. Какая видовая доминанта выползет из оболочки в определённый момент – человеческая, полу, или полностью звериная.

- Совсем ты омрачился, Ларионов. А ещё озарённым себя именуешь.

- А ты что, много поводов для оптимизма наблюдаешь в окружающей реальности?

- Она всякая бывает, не об этом речь. Предложение у меня есть конкретное: давай  две этих концепции – происхождение видов и феномен нейропластичности мозга, совместим, и порассуждаем – своими словами. Интересный  материал может получиться. А Евангелия касаться не будем. Это не простая книга: она очень цельная, на мой взгляд. Отдельные фрагменты тоже, конечно, многими смыслами и аллегориями наполнены, потому и трактуются по-разному. Но вот так, как ты, выдернуть из контекста один фрагмент, чтобы потом использовать в однозначно негативном формате…
 

  Неожиданно,  Ларионов  начал  смеяться:  визгливым,  высоким, дребезжащим, в точности – обезьянним смехом. Сказочник слышал такой однажды, когда водил своих дочерей в зоопарк, и они проходили мимо вольера с веселящимся бабуином.

- Есть ещё одна тэория, самая, что ни на есть, позитишная и оптимистишная! – умышленно коверкая слова и продолжая посмеиваться, наконец, произнёс Ларионов, - «Сотворил Бог человека по образу и подобию своему» и так далее. Сколько времени она была единственной и господствующей? Но теперь-то очевидно, что  с действительностью она никак не состыкуется.

- Хорошо смеёшься – биологично и жизнеутверждающе.- констатировал Сказочник -  Только в голове у тебя  всё перемешалось – гностицизм, атеизм, нигилизм. А вот насчёт цели своей – лукавишь, Ларионов. Не о пользе думаешь, и тем более, не о том, чтобы правду до людей донести. Тебе нужно, чтобы прочитали, и заверещали: «Надо же, как тонко и правильно подмечено! Всё так и есть. Это Виктор Ларионов увидел и обосновал. Великий мыслитель!»

- А если даже и так? Тебе-то что? – вызывающе сказал теоретик. Он уже прилично набрался и устал от этого разговора. – А, может, благодаря мне, хотя бы откроют Евангелие и прочитают, что в нём написано. Такой вариант не рассматриваешь?

  Сказочник резко хлопнул в ладоши – так, что Ларионов от неожиданности, вздрогнул.

- Во, извернулся, просветитель! А ты не подумал о том, что червяка в мозги человеческие запускаешь, навроде, вируса компьютерного? «Откроют, прочитают.»  И будут потом  весь Новый Завет только в обозначенной  тобой  плоскости воспринимать! – внушительно сказал Сказочник и вдруг спросил:

- А ты часто пьёшь?

  Вопрос настолько выбивался из общей канвы разговора, что Ларионов растерялся.

- Ну, не так, чтобы очень…

- А если откровенно?

  Ларионов налил себе ещё полстакана, выпил. Поперхнулся, закашлялся, и злобно выдохнул:

- Да почти всегда!

- А зачем?

- Чтобы не так отчётливо видеть то, что мне открыто. Ты даже не представляешь, насколько это отвратительно и тяжело.

- Бедненький. А знаешь, я вот насмотрелся за свою жизнь на алкоголиков, наркоманов и мысль такая приходила в голову неоднократно: ну, не может человек себя сам, по своей воле, до такого нечеловеческого состояния довести. И ведь ладно, если горе несусветное произошло - можно хоть как-то понять. Но таких - единицы, а остальные?  Не вписывается ни в какую теорию. А ещё я думаю, что не так всё возникало. И реальность – не такая, о которой ты толкуешь.

  Ларионов усмехнулся.

- Говоришь, словно сам что-то наблюдаешь за гранью обыденного.

- Абсолютно ничего. И не слышу никаких голосов потусторонних. Некие ощущения появляются, временами, не более того. Иногда – отчётливые, а чаще – смутные, туманные. Но мне кажется, что алгоритм должен быть другим.

- Ты о чём?

- «Имеющий уши, да слышит» - не просто так сказано. Сначала - понимание, осознание, проникновение в суть, а потом – изображение, если это вообще возможно. А ты, на мой взгляд, ещё толком не разобрался в смысловых нюансах того, что продвигаешь, а уже всю панораму наблюдаешь воочию. Очень сомнительно.

- Да ты прямо свою собственную концепцию вывел! Не хочешь обнародовать?

- Это всего лишь размышления, Ларионов. Мои личные – обрывочные, интуитивные, предположительные. А предположениями людей грузить негоже. Их и так уже ими переполнили - под завязку. Факты нужны, только они имеют значение. И доказательства  к ним – неоспоримые. А пока нет  ни того, ни другого – и говорить не о чем. Особенно, на такие глобальные темы. Но в одном я, похоже, убедился. Окончательно и бесповоротно.

- В чём же?

- В том, что не видишь ты ничего такого, о чём говоришь. Иначе, не стал бы спиртное в себя стаканами заливать постоянно.

- Это почему же? Одно другому не мешает.

- Ошибаешься, Ларионов. Нетрезвый взгляд - расфокусируется, восприятие становится расплывчатым и нечётким. А, значит, невозможно ничего верно классифицировать и найти способ противостояния, при необходимости. Кстати, то стихотворение, про цитаты, вот так заканчивается:

Эффективны в бою гранаты
Только с выдернутой чекой.
А бросаешь в других цитаты –
Обоснуй их. Своей судьбой.
 
  Глаза Ларионова уже слипались. Он явно хотел прилечь. Поэтому отреагировал вяло и равнодушно.
 
- Делай, что хочешь и думай, как знаешь – обоснуй, докажи, покажи, и в рот положи. Главное – сейчас выполни свою работу. Напиши, о том, что я открыл, а люди сами разберутся. На том и закончим. Когда оформишь интервью – отправь по электронке, я посмотрю. И журнал не забудьте прислать: мне, как информанту, полагается бесплатный номер.

- Непременно, Ларионов. Доставим – прямо из типографии в твою квартиру. Курьерским дирижаблем. Только форточку с завтрашнего дня не закрывай. Счастливо оставаться, озаренец-информант.

Выйдя на улицу, Сказочник позвонил Косте.

- Да, встречались. Есть диктофонная запись нашей беседы – в редакции оставлю.  Только я её расшифровывать не буду и статью писать тоже. Послушаешь, поймёшь почему. Уговаривать не надо, бесполезно. Причём здесь - в тройном  размере оплатишь? Да хоть в пятнадцатикратном. Нет.

  Костя недовольно засопел в трубку.

- А сейчас коротко можешь причину обрисовать?

- Запросто. Ларионов этот - он не чудаковатый, маленько. Навскидку - мания величия и куча дополнительных диагнозов, вероятнее всего, на почве алкоголизма. Знаю, что говорю: делал в своё время несколько материалов о психических проблемах современности – с корифеями определённого профиля общался. А великих откровений  параноиков и так с избытком, особенно сегодня. И я в умножении их числа участия принимать не буду. И помяни моё слово: одноклассник твой точно в соответствующем месте окажется - рано, или поздно.
   

  После ухода из редакции Сказочник решил вообще завязать с журналистикой.  Надоело. Пока передохнуть надо, а потом что-нибудь другое подыскивать – более адекватное и ненапряжное.
 
  В то утро он одиноко прогуливался по городу. Рядом притормозила шикарная иномарка, такая чистая и блестящая, что сразу нелегко было понять, какого она цвета. Вышел водитель - высокий, накачанный молодой парень в белой рубашке. Обошёл автомобиль, открыл заднюю пассажирскую дверь. В салоне сидел старый знакомый – настолько давно не виделись, что Сказочник даже позабыл, как его зовут.

- Приветствую самого эффективного разрушителя планов нехороших людей нашего города!

- Здорово, коль не шутишь. Опять братва напрягает? – усмехнулся Сказочник.

  Старый знакомый презрительно хмыкнул, одновременно покосившись на водителя.

- Скажешь тоже. Вспомнил древность такую. Нет, я по-другому делу. Прокатимся в одно местечко, если не занят?

- Поехали. Всё равно без работы пока. Отдыхаю.
   

  Старый знакомый заматерел, держался уверенно. А четырнадцать лет назад по-другому выглядел и говорил срывающимся голосом.

- Слушай, Оптимист, такая проблема. Я же не отказываюсь платить. Но пока ещё бизнес не раскрутился, а они уже долю требуют. Под таким прессом не подняться. Мне бы отсрочку, на полгодика.

- Кто наезжает?

- Волчан.

- Серьёзная бригада. Попробую, конечно, но не обещаю.
 
  Волчаном был друг детства, Санёк. Он выслушал просьбу Оптимиста и недовольно пробурчал:

- Вот ты, неугомонный, лезешь постоянно со своим заступными аргументами. И, главное, складно так у тебя всё получается, убедительно. Добро. Пять месяцев ему на раскрутку. Типа, налоговых каникул. Но больше не подходи, ни одного дня не прибавлю – иначе, братва не поймёт.

  «Видимо, на пользу отсрочка пошла. Всё в порядке у мужика. Ну и хорошо.» – подумал Сказочник, с удовольствием вдыхая ароматный запах дорогой кожи, которой был обтянуть салон автомобиля.
 

  Машина остановилась у высокого, прямоугольного здания, на фасаде которого развевался государственный флаг. «Центральный Департамент Контроля» - прочитал Сказочник золочёные буквы огромной вывески и спросил:

- Зачем тебе сюда? Лицензию какую получать? Или продлевать?

- Сейчас узнаешь. Нам на четвёртый. Да не надо на лифте, пешком прогуляемся.
   
  Они стали подниматься по ступенькам. Вскоре, Сказочник понял, что неспроста:  все проходившие мимо люди почтительно здоровались – сначала с его старым знакомым, а потом и со Сказочником. Добрались до нужного этажа, прошли по коридору. Старый знакомый распахнул дверь кабинета номер сорок пять.

- Располагайся. Твой, рабочий.

- Не понял.

- Я теперь этим департаментом руковожу – неделю назад назначили. А ты мою пресс-службу возглавишь. И ещё журнал будем выпускать – специализированный! Ты – редактор. Строго научный подход ко всем вопросам! Настоящее просвещение в массы запустим, комплексное!

- Это неплохо, в принципе. Но с чего ты взял, что я справлюсь? Специализированное издание – особый профиль. Тут нужно не просто журналистское, а ещё одно - соответствующее образование иметь. А у меня, да будет тебе известно, никакого нет.

- Мне Игорь Олегович прислал несколько номеров «Неочевидных вероятностей» с твоими материалами. Хвалил. Он никого просто так хвалить не будет. А образование – дело наживное. Будешь учиться – заочно.

- Ты знаешь Силаева? Откуда?

- Он преподавал в университете, который я закончил. Потом, правда, по специальности не пошёл работать – бизнесом начал заниматься, ты в курсе, разумеется. А когда всё наладилось – на жену его оформил, а сам на государеву службу поступил. И вот, как видишь, дослужился. До генерала!

- В смысле?

- Сейчас каждый чиновник – воинское звание имеет, соответствующее должности. Моя  генерал-лейтенантская. А ты пока майором будешь, но должность – полковничья, не меньше! Так что, сам понимаешь, какие перспективы впереди!

- Надо же! – удивился Сказочник – а я в армии только до ефрейтора дорос. И то, перед самым дембелем присвоили, для смеха, наверное. И сразу такой вертикальный взлёт! Ладно, попробуем, шеф. Может, что и получиться путного. Время покажет.