Рыжик. Глава 14

                14
                ***
Животные умеют ориентироваться в пространстве, и конечно лошади, несомненно, делают это лучше других. Рыжик мог бы свободно найти обратную дорогу на свой родной конный двор, но события последних дней внесли сомнения в его лошадиное сознание, он догадывался о том, что дома ничего хорошего его не ожидает. Кроме того жеребец не забыл и то, что в том направлении откуда его везли, однажды повстречался с волками, которые, если бы не его верный друг Добрый, лишили бы жизни его, и его любимой серой кобылы в яблоках. Откуда ему было знать, что летом  сытые волки  близко к селу не подходят, а скрываются в глубине тайги, где занимаются увеличением и обучением своего потомства.
Поэтому, постояв несколько минут на месте, Рыжик, повернув в обратную сторону от его дома, медленно побрёл по редкому берёзовому лесочку, в сторону города. И так, поедая свежую траву, он, переходя от одного лужка к другому, приближался к городской окраине. Чтобы делал деревенский жеребец на городских улицах? Трудно сказать. Но добраться до окраинных домов ему не удалось.
Вдруг, в стороне, из неглубокого ложка, послышалось конное  ржание, Рыжик поднял голову в том направлении, и глубоко втянул расширенными ноздрями воздух. Запахло дымком, точно таким, как из печурки в «конюховке». Почуяв родной запах, жеребец двинулся в сторону ложбины. Преодолев пригорок, скрывающий, доносившиеся до него, звуки и запахи, Рыжик,  озадаченный увиденным, насторожённо замер. Его взору представился странный посёлок: дома, издали похожие на деревенские избушки, меняли свои очертания под порывами ветерка, проносившегося по лощине. Между этими странными домиками горели дрова, но не в печурках, а прямо на земле, над этими пылающими поленьями, висели ведёрки, окутанные клубами пара, распространяя не приятный для коня, запах варёного мяса. Вокруг мелькали непривычные своим обличием двуногие животные – люди. Все они были необычайно тёмной масти – вороной, обросшие чёрной кудрявой щетиной, и даже их маленькие дети носили на голове шапки густых чёрных завитушек. Разговаривали они тоже непривычно – странно. Рыжику вспомнилось то время, когда он сравнивал разговор людей со щебетанием птиц, так вот эти вороные люди, если перевести на птичий язык – каркали, как вороны.
Отдельно, в стороне стояли другие домики – на колёсах. Они снизу напоминали телеги с его конного двора, у них были такие же колёса, но верхняя часть, вместо тележной платформы, представляла собой огромный цветной шатёр. Ещё дальше, на большом лугу, паслись несколько лошадей, они были не такие большие, как на конюшне, но и не такие красавцы, как на конезаводе. Что-то между теми и другими.
Рыжик, всё равно пока ещё не определивший, что же он будет делать дальше, решил подойти поближе к соплеменникам, поэтому осторожно, с опаской, оглядываясь, двинулся в сторону конского табуна.
Он был очень осторожен, наученный горьким опытом описанных выше приключений, жеребец думал, что овладеть своей свободой, он, ни в коем случае,  не позволит никому. Но Рыжик ошибался, если бы он знал, к какому человеческому отродию  приблизился, то обошёл бы это поселение далеко стороной.
                ***
Иона Чорбу, то ли молдавский, то ли румынский цыган, не был цыганским бароном, но он был старшим в этом цыганском таборе, в который объединились все его родственники и одинокие безродные цыгане, принятые в этот табор в качестве рабов, и беспрекословно выполняющие все прихоти старшего. В поисках хорошей жизни, табор за три летних месяца, из далёкой Молдавии добрался до Сибири, пользуясь слухами о том, что здесь будто бы райская жизнь, можно сытно есть, сладко пить, и, если подвернётся удача, можно быстро разбогатеть. Но на деле, все эти слухи оказались красивыми сказками. Сибирь не принимала бездельников и вымогателей, здесь нужно было, как и во всей России, тех времён, добывать себе пропитание тяжёлым трудом. А цыгане к этому не привыкли. Им нужна была лёгкая пища, добытая воровством, гаданиями и обманом.
К тому же люди здесь оказались суровыми, и прощать различные мошеннические выходки не собирались. Однажды Иона решился на кражу коней в одном поселке, и по незнанию, забрался с четырьмя своими невольниками на конный двор вольного поселения, одного из множества, Сибирских лагерей. Всё сделали очень тихо, вывели каждый по одной лошади, и обрадованные успешным воровским рейдом, решили тут же оседлать  их. Как только они запрыгнули на спины  краденых  коней, и их фигуры, отделившись от земли, стали хорошо видны на фоне звёздного неба,  тут же раздались винтовочные выстрелы. Оказалось, охранники давно обратили внимание на расположившийся в нескольких километрах от поселения, цыганский табор. Зная норов пришельцев, насторожились и, ожидая скорой попытки угона лошадей, были начеку. Заметив не званых гостей, они вместо того, чтобы отпугнуть их, решили раз и навсегда покончить с подлыми расхитителями. Четырёх рабов Ионы уложили на месте, сам он чудом спасся, соскочив с лошади и упав в канаву, слился с суровой сибирской землицей. Затем, как змей, загребая грязь руками и животом, метров триста полз по пластунски.  В ту же ночь табор спешно снялся и исчез с нагретого места, бросив своих убиенных, безродных рабов, которых зарыли, как беглых зеков, в суровую Сибирскую землю, без опознавательных знаков.  Иона не имел жалости ни к кому.   
Ворожба цыганок тоже выживать не помогала. В Сибирских деревнях жили люди  нечета легкомысленным европейцам, и при виде цыганок, идущих по улицам, размахивающих многочисленными юбками и галдящих, как вороньё, выпускали на них собак, наглухо закрывая ворота на засов. А в городах поживиться не давала милиция, прогоняя ворожеек за пределы городской черты. Жить приходилось на небольшие деньги добровольцев, которые сами приходили в табор, узнать свою дальнейшую судьбу.
И тогда Иона, чтобы хоть как-то оправдать перед родственниками свою руководящую роль, придумал новую, как ему казалось идеальную аферу. Он объявил всем, что создаёт цыганскую бригаду по ремонту сельхоз. инвентаря. В таборе был свой кузнец Матей, в общем-то, не плохой мастер, он ковал таборных лошадей, но больше никто из цыган мужского пола молоток в руках не держал ни разу.
И вот новый бригадир цыганских «мастеров» начал объезжать колхозы, с предложением оказания ремонтных услуг.  Желающих, воспользоваться этими услугами, долго не находилось. Но, как говорится, кто ищет, тот всегда найдёт, в одном из колхозов, то ли по тому, что председатель был не опытный, толи соблазнились низкими расценками на ремонтные работы, но договорились, наконец, отремонтировать к началу вспашки зяби бороны, зубья которых от постоянного соприкосновения с землёй расшатались и износились. Нужно было выковать новые зубья, и поставить на место, в каждую борону по шестьдесят штук. Работы много, цыган тоже, а кузнец-то один. И вот тут-то понадобилась смекалка Ионы. Пока все делали вид, что заняты непосильным трудом, перетаскивая с места на место бороны, он раздобыл где-то две бочки чёрной клеевой смолы, видимо стояла без присмотра. Ночью цыгане покрасили все бороны смолой, к утру она засохла, и зубья замерли в своих гнёздах неподвижно. Для виду ещё пару дней «мастера» побегали вокруг кузни, где расположили бороны, и на третий день пригласили, для приёмки выполненной работы, председателя.  Тот, как увидел блестящие новизной бороны, душа от радости зашлась:
- Мужики, да я вам не только, обещанное по договору отдам, но ещё и премию в виде зернового довольствия выдам.
- Да, ты уж, батька, позвони другим председателям, что мы добрые мастера, - залился соловьём Иона, - видно, ты в Сибири самый умный человек.
- Позвоню, обязательно позвоню, - сиял председатель.
Но тут, на беду Ионы, пришёл свой, деревенский кузнец Петрович, отлучённый на время, из-за цыган, от своей работы.
- Разбросали тут, черти черномазые, бороны не пройти, - и он, схватив первую попавшую в руки, со злостью отшвырнул её в сторону. Борона звякнула, смола осыпалась, обнажая разболтанные в разные стороны старые, крашеные зубья.
- Ах, мать вашу.., - взревел Петрович, хватая полупудовую кувалду в руки, - отремонтировали, значить, - и он замахнулся кувалдой на Иону. Но тот приземление кувалды на свою голову,  дожидаться не стал, и вылетел стрелой из кузни, за ним ретировалась и остальная цыганская свора. К их ужасу, услышав ругань, из гаража бежали к кузне, на помощь Петровичу,   сельские трактористы, держа в руках различные металлические предметы.
На этом цыганские злоключения не закончились,  подбодрённые удачным трудоустройством своих мужиков, цыганки решили, что теперь сельское население будет к ним относиться более лояльно, и двинулись по деревне на промысел. И верно, прослышав о заключенном договоре, местное население собак на галдящих цыганок не спускало, но и ворота с запора не снимало. И тогда гадалки, потерпев фиаско в своей основной профессии - гадания, занялись хищением гуляющих по деревне кур, хватая их на ходу и пряча под многочисленные юбки. Однако сельские бабы были не лыком шиты, и не робкого десятка, они умели постоять за своё имущество. Самая боевая разведёнка, Нюрка Рябая, быстро сколотила группу захвата, из десятка бывалых бабёнок. Цыганки были перехвачены посреди площадки, где стояла общая поилка для скота, огромное корыто, наполненное до краёв водой.
Взору, бегущего Ионы, предстали цыганки из его табора,  взлетающие почему-то вверх ногами, и ныряющие, затем головой в поилку с водой, при этом из их юбок вылетали куры. Бабы, прихватившие воровок, увидев толпу цыганских мужиков, побросали помятых цыганок в поилку, и быстро скрылись в соседнем дворе. Цыганки, выскакивая из мутной воды, похожие на мокрых куриц, кинулись вслед за своими мужиками. И во время, в конце улицы показались сельские механизаторы, с ломами наперевес.
- Хасиям, мре дадорэ ! – Вопили растрёпанные цыганки, обгоняя своих мужиков. /Ай, пропали, батюшки!/
 Вот так закончился колхозный вояж для вожака табора. В таборе назревал скандал. И тогда Иона Чорбу поклялся своим однокашникам, что  он, с их помощью, отомстит этим проклятым колхозникам: ближе к осени, перед тем, как двинуться на родину, намерен угнать всех колхозных лошадей с конного двора.
- Грен традаса табунэнца, - заверил он. /Табунами мы коней погоним/
 На том и порешили, обнадёженные светлым будущим, успокоившиеся цыгане, разошлись миром.
Табор срочно снялся и, отъехав на двадцать километров от злополучного колхоза, разбил свои разноцветные шатры под городом Шахтёрском. Вот в это-то время, Рыжик вышел в его расположение.
                ***
- Иона, Иона, - приглушённым воровским шёпотом, позвал, лежащего на траве предводителя, племянник Аурел, - смотри Иона, какой красавец к нам пожаловал. Рысак сибирский, точно говорю.
- Заткнись, сам давно заметил. Возьми верёвку, заходи от леса, а я по ложбине проползу, навстречу ему. Смотри не спугни – убью.
Иона, действительно, сразу заметил появление Рыжика, упал на траву и притих, мысли в его хитроумной голове заметались пойманным соколом:
«Откуда такой красавец взялся? В ближайших колхозах таких лошадей и в помине не существовало. С конезавода? Это далеко, если поймать и спрятать, а лучше продать, быстро не хватятся. Появятся деньги, у городских татар они водятся. До осени доживём, а там ограбим паршивый колхоз, и в путь» - в это время его окликнул племянник Аурел.
Отправив Аурела к жеребцу в обход, сам Иона, прихватив специальный аркан из тонкой волосяной верёвки, как уж, пополз по ложбинке к пасущимся неподалёку лошадям. Что - что, а в делах захвата животины,  молдавскому цыгану Ионе Чорбу, равных не было.
Рыжик, приблизившись на пять-шесть шагов к цыганским лошадям, наблюдая за ними, на некоторое время, потерял бдительность. В этот момент из травы со стороны леса, вдруг, поднялся чёрный лохматый человек, и кинулся к нему. Рыжик отскочил в сторону пасущихся лошадей, и допустил оплошность,  из-за ближнего к нему мерина, вдруг, как змея вылетела верёвочная петля и в одно мгновение оказалась на шее жеребца. Рыжик рванулся в обратную сторону, но тонкая волосяная верёвка больно обхватила шею скакуна, перехватив дыхание. Верёвка из конского волоса, конокрадам приносит двойную пользу, во первых - упругая петля, никогда на лету не закручивается, во вторых - после захвата, волос впивается в нежную кожу на шее пойманного коня, и вызывает нестерпимую боль.
Рыжик сделал ещё несколько попыток,  освободится, но кроме причинённых страданий от петли, ничего не добился. То, что произошло после, парализовало его и на некоторое время лишило способности к сопротивлению. Из-за мерина, не выпуская из рук верёвочного аркана, вышел приземистый косолапый лохмач и, перебирая верёвку, вплотную подойдя к жеребцу, положил ему руку на грудь. И в этой руке, Рыжик почувствовал такую силу, что замер, как вкопанный, не в состоянии пошевелится. Нет, это была не физическая сила - сила мускулов.  Это было, что-то другое – сила бесстрашия, повелителя, хозяина проникшего в самую суть замыслов животного. «Ты мой, я твой хозяин, что захочу, то и сделаю с тобой» - через прикосновение руки цыгана передавалось в сознание коня. /Уважаемый читатель, это истина! Животное отлично понимает характер человека. За несколько метров чувствует труса, и никогда ему не подчинится.  Так же чувствует издали силу духа храброго, твёрдого характером хозяина и соглашается служить ему. На трусливого человека всегда набрасываются пчёлы! /
Лохматый человек, тем временем, начал что-то бормотать своим каркающим голосом, и это бормотание, как  не странно, опять подействовало на жеребца успокаивающе. Человек ослабил петлю на шее коня и смело пошл вперёд, повернувшись к нему спиной, не боясь, что тот прыгнет на него либо укусит, и Рыжик, глубоко вздохнув, покорно двинулся следом.
                ***
Иона, довольный результатами удачной охоты, предчувствуя богатый калым, завел жеребца подальше в лес, выбрав глухую полянку, заставил Аурела вырубить и заколотить в землю, посредине поляны, надёжный кол, и, не снимая волосяной верёвки с шеи жеребца, привязал его к этому сооружению.
- Жеребец-то не обученный, - осмотрев плечи и спину коня, сообщил Иона племяннику, - на плечах следов хомута нет, и на спину седло никто, никогда на него не надевал.
- Да какая разница, обученный, не обученный, главное он теперь у нас. Надо поскорее его сбыть, пока хозяин не нагрянул.
- Щенок тупоголовый, - выругался Иона, - кто же возьмёт не обученного жеребца за хорошие деньги. Да и договориться в чужой земле быстро ни с кем не удастся, придётся вести его на базар. Как ты это сделаешь с диким жеребцом?
- Ты же справился с ним.
- Не думаешь ли ты болван, что я сам его поведу на базар, буду я ещё рисковать своей головой. Это сделаешь ты, хоть какая-то польза от тебя будут.  Хватит болтать зря, завтра возьмёшь Паула, и начнёте обучать жеребца, он в этом деле толк знает. Две недели вам на это даю, не сделаете, выгоню обоих, будете побираться в чужих краях. Сбыть его нужно скорее, он меченый, на правом плече шрам.
Паул, пятнадцатилетний оболтус, не раз, ловленный и битый за карманные кражи, действительно был дока в верховой езде на лошадях, если уж ему удавалось вскочить любому коню на спину, свалить его оттуда не удавалось никому из них.
На второй день, рано поутру, захватив с собой пеньковую верёвку, уздечку и кнут, Аурел и Паул двинулись обучать, пойманного накануне, коня. Паул, приплясывая от радости, в предчувствии развлечения, ловко щёлкал цыганской плёткой, щелчок получался хлёсткий, по звуку напоминал сухой выстрел из винтовки-трёхлинейки.
Здесь следует обратить внимание на плётку и уздечку, эти предметы были действительно цыганскими, из большой любви к лошадям, эти люди все конские принадлежности /сбрую/ делали тщательно, красиво, с большой любовью. Плётка была сплетена из телячьей кожи, хорошо выделанной и покрашенной в чёрный цвет. Ручка её вырезана из вишнёвого сучка и украшена медными, сияющими в солнечных лучах, пластинами с завитушками. Утолщённое от рукоятки, плетение хлыста, постепенно сужаясь, вытягивалось метра на два, и заканчивалась косицей конского волоса с вплетённой в неё медной проволокой.
Уздечка, сшитая из кожи высшего качества, была усыпана медными бляхами, начищенными до золотого блеска.
Проходя мимо своего табуна, приятели прихватили с собой крепкого мерина, необходимого в задуманном ими деле.
                ***
Рыжик, привязанный к деревянному колу, не уснул ни на минуту. Волосяная верёвка, обхватившая его шею, хоть и была ослаблена этим лохматым, хромоногим колдуном, однако постоянно покалывала нежную кожу жеребца. Траву он тоже не ел, возникшая, после ухода лохмача, тревога не давала жеребцу покоя, нервно прохаживаясь, он вытоптал, вокруг кола, её всю до земли. Всю ночь ему казалось, что вот сейчас из леса, в котором он был привязан, выскочат злобные волки, а у него даже нет возможности обороняться от них.
Скоро забрезжил рассвет, и спустя некоторое время, Рыжик услышал, как за лесом, закаркали, загалдели эти странные люди.
Но вот на поляну, раздвигая берёзовые ветки, вышли два лохматых вороных человека, одного, который был повыше, жеребец узнал, это он вчера кинулся на Рыжика из лесу. В руках у него были знакомые предметы, верёвка, с ней жеребцу приходилось уже встречаться не раз, ремни, которые одеваются на голову, ему тоже были знакомы. В руках второго лохмача, поменьше ростом, был тоже известный жеребцу предмет, им некоторые люди, с его конного двора, хлестали лошадей, для ускорения хода. Правда, те колхозные предметы, по сравнению с этими, цыганскими, выглядели убого. Его хозяин Добрый, никогда и ничем его не хлестал. Увидев, бредущего за людьми, мерина, Рыжик заржал, тот задрав вверх голову, охотно ответил.
Когда пришедшие приблизились к нему на расстояние вытянутой руки, Рыжик почувствовал, что эти двое его не боятся, а наоборот, пришли навязать ему, Рыжику, свою волю.
  Вот высокий лохмач, больно затянув на шее волосяную верёвку, ловко накинул ремни на голову Рыжика, и воткнул в рот блестящие железяки.
- Послушай Паул, а по-моему, этот жеребчик с уздой уже знаком, - обрадованно сообщил Аурел, - он даже голову не отдёрнул, когда я её  одевал.
- Ха, вот и славно, сейчас мы на нём прокатимся. Снимай тогда волосяную верёвку, она не нужна, сейчас я на него заскочу, - беспечно закаркал Паул.
- Не спеши, давай мы всё-таки попробуем пустить его за нашим мерином.
- Ну, давай, нам торопиться некуда.
Высокий снял с шеи Рыжика волосяную верёвку, жеребец облегчённо вздохнул. Затем закрепив на уздечке один конец пеньковой, привязал второй к седлу мерина. Жеребец сразу вспомнил этот процесс, производимый совместно со своим хозяином, на родном конном дворе, и без сопротивления последовал за вороным мерином, в седле которого разместился высокий лохмач.
- Что я говорил, им уже кто-то до нас занимался, -  убеждённо сказал Аурел.
- Ну,  всё, давай отвязывай, сейчас моя очередь. Не так страшен чёрт, как его расписывают,-  нетерпеливо задёргался Паул.
Высокий отвязал конец верёвки от седла вороного мерина, другой намотал себе на левую руку, в правую взял плётку.
- Да отвязывай совсем, - возмутился Паул, - не таких усмирял, а это просто телок.
- Ну, уж нет, если он уйдёт, на этом месте будут наши могилы. Давай запрыгивай, посмотрим.
Рыжик беспрепятственно дал надеть на свою голову узду и так же, не сопротивляясь, последовал на привязи за мерином, потому, что эти первые шаги в обучении он проходил уже со своим хозяином Добрым. Но на этом процесс обучения, был прерван кровавыми событиями, развернувшимися в ночь убийства, произошедшего на конном дворе.
Он спокойно смотрел на то, как высокий лохмач отвязал верёвку от седла вороного мерина и намотал себе на руку, от его взгляда, так же не ускользнуло и то, что хлыст оказался в другой руке лохмача, готовый в любую минуту исполнить своё предназначение. Рыжик насторожился и опасливо попятился в сторону, предполагая, что его сейчас начнут избивать. Но произошло совсем другое, ещё более неприятное и не понятное действие, со стороны его мучителей. Второй, маленький лохмач, вдруг, как волк, из той ночной схватки, стремительно бросился ему на спину, и, вцепившись в гриву, вонзил свои голые пятки Рыжику под бока. Такого молодой жеребец не испытывал в своей жизни ещё ни разу, никто и никогда, так нагло, не пытался овладеть его волей.
Рыжик испугался,  рванулся в сторону, затем в другую, « зверёныш» на его спине, своей позиции не изменил.  Он будто прирос к телу коня, и лишь, снова больно ударил пятками в его бока. Тогда жеребец разозлился, он взметнулся на дыбы и резко опустился вперёд на землю, седок остался на месте. Это окончательно вывело  «из себя» разъярённого коня, он как подкошенный, упал на бок и,  перевернувшись  через спину, вскочил на ноги, но маленький лохмач, как ни в чём не бывало, отскочив во время в сторону, снова одним махом запрыгнул жеребцу на спину. Рыжик снова хотел совершить переворот через спину, в надежде раздавить наглого наездника, но в это время, щёлкнул кнут, и острая нестерпимая боль, выше голени, вышибла все замыслы из головы жеребца. Неожиданно для себя, Рыжик рысью припустил по поляне, вокруг высокого лохмача, на расстоянии вытянутой верёвки, которую тот держал в руках, точно так, как бегали лошади на конезаводе, по манежу.
- Ну вот, давно бы так, - обрадовались быстрой победе цыгане.
Но жеребец не собирался сдаваться, он не был уже лошадиным подростком, быстро теряющим волю при обучении, этот возраст Рыжик пережил, и набрался опыта и хитрости. Пробежав несколько кругов, он, почувствовав, как постепенно верёвка ослабевает, вдруг, резко изменив направление, пригнув голову, нырнул под низко росший, толстый берёзовый сук, раздался вопль, и наездник со всего маху рухнул на землю.
Верёвка натянулась, и град ударов хлыста, обрушился на бархатную кожу жеребца. Маленький лохмач поднялся с земли, размазывая кровь по лицу, начал громко каркать. Рыжика отвели на место, и, привязав к забитому в землю колу, лохмачи, ещё немного злобно покаркав, удалились.
На другой день всё повторилось сначала, только теперь обучение происходило в поле, где не было деревьев. Несколько дней Рыжик, выделывая различные кульбиты, показывал свой норов, однако хлыстом его больше не били, Иона запретил, но гоняли до изнеможения, маленький же лохмач был неутомим. И вот постепенно жеребец стал сдаваться, он терпеливо переносил сидящего на спине наездника, начал поддаваться управлению уздечкой, затем привык к седлу и чересседельнику, опоясывающему крепко его спину и бока. Через две недели это был вполне управляемый красавец жеребец, рысистой породы.
Приближалась осень, ночами становилось холодно,  цыгане засобирались домой в Европу. Но прежде чем сорваться с места, намерены были осуществить свой подлый план, по краже колхозных лошадей. Иона уже нашел покупателей, в лице местных татар, которые жили в пригороде Шахтёрска, улица так и называлась  Нацменовская. Дома были обнесены высокими заборами, с глухими тесовыми воротами. Что творилось за ними, никто знать не мог, закрылись и всё, тишина. Иона хотел и жеребца сбыть им, но татары, увидев такого красавца, на мясо покупать его не захотели, а для двора  побоялись, слишком приметный. Да и цену цыган заломил  высокую.
 Чтобы задуманный план не провалился, Чорбу даже, предварительно, подговорил колхозных сторожей, пообещав большой куш за оказанное содействие.
Но прежде, чем совершить задуманное, нужно было избавиться от пойманного жеребца. И вот в один воскресный день, Аурел, получив благословение от матушки своей Аделаиды, оседлав Рыжика, двинулся на колхозный рынок, города Шахтёрска.