незнакомка

Она ходит в церковь и ставит послушно свечки;
Он носит на епитрахиле тяжёлый наперсный крест.
Под светлым платком её длинные-длинные волосы;
Подол длинной рясы пропитан миррейской корой.

Она рано утром сюда приходила на службу,
Но, руки ни разу в горячей мольбе не сложив,
Она лишь смотрела, следила за батюшкой, служкой
Да исповедь слушала, робко потупив глаза.

Она не носила крестов и неслышно под нос напевала,
А он это видел и звал её тихо «мисс Сингер».
Она поднимала лукавые лисьи глаза свои выше
И, взглядом с ним встретившись, ладаном чувств обдавала.

Однажды он встретил её в оккультном магазине. Он выбирал масло, а она прошелестела мимо него длинной юбкой и остановилась у полки с кольцами. Он давно замечал на её пальцах множество перстней, почерневшие металлы и полудрагоценные камни которых удивительно органично смотрелись на её тонких бледных фалангах. Она внимательно всматривалась в каждое кольцо, некоторые брала в руку и сжимала в ладони, прикрывая глаза и глубоко вдыхая пряный воздух.

Он подошёл к ней, когда она выбрала перстень, очевидно слишком крупный для её холодных пальцев. Она привычно лукаво улыбнулась ему и на тихое приветствие незамедлительно отозвалась: «Не думала встретить тебя здесь... отче». Он сморщился, не находя уместным такое обращение, а она лишь усмехнулась, отворачиваясь к полкам со специями.

Ему бы почувствовать себя лишним, стоя посреди тесной лавочки с «ведьминскими» товарами и держа в руке сиротливый флакончик мира. Давняя, если вспомнить, знакомица не обращала на него ни малейшего внимания, занимаясь своими делами и смотрясь в этом месте куда органичнее, чем в его родном храме. И ведь ей бы тоже почувствовать себя лишней там, в церкви, в окружении восковых свечей, икон и молящихся мужчин, женщин и детей... Но ей было комфортно везде и в любой ситуации: он это не знал точно, но чувствовал.

Он тронул её за плечо:

— Зачем ты приходишь в храм?

Почему-то обращение на «ты» даже не предавалось сомнению: так было легко и правильно. На этом языке говорили они оба.

Поворачивая голову, она случайно задела его щёку кончиками волос цвета воронова крыла.

— Приобщаюсь к искусству. А ты?

...В её руках камни горят огнём,
А кофе горячий в стакане почти обжигает.
От свитера крупной вязки веет теплом,
Но пальцев изящных лёд нерушим — он не исчезает.

В его монастырь да с чужими уставами ведь не идёт
Та, чей лик сокрыт от всех лёгким наклоном шеи.
Ему отчего-то всё видно. Однако приход
Не видит, не слышит о девушке, под Водолеем

Рождённой и, значит, вокруг ко всему любопытной:
И к тонкому голосу девочки в хоре церковном,
И к росписям рам золочёных в церквушке той самобытной,
И к страждущим людям, сознавшимся в деле греховном.

Он не помнил, как тот самый перстень оказался у него. Когда они коротко прощались у магазина, в следующую секунду растворяясь в неизменном московском потоке людей, он ничего у неё не брал. На следующий день на службе она ему ничего не давала. Но через три дня он обнаружил у себя в кармане жилета знакомое кольцо с янтарём. Медового цвета смола навсегда замуровала в себе крохотную букашку; существо это, давным-давно окаменелое, было ярчайшим бельмом на благородной однотонной тягучести древнейшей живицы.

Он переложил перстень в карман рясы, чтобы при случае отдать его владелице. Ему ничего не нужно было от неё; даже ответ на простой вопрос о причинах её регулярных паломничеств более не волновал его. Он просто хотел выкинуть из головы эту девушку, своим невозмутимым любопытством ставящей под вопрос его уместность в стенах храма.

Ей было всё интересно, и ничто не могло смутить её — именно поэтому скоро он не мог спокойно реагировать на её появления перед глазами.

Усердно молитвы читал ежедневно,
К Спасителю он обращал светлый взор.
Она ворвалась, как звезда, как комета, —
Уклад не нарушив, нарушила всё.

Она задавала вопросы и спорила —
Жарко, упорно; на каждый ответ
Три контрответа. Как фантасмагория.
А в плеере всё о прогулках и о воде.

И вдруг — замолкала. И вновь — ни о чём.
Лишь взгляд по иконам блуждал.
Она уходила домой, под платком
Вороньи пряди скрывая.

Она перестала появляться в церкви спустя три месяца, как её и не было. Никто, разумеется, не заметил изменений; он вздрогнул, впервые не ощутив на себе задумчивого взора.

Через пару недель он увидел, как она птицей выпорхнула из готического собора начала двадцатого века. Он был слишком далеко, чтобы она могла его увидеть; она была достаточно незабываема, чтобы он узнал взметнувшийся подол чёрной юбки и через месяц рассеял воспоминания о пурпурной вышивке по самому краю.

Она не появлялась в его жизни больше никогда, продолжив приобщаться к искусству и искать ответы на бесчисленные вопросы в других местах.

Перстень с янтарём навсегда поселился в кармане его подрясника.