мы с тобою тонули

Мы с тобою тонули и снова отчаянно плыли наверх к прозрачной воде в губы целующей облака.
Мои одежды тяжелыми были, тянули на дно, а так хотелось с рыбами заодно, я сбросила цепи, бусы жемчужные, кольца, всё, что дорого было, пока однажды не задушило, не утопило, не потащило на дно.
У меня русалочий хвост прям под огромным в гусиную лапку пальто, раньше я думала, это какой-то ненужный нарост, прятала, чтоб не увидел никто. Жила чью-то жизнь, работала где-то, ездила по магистралям в такси, старалась забыть и не думать об этом.
Пока однажды ты меня не спросил, для чего   же мне хвост, мерцающий золотом чешуи. Ответ оказался близок и прост, - для того, чтобы плыть.
- Так чего же ты ждёшь? Плыви!
И я нырнула с разбега, вот, прям в чём была - нелепом тяжелом пальто, рубашке и свитере с парой перчаток в карманах и связкой ключей, вся целиком в шарф укутанная, с сумкой, в которой тысяча мелочей, в которой целая жизнь, прожитая за эти десятки лет. Разве могла оставить ее на берегу? Конечно же нет.
Я нырнула, и все, что было на мне превратилось в огромные кирпичи, даже мелочи в сумке набрали воды и якорем поспешили на дно. Показалось, будто с берега ты зовёшь меня, ты кричишь, но я ответить тебе уже не смогла, под водою крутят немое кино.
Я сдалась и тонула.
Вдруг увидела, ты догоняешь меня в джинсах и тёплом пуховике с рюкзаком на плечах, я подумала - вот, ведь и ты не смог налегке, и тоже глупо и зря утонешь, запутавшись в мелочах.
А рыбы вокруг смеялись, они никогда не носили пальто и не видели сумок и рюкзаков. Они не знали, сколько каждая мелочь стоит нервов и сколько трудов. И какой она кажется важной и необходимой для этих тонущих дураков.
Я сдалась и тонула.
Обжигало веки солью морской воды, или слишком соленой стала слеза, я не знаю. Больше мне не хотелось кого-то спасать. Я подумала, как хорошо, как легко и спокойно я умираю. В саркофаге в гусиную лапку лягу в илистую тишину, и там наконец-то усну. Что скрывать? Жизни моей Титаник давно уже шёл ко дну.
И вряд ли можно такую жизнь назвать удивительной и неповторимой и попросить для себя ещё такую одну.
Мы с тобою тонули в холодной и плотной воде. А с берега больше не слышался зов, но в доме нашем в окне горел свет. Вдруг уже на илистом дне сердце быстрее забилось впервые свободное от оков, и так стало жалко всех не прожитых лет, жальче, чем тысячу мелочей, чем модное дико пальто, и даже, чем связку ключей от двери в том доме, где счастлив не был никто.
И вовсе не странно же, что мы таки утонули.
И вот, лёжа на тихом илистом дне ты снова свой задал вопрос, - для чего же мне хвост мерцающий золотом чешуи. Ответ был по-прежнему близок и прост, - для того, что бы плыть.
- Так чего же ты ждёшь? Плыви!