Заштопанная дырочка и чернильное пятнышко

Ролан Быков опередил меня. Опередил. Его фильм вышел раньше, чем меня толкнуло написать эти строки. Фильм «Чучело» мне нравится. Почему? Потому, что все это правда. Я сам был свидетелем и участником подобных событий. В 1964 году весь бывший Союз перешел на новую школьную форму – серый пиджак, брюки и красивый, синий беретик. Все будущие первоклашки собрались у входа в школу с мамами и папами, с огромными, пушистыми букетами, в блестящей, новенькой форме. Лишь один мальчик, Витя Савинов, пришел в старой форме -  в гимнастерке, затянутой ремнем с бляхой, в фуражке с кокардой. Мамка постаралась – отстирала чисто форму, погладила. На нагрудном кармане – аккуратно заштопанная дырочка, на рукаве – так и не отстиравшееся чернильное пятнышко. Он был из бедной семьи – мама его растила детей без мужа и работала дворником в одном из наших дворов. А новая форма стоила 60 рублей – месячная зарплата дворника.  Так ему и досталась форма 50-х годов, форма старшего брата. Всего детей в их семье было четверо: два брата и две сестры. Не могла его мамка купить новую форму. Не могла. Вот так и получилось, что был он не таким, как все. В стареньких очках, с замотанной изолентой, сломанной дужкой, в начищенных, но стоптанных ботинках. И вот, все дети, весь класс, стали его после уроков гонять и бить. Догонят , повалят и лупят портфелями по башке. За что? За аккуратно заштопанную дырочку на нагрудном кармане и так и не отстиравшееся чернильное пятнышко. Гоняли как зайца по кустам. Представляете, как тяжко и страшно было бедному карапузу, когда его гонят все. Понимаете, ВСЕ! И, главное, непонятно, за что? Не умещалось объяснение этому в его маленьком мозгу. В таких тонких материях, как заштопанная дырочка и чернильное пятнышко, он еще не разбирался. Он только знал, что его гонят и надо спасаться. Однажды, когда его в очередной раз повалили, кому-то пришла идея – а давайте спустим ему штаны и расцарапаем попу гвоздиком! Витя, как услышал об этом намерении, так заорал и стал так извиваться, что вырвался и побежал. Юркнул в школьный сад, в кусты и мы его потеряли. И тут кто-то говорит – У входа в дом подкараулим его, он все равно туда побежит. Да у нас и ранец его и фуражка, все это он оставил. Все обрадовались и побежали к его дому – там подловим! Стоим у входа. И вот – шевеление в кустах, выскакивает Витя. Залезает на низенький забор школьного  сада, хочет спрыгнуть, но видит нас и так и сидит на заборе, как вороненок. А все уже портфели занесли – готовятся. Но он сидит. И, вдруг, как начал плакать. От страха? Да нет. От бессилия. От отчаяния. Сейчас, заглядывая с высоты прожитых лет в глубь  его отчаяния, я вздрагиваю от  накатившего ужаса. Ей нет дна. Вот они все стоят, готовые наброситься на него. И он один, один во всем мире, маленький, слабый  и смешной, и весь  мир против него, вся эта огромная махина Мироздания, не ведающая жалости к тварям земным . Почему? За что? Весь трясется, прямо навзрыд, аж очки подпрыгивают. И вот тут я не выдержал и решил – все! Я был со всеми, я был увлечен общей идеей- гнать, а теперь все! А я считался самым сильным в классе. Драться вовсе не умел и никогда никого кулаком не бил, а так – схвачу за шею, повалю и сижу сверху. И вот на этом-то авторитете я и выехал. Подошел к Вите, отдал ему фуражку и ранец, помог слезть с забора – он все плакал – и сказал – Никто к нему не подойдет и никто его больше не тронет. Все!  И повел к дому. А наши подойти не решаются, но сзади идут гурьбой с занесенными портфелями. Так и повелось. Стал я Витю каждый день провожать домой после школы. Вот такие вот дети уроды. Да и взрослые не лучше.