Тайна общения как тайна Царства Божьего

Есть здесь ещё кое-что. Это тайна общения. Она, естественно, присутствует не только в отношениях с женщиной, но общение с женщиной, особенно с той, которая нравится или даже любима, мне кажется, приправлено некими элементами, придающими ему особенную силу и проникновение.
Дело, во-первых, в том, что мы в этом мире среди людей страшно одиноки. Общение словами похоже на перестукивание через толстые тюремные стены. Никто, даже самые близкие люди, не чувствуют, не знают, что у вас на душе, о чём вы думаете, чем терзаетесь, к чему стремитесь. <Я не понимал тогда значение слова: в добром слове душа выходит наружу и доносит себя другой душе. Кроме того, сердечная любовь способна бывает ощутить состояние души любимого существа, сострадать и сорадоваться ему. Всё это опыты благодати.> Все видят только вашу внешнюю оболочку, которой вы не являетесь, через которую вы только смутно просвечиваете. А согласитесь, что видя каждодневно друзей и знакомых, слыша их голос, мы уж думаем, что они такие и есть, какими мы их видим и знаем. А между тем, закройте глаза и прислушайтесь к себе, ощутите своё существование, вспомните ваши сокровенные мечты, чувства, стремления, мысли. А теперь посмотрите в зеркало и скажите, насколько полно и отчётливо вы там себя увидели и увидели ли вообще. Я могу сказать про себя, что разговаривая с людьми, совершая обычные и плохие поступки, я ощущаю, насколько чужды мне самому мои внешние проявления. А между тем, люди знают меня, даже не меня, а некоего Эдуарда Вайнштейна, которым меня так долго и так упорно называют, именно по ним. Так насколько же тогда знаем мы друг друга? Но главное то, что никакое общение не устраняет чувство душевного одиночества и абсолютную пустоту, окружающую душу человеческую. Вот ты и кричишь внутри себя: «Э-э-эй! Свидетели! Есть ли здесь хоть кто-нибудь, кто слышит меня и видит мою душу?» <Чувство окружающего холода идёт от отсутствия любви, согревающей душу. А любовь охладевает от потери благодати, от грехов. «По причине множества беззаконий охладеет любовь», как сказано в Священном Писании. Во всём следует винить себя, иначе, осознанно или нет, получается ропот на Бога, окончательно отгоняющий благодать и лишающий душу последних смыслов.>
Со своей стороны, я очень сочувствую тем, кто так же, как и я, чувствует своё абсолютное одиночество и точно знает, что не ощущает достоверно ничьего бытия, кроме своего собственного. Я пока не могу подать вам руку (вы понимаете меня?), но заверяю вас, что уж я-то есть точно, что бы вы там ни думали, и нахожусь в том же положении, что и вы. Так что вы всё-таки в любом случае не одни. Может быть, от этого моего замечания вам станет как-нибудь легче… Мне-то очень нужны такие слова.
И всё же глубокое и задушевное общение, исполненное доброй воли к сближению, - великое дело. В толстой тюремной стене можно обнаружить щёлочки и соприкоснуться друг с другом кончиками пальцев. А достоверное прикосновение к чужому, к бытию другого существа, - это очень много, это есть почти прикосновение к Богу. Когда ты ощутишь, что ты действительно не один, то ты уже каким-то образом прикасаешься к новому, полноценному бытию. Это точно.
Во-вторых же, общение между людьми – чрезвычайно значительная вещь. Единственное (слышите: единственное!), что «дано» нам в этой жизни, что по-настоящему понятно в ней, кажущейся с начала бессмысленным круговоротом абсурда, приводящим рано или поздно (меня – рано) человека к отчаянию своей тупостью, - это то, что Истина есть, и она в нас, и это наше Я. Под Истиной я подразумеваю, как, думаю, подразумевает и всё человечество, нечто, не зависящее от времени, пространства и условий, нечто, пребывающее незыблемым столпом, то есть действительно реальное во веки веков и потому всегда побеждающее, несгибаемое и неуничтожимое, хозяйствующее во Вселенной. Я понял, что я есть Я и что Я есть Истина, когда спросил себя: «Благодаря чему я остаюсь самим собой, остаюсь тем же самым существом от рождения до смерти, когда с течением времени изменяются все компоненты моей личности?» Я остаётся незыблемым и когда очень больно, и когда очень страшно, и когда очень волнительно, иначе меня бы просто не было в эти моменты, ибо Я или есть, или его нет – никаких промежуточных состояний не существует, как, впрочем, не имеет бытия и отсутствие Я. Стало быть, Я есть Истина, по крайней мере, моя Истина, пока я есть. Если же меня нет, нет Я, то ничего и никого больше нет. Это аксиома, её не нужно доказывать, её можно только осознать. Значит, пока всё есть, Я – Истина. <Есть таинственный голос любви, приходящий изнутри и оживляющий сердце, но связанный с явлениями извне, с как бы «не Я». Но сам этот голос имеет такую над нами силу, что говорит нам помимо всех мыслей и слов о том, что Я больше, чем я, оно нуждается в других людях, и его полнота - в Том, Кто так и говорил о Себе: «Я есмь», Чьё я всегда совпадало с Я, так что Он ходил, Он кушал, Он говорил, и всегда это был Я. И я только Его тень, Его образ. И во мне есть не Я – грех. И грех не просто какая-то случайная помеха, нет, это свидетельство перед Богом о потери сущности и даже, может быть, о недостоинстве иметь бытие. Потому и необходимо нам покаяние – «пока я ни е» – «пока меня нет». Пока я не Я, я должен каяться. Иначе же стану окаянен.>
Истина, как известно, одна, коль она вне времени и вне пространства. И если была бы какая-нибудь другая, ещё одна Истина, чуждая первой, то они входили бы между собою в соперничество и одна из них победила бы другую, либо оказалась бы непротиворечащей частью другой. Стало быть, Истина всё-таки одна. … Если же есть Всеобъемлющая и Всеохватывающая Истина – Бог, а я теперь знаю, то есть осознаю, что знаю, что Он есть, то Он должен иметь непосредственное отношение к моей Истине, то есть Он – её Отец, так как Он – Всеобъемлющ. Бог есть Над-Я, Сверх-Я, Он объемлет всю Истину, во всех её проявлениях. И если есть ещё такие же Я, как и то, которое я ощущаю самим собой, то эти Я, несомненно, в Истине своей глубочайшим образом с моим Я связаны. <Сейчас я думаю, и пришёл к этому с Божьей помощью, что всё человеческое исходит из одного общего источника, почему, кстати, и грехи ближнего есть наши грехи, и каждый за всех и за всё виноват, как говорил Достоевский. Также и радость ближнего есть моя радость. И нельзя никого осуждать и ни о ком думать плохо. И Я одно, и исходит от Бога, нам не принадлежа. И может случиться так, что плоть останется, а Я – увы! – будет отнято от нас, кичащихся ныне «своим умом» и «духом». Все дары Божии сберегаются смирением и благодарением. Бог очень милостив и долготерпелив, но чаша и Его терпения может переполниться нашей гордыней, и Он оставит нас, и мы, к ужасу своему, наконец, познаем себя… Мы есть совершенное ничто, а иначе говоря, сосуды Божии, становящиеся чем-то, только заполняясь Божественным содержимым. Хрупкие скорлупки… Бог же Себя с грязью не смешивает. Ему нужны сосуды чистые. И первая степень чистоты есть смирение. Гордыня же указывает на то, что человек заполнен духом нечистым, паразитирующим на дарах Божиих. 2 мая 2004 года>
Я давно уже думаю: ну как можно считать чужим себе существо, говорящее о себе «я» и подразумевающее под этим то же, что подразумеваю и я, произнося это слово? Как можно считать чужим себе существо, ощущающее, пусть даже неосознанно, себя центром Вселенной, как ощущаю себя и я, стремящееся к Свету и счастью, жаждущее любви и тепла, тоскующее в одиночестве, как и я, и имеющее, в конце концов, тот же Дом и Того же Отца, что и я? Поэтому так естественна заповедь: «Люби ближнего, как самого себя», - потому что у нас почти столько же оснований любить ближнего, сколько и самого себя; разница лишь в том, что нужно поверить и глубоко прочувствовать, что всякий человек абсолютно равноценен тебе и так схож с тобой в глубине своей, что есть всё равно, что ты сам. Строго говоря, всякий воплощённый дух, да и вообще всякий существующий дух есть брат мой, только более или менее явный. <Следует осознать и помнить при этом, однако, что претворение в жизнь этого принципа сопровождается распятием самого себя, души и плоти, ради других людей, подавляющее большинство которых далеки от осознания тебя своим «alter ego». Об эту простую жизненную действительность разбиваются многие и многие великодушнейшие и прекраснейшие принципы и порывы. Нужен подвиг самоотвержения, терпения, кротости и любви и много-много Божией благодати, чтобы так жить.>
Богу, я думаю, каждый из нас бесконечно дорог своей сердцевиной – Я, то есть, собственно говоря, самим собой <образом Божиим, которым наделил нас Господь при сотворении>. Корни каждого человеческого существа уходят в Божественное, каждый из нас обладает бесконечной глубиной и может быть уподоблен, по неисчерпаемому многообразию и глубине, Вселенной. По истине, каждый человек – микрокосм. И когда два таких микрокосма встречаются, соприкасаются, проникают друг в друга, сближаются всё более и более или антипатично отталкиваются друг от друга, тогда происходит нечто очень важное для обоих существ и, конечно, для Бога, совершается таинство общения, возникают какие-то таинственные связи и, в конечном счёте, строится здание будущей всемирной гармонии. Вот в этом во всём, я думаю, и заключена тайна отношений между людьми, тайна их общения. <Хотелось бы подправить эти грубоватые размышления 11-летней давности. «Два микрокосма»… Думается, на деле существует только один микрокосм – Адам. И Новый Адам – Господь наш Иисус Христос. И Он являет Себя в любви людей друг ко другу. Когда же они перестают друг друга любить, Он оставляет их обоих, и остаются только две пустые озлобленные скорлупки. Человек – сосуд, да не мнит он ничего о себе. Но в любви людей друг ко другу, действительно, думаю, созидается здание будущей всемирной гармонии.>
август-октябрь 1993, вставки 2004г