Горные вершины

Я - житель гор,
сошедший в город,
как в сад,
с заоблачных вершин,
сменив на яростную скорость
медлительный полет тиши...
Но, увлеченный тайным зовом,
покинув дом,
забыв дела,
я убегаю в горы снова
тропой, что вниз меня свела.
Но лишь взойду я на вершины -
в тумане города встают:
вверху меня влекут долины,
в долинах горы вверх зовут...
Не потому ль живу то кротко,
то в сердце буйствуют огни?
Стою как будто на двух лодках,
а вдруг разъедутся они ?
ххх
Я высоте учусь у гор...
Сбивая в кровь о камни ноги,
я им несу свои тревоги
и боль свою,и свой укор...
Я им несу на суд свой стих,
душа трепещет, как нагая,
и постигаю мудрость их,
и суть свою я постигаю.
Объят спокойствием ледник
и тишиною звонкой камни,
они - владыки над веками,
а жизнь моя для них - лишь миг.
Но пусть нет счета их годам,
пусть я живу не более века,
нет в сердце зависти к горам -
я выше их.
На Человека!
ххх
Такая жизнь:
то спады, то подъемы,
то вверх взойдешь,
то опрокинут ниц...
Глядишь,
живешь, еще мечтой влекомый,
а годы, словно сны, уж пронеслись.
Такая жизнь придумана не нами,
такая жизнь -
она сродни горам,
и мы - ее вершины
или камни,
скатившиеся к чьим- нибудь ногам.
Земля моя!
Твоими родниками
вспоен я,
как священною водой,
и коль придется падать,
пусть не камнем
я упаду,
а каплей дождевой.
ххх
Мы разные очень,
мы разные -
притворство бессмысленно нам,
слова эти - вовсе не праздные -
относятся к нашим сердцам.
мы разные очень,
но что же
нас властно роднит до сих пор?
Как нету вершин без подножий,
долин не бывает без гор...
ххх
Живу я где то настоящий,
но до себя добраться не могу:
меня то в сторону потащит,
то сам я в сторону бегу.
Но, все преграды раздвигая,
что суждено мне на веку,
я все же,
все же постигаю
свою заветную строку.
ххх
Я снова, видно, что -то перепутал,
в самом себе себя не узнаю -
стою, как следопыт на перепутье,
и вновь иначе мир осознаю.
Иначе вижу, слышу, осязаю
и цвет, и запах, музыку в листве,
и вновь себя вопросом истязаю,
хочу понять предметы в естестве.
А ведь недавно было все так просто -
был в меру мир и нежен, и суров,
но вот стою, затерянный, как остров
среди архипелага островов.
Меж тысячи дорог,
упорно роясь
найти свою тропинку не могу,
и оттого мне кажется порою,
что я твержу лишь вздорное и лгу...
А в сердце боль,
как от сквозящей раны,
такая боль,
что оторопь берет,
а мне твердят,
что стал теперь я странным,
и, в общем, все во мне наоборот...
Всю жизнь свою я поднимаюсь в гору,
но есть в подъеме этом свой резон:
чем выше я - тем больше кругозору,
тем дальше отступает горизонт.
ххх
Опять меня уводят горы
туда, где стынет синева,
но не смотри вослед с укором,
забудь обидные слова...
Манят меня, как прежде, дали,
вершины, где не тает снег,
куда орлы лишь залетали,
я устремляю вновь свой бег.
Одна другой вершины круче -
у каждой свой особый лик,
а солнце, проскользнув сквозь тучи,
блестит на них, как золотник.
Доступные ветрам и взорам,
как верно написал поэт,
у всей Земли они дозором
хранят покой с библейских лет.
И пусть они не дружат с негой,
но мне по нраву их убор:
стоят, сияя вечным снегом,
вершины лишь Высоких гор.
ххх
Мне снился Лермонтов вчера...
О плыл, как Демон, надо мною,
объятый думами и мглою,
и недоступный, как мираж.
Он не показывал лица,
и лишь по ветру разлетались
слова, как стружки от резца
над телом будущей детали.
И я подумал:
та деталь,
быть может, мой скупой прообраз, -
но вдруг простерлась,
словно кобра,
передо мною злая даль,
над нею черная гора,
гроза и молния клинками,
и то, тяжелое, как камень,
нетерпеливое: "Пора!"...
Стоял он тихий и земной,
печально в думы погруженный,
и диким мраком окруженный,
лицом к лицу со всей страной.
Там, у подножья Машука,
чему то он искал ответа -
вздымала черная рука
пистоль,
нацеленный в Поэта.
И я увидел взгляд его:
в нем был не страх -
была усталость
а до бессмертия оставалась
лишь смерть -
и больше ничего...