История

История не знает
наклонения сослагательного.
Все время будто движется она вперед
поступательно.
А впрочем, что мне история,
я же русская!
В родном языке наклонения
на любые вкусы.

Да и кто запретит,
если я не в пленении?
Буду думы строчить
я в любом наклонении!
Захочу – будут в ритме, захочу
 – в прозе,
Настрочу их на кухне в полусогнутой позе,
Пока дети мои будут вволю проказничать,
Рисовать на обоях,
скакать ,
безобразничать.

Если б были с тобой,
ты меня бы не выдержал,
От неряхи такой
сразу в лес убежал бы.
У меня бы случилось великое горе,
Когда б ты отказался
вместе ехать на море.
А после той ругани,
 я была бы в депрессии,
Ты сказал бы мне:
– Что ты тут нюни развесила?
Я б подумала, что ты
жестокий и черствый задира,
А ты б думал,
что все бабы – дуры,
и исправит их только могила.
А потом, когда тебе дети мешали бы спать,
Ты сказал бы, что я
никуда не годная мать.
Я от слов таких захотела б повеситься.
Орала бы, топала
и несла околесицу.

А назавтра я в доме бы съела все булки.
Что угодно, лишь бы
не оказаться в дурке.
Ты бы начал жалеть,
что с такой истеричкой связался,
И от этого горя
возможно банально нажрался бы.

Ты вернулся бы,
и возможно мы бы начали драться.
Я была б вне себя, и даже
не побрезговала бы кусаться.
Даже может, как Тайсон,
откусила бы ухо,
Вот такая была бы
от разъярившейся бабы наука!

Я конечно все это выдумываю,
фантазирую,
Но лучше так,
чем огонь заливать бензином.
Так что буду и дальше выдумывать вволю,
Такие мечты слегка
притупляют боли.

И конечно ухо отгрызть,
мне бы сил не хватило.

Мужики многие,
к моему к сожалению,
думают,
что я злюсь очень мило.

Потому им так приятно,
мной манипулировать.
Ты тоже б от такого соблазна
не удержался,
И специально бы со мною
почаще ругался.

И не знаю, чем закончилось бы
это садомазо,
И когда б мы оба поняли
какие две заразы.
Когда бы мы стали друг другу
дурной привычкой,
И я б решила, что ты
мерзавец,
а ты б решил, что я
каждой бочке затычка.

И может и к счастью
узнать нам этого
 не довелось.
А то б неизвестно,
в какую тюрьму или дурку
загреметь бы пришлось.

И, пожалуй, пойду-ка детей уложу я спать,
Хорошо, что никто мне не скажет какая я мать.
Спросят дети: «Где папа?»
А что мне сказать?
Я правду скажу:
– Папа болен, дети. Пошел он бензином пожар заливать.

Не знаю поймут ли,
сомнительно...
И тогда уложу я их спать
наклонением повелительным!