Рассказы о войне ветерана 290

                ХРУПКИЙ ХРУСТАЛЬ

                Рассказ.
                Автор Иона Генен.

  Иона Израилевич Генен(1925-2017), советский поэт и писатель.
Участник Великой Отечественной войны.

Окончание рассказа.
Продолжение http://www.stihi.ru/2020/02/04/1226

  «Прошло четыре года. Я вернулся домой. В первый же день я хотел пойти к Яшиной маме. Но когда я взял костыли, дикая боль пронзила колено. Ни обезболивающие таблетки, ни стакан водки до самого утра не успокоили этой боли. Я пошёл к ней только на следующий день. Не успел я отворить калитку, как Яшина мама возникла передо мной на тропинке. Я хотел обнять её. Я хотел сказать ей, как я люблю её, как вместе с ней оплакиваю гибель моего первого друга. Четыре года я готовился к этой встрече. Но я ничего не успел сказать. Маленькими кулаками она била по моей груди, как по запертой двери. Она царапала моё лицо. Она кричала, что такие мерзавцы, как я, уводят на смерть достойных мальчиков, а сами возвращаются с войны, потому что негодяев, как известно, даже смерть не берёт. С трудом я неподвижно стоял на костылях, глотая невидимые слёзы. Из дома выскочила Мира, Яшина сестра, оттащила маму, платочком утёрла кровь с моего лица и только после этого обняла и поцеловала. Даже Мире я не решался рассказать, как погиб Яша.
Ещё дважды я приходил к ним. Но моё появление доводило до исступления добрую женщину... Вскоре я навсегда покинул родные места.

  Новые заботы наслаивались на старые рубцы. Новые беды притупляли боль предыдущих. Но в день Победы все мои погибшие друзья выстраивались в длинную шеренгу, а я смотрел на неё с левого фланга печального построения, чудом отделённый от них непонятной чертой. Яша всегда стоял на правом фланге. А спустя три недели, в день нашего рождения, он являлся мне один. Кто знает, не его ли невидимое присутствие делает этот день для меня неизменно печальным?
Вот и тогда... В операционной я забыл, какой это день. Но в ординаторской, заполненной букетами сирени, тюльпанов и нарциссов, товарищи по работе напомнили, что мне сегодня исполнилось сорок лет, и выпили по этому поводу. Я возвратился домой, нагруженный множеством подарков, самым ценным из которых оказалась большая, любовно подобранная коллекция граммофонных пластинок.

  Я как раз просматривал эти пластинки, не переставая удивляться, где и каким образом можно достать такие записи любимых мной симфонических оркестров, когда у входной двери раздался звонок. Вечером придут друзья. А сейчас мы никого не ждали. Возможно, ещё одна поздравительная телеграмма?
Жена открыла входную дверь.
– Это к тебе, – позвала она из коридора.
Я вышел из комнаты и обомлел. В проёме открытой двери со свёртками в руках стояла Яшина мама.
– Здравствуй, сыночек. Я пришла поздравить тебя с днём рождения.
Я молча обнял её и проводил в комнату. Когда я представил их друг другу, жена поняла, что произошло. Мы развернули свёртки. Торт. Мускатное шампанское. Шесть высоких узких бокалов из тонкого хрусталя.
Мы пили шампанское из этих бокалов. Яшина мама разговаривала с моей женой. Видно было, что они испытывают взаимную симпатию. Я только пил. Я не был в состоянии говорить.

  Но и потом, когда приходил к ней, и тогда, когда сидел у её постели, когда держал в своих руках её высохшую маленькую руку и молча смотрел, как угасает ещё одна жизнь, я ни о чём не спрашивал и ни разу не получил ответа на незаданный вопрос.
– Сыночек ... – выдохнула она из себя с остатком жизни.
Кому она подарила последнее слово?
Я очень много терял на своём веку. Не фетишизирую вещи. Постепенно я понял, что значит быть евреем и как важно не сотворить себе кумира. Но, пожалуйста, не осуждайте меня за то, что я прошу очень бережно обращаться с этими высокими тонкими бокалами».