Гомункул для советских поэтов-самоубийц

ГОМУНКУЛ ДЛЯ СОВЕТСКИХ ПОЭТОВ- САМОУБИЙЦ

ИЛИ 


Некоторые факты истории создания и использования  нового эффективного оружия в глобальном мире (контроль и управление человеческим сознанием через сексуальное возбуждение на любом расстоянии от объекта с помощью биоэлектронных средств и гипноза).




1




Артемий Волынский (губернатор Астраханской губернии при Петре Первом и кабинет-министр при Анне Иоанновне), едва не забивший до смерти поэта Василия Тредиаковского при подготовке свадьбы шутов в Ледяном доме, был садист. Как и его повелители, на которых он  работал -  Петр Первый, и Анна Иоанновна. У всех у них были хорошо известные методы контроля и порабощения сознания творческих личностей – кнут и плаха. Но ровно сто лет спустя после смерти Петра в России стали известны, как я написала выше, попытки внедрить совершенно новые – гуманные – методы  контроля и управления человеческим сознанием – через сексуальное удовольствие. Основоположником экспериментов с бесконтактным сексом стал Николай Первый, продолжились же «испытания» уже в СССР. Никто не скажет вам, как действовал и действует сейчас метод внедрения в организм и в сознание человека чужеродного «тела» - того самого гомункула, который изобрел гётевский Вагнер в «Фаусте». Известны, конечно,  всевозможные чипы, какие-то инъекции, но и это оружие насилия над человеческим телом и сознанием уже устарело. Нынче существует  нечто особенное, но что конкретно – не могут сказать даже писатели-фантасты.
А, собственно, кого сейчас удивишь такими техническими (или биотехническими) новинками? Все готовы ко всему. Но вот в начале двадцатого века самые известные и талантливые поэты и писатели, подвергнутые подобному воздействию, не выдерживали и плохо кончали. О жизни и смерти Сергея Есенина, Владимира Маяковского, Михаила Булгакова, Марины Цветаевой говорили и до сих пор говорят много. Но истина остается тайной. Может быть, потому, что не там ее ищут?
Если, положим, читать очень страшную поэму  Есенина «Черный человек» не как исповедь  алкоголика в  белой горячке, а как рассказ человека, ощутившего на себе тяжелое, непонятное и невыносимое поэтому давление, то получится совсем иное объяснение самоубийству поэта. Давайте  почитаем отрывки из этой поэмы.


 Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
ххх

Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
«Слушай, слушай!-
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится.-
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет «она»,
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами…
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».

2

А теперь посмотрим «официальное» толкование  современных литературоведов этого произведения. Вот типичный образец: «Есенин с ужасом говорит о том, что каждую ночь страдает от посещений таинственного черного человека. Известно, что поэт неоднократно подвергался приступам белой горячки и даже проходил курс лечения. Вероятно, образ черного человека порожден этими приступами полусумасшедшего состояния. Он рассказывает Есенину по книге все обстоятельства безумной жизни «какого-то прохвоста и забулдыги». Незнакомец упоминает не только о негативном, он отмечает, что человек был «к тому ж поэт», полный «прекраснейших мыслей и планов». В книге фигурирует «женщина сорока с лишним лет», в образе которой угадывается А. Дункан.
Измученный рассказом лирический герой начинает отчаянно кричать, пытаясь прогнать черного человека и прекратить эту пытку с чтением чьей-то бесполезной жизни. Но это не помогает: незнакомец упорно сидит и не отрывает от него тяжелого взгляда.
На следующую ночь визит повторяется. Автор пытается избавиться от невыносимого видения и проклинает свою бессонницу. Есенин начинает вспоминать о своем детстве, о простом деревенском мальчике «с голубыми глазами». Дойдя в воспоминаниях до «женщины сорока с лишним лет», он с внезапным ужасом понимает, что в книге, которую читает черный человек, рассказывается о нем самом. Разъяренный поэт кидает трость прямо в «морду» незнакомца…
Приходя утром в сознание, автор видит осколки зеркала и осознает, что ночные визиты черного незнакомца – сумасшедшие разговоры с самим собой.
«Черный человек» — не просто бред страдающего от алкоголизма поэта. Есенин был гением. Настоящий талант всегда расценивается как определенный вид сумасшествия. «Черный человек» — беспощадный самоанализ автора, вызванный стремлением донести до читателя весь ужас своего душевного конфликта».
Если бы автор этих строк знал истинную подоплеку поэмы  Михаила Лермонтова «Демон» и хотя бы догадывался, отчего умерла грузинская красавица Тамара, даже спрятавшись в монастыре от влюбленного Демона, который каждую ночь домогался ее, совратил, наконец, и истощил до смерти своей любовью, под которой нужно  прямо понимать бесконтактный секс, то и понял бы, кого и что  олицетворял Черный человек  для Есенина.
Такому же истощению, видимо, подвергся и он, и не алкоголизм был виной этих видений и ощущений. Что они, на самом деле, означали, указывается в самом тексте поэмы.

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.


3

Если бы Есенин был уверен, что болезнь эта – от его пьянства, и Черный человек – результат  горячки, он не писал бы: «Сам не знаю, откуда взялась эта боль». Все дело в том, что для него она -  явление таинственное и непонятное, измучившее его и поставившее на край жизни. Почему? Скорее всего, от страха быть разоблаченным. В чем? Об этом говорится в тексте:

«Слушай, слушай!-
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится.-
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет «она»,
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.

Почему Черный человек  обличает  поэта в подлости?
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
В чем она заключается? И почему в поэме так откровенно цинично и брезгливо говорится не только о самом себе, но и о женщинах? Есенину хочется  детской чистоты , и он, заметим, как и Михаил Лермонтов в стихотворении «Как часто пестрою толпою окружен», превозносит утерянные навсегда и безвозвратно невинность и чистоту:
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами…
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».

4
Эти же боль и тяжелое разочарование светской жизнью звучат у Лермонтова:
Как часто, пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,
При шуме музыки и пляски,
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски,
Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки, —
Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки.
И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться, — памятью к недавней старине
Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком, и кругом
Родные всё места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей;
Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,
А за прудом село дымится — и встают
Вдали туманы над полями.
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и желтые листы
Шумят под робкими шагами.
И странная тоска теснит уж грудь мою;
Я думаю об ней, я плачу и люблю,
Люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
С улыбкой розовой, как молодого дня
За рощей первое сиянье.
Так царства дивного всесильный господин —
Я долгие часы просиживал один,
И память их жива поныне
Под бурей тягостных сомнений и страстей,
Как свежий островок безвредно средь морей
Цветет на влажной их пустыне.
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
На праздник не;званную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..

А ведь и это стихотворение, которому уже почти двести лет, и при жизни Лермонтова, и сегодня  никто  по-настоящему не понимает. Да, в нем грусть о невинном детстве, о чистоте жизни, но откуда взялась эта грусть, это сожаление о чем-то утерянном? Оттуда же, откуда и у Есенина – от знания истины «новых» человеческих взаимоотношений  в новом времени, строить которые начал еще император Николай Первый на своих безнравственных маскарадных балах, погубивших не одну супружескую пару ( в том числе, Пушкина с Гончаровой) и не одну жизнь.
        Михаил Лермонтов был осведомлен о подоплеке этих маскарадов и  странной личной жизни императорской четы. Его близкий родственник, друг и ровесник, первый красавец в Петербурге  Алексей Столыпин Монго, входил в круг молодых офицеров, приближенных к императрице Александре Федоровне, урожденной принцессе Фридерике Шарлотте Вильгельмине Прусской, супруге Николая Первого. Она была красавицей, любившей флиртовать и танцевать ночи напролет на балах. И она любила своего мужа. Однако свои супружеские отношения пара была вынуждена прекратить после рождения восьмого ребенка и болезни императрицы, которой больше нельзя было  беременеть. У императора появились многочисленные любовницы, у императрицы – фавориты, с которыми у нее не было сексуальных отношений, но было нечто особенное…
       Александра Федоровна очень интересовалась поэмой Лермонтова «Демон» и заставляла офицеров по ночам читать ее. Что же так возбуждало ее в «Демоне»? Наверное, тот самый бесконтактный секс, которым он погубил  грузинскую красавицу Тамару. Им открыто занимался  с  понравившимися ему дамами  Николай Первый, доводя их до эпилептических припадков, по рассказам Пушкина, который узнал об этом от  пострадавших дам во время свиданий с ними, на которых ему приходилось  давать им «излечение»  обычным способом…         Тяжелыми судорогами начала страдать и Александра Федоровна. Она умела владеть собой, скрывать под маской безоблачного счастья обиды и слёзы, старалась казаться здоровой и весёлой, когда её мучила лихорадка. Но  маркиз де Кюстин в 1839 году отмечал, что императрица не только танцевала все полонезы на свежем воздухе с открытой головой и обнажённой шеей, но и «будет танцевать до тех пор, пока у неё не станет сил держаться на ногах». При этом он не преминул отметить, что в свои сорок лет государыня выглядит гораздо старше своего возраста:
.
«
Императрица обладает изящной фигурой и, несмотря на ее чрезмерную худобу, исполнена, как мне показалось, неописуемой грации. Она была сильно взволнована и казалась мне почти умирающей. Нервные конвульсии безобразили черты ее лица, заставляя иногда даже трясти головой. Ее глубоко впавшие голубые и кроткие глаза выдавали сильные страдания, переносимые с ангельским спокойствием. Императрица преждевременно одряхлела и, увидев ее, никто не может определить ее возраста. Она так слаба, что кажется совершенно лишенной жизненных сил. Жизнь ее гаснет с каждым днем; императрица не принадлежит больше земле…»

         
5

 В очерке  «ДЕМОН» ЛЕРМОНТОВА  - ПРОЛОГ К  ГЛОБАЛЬНОМУ СЕКСУАЛЬНОМУ КОЛЛЕКТИВИЗМУ», опубликованном на моей странице на Прозе.ру, я подробно рассказываю о проблеме новых сексуальных отношений, которые были «опробованы» при дворе Николая Первого и которые очень встревожили Михаила Лермонтова, который увидел в этом нечто весьма опасное для развития  российского общества. Поэтому не стану здесь повторяться, а вернусь к биографии  Сергея Есенина.
      В поэме «Черный человек»  он не скрывает своего отвращения к танцовщице Дункан, к одной из самых привлекательных женщин в Москве, к  изящным ножкам которой могли бы положить целые состояния десятки мужчин. А Есенин, легко завладев сердцем и телом танцовщицы, глумился  и издевался над ней. Почему? Потому что, как известно,  поэт был или бисексуалом, или  полным садомитом. Но, открестившись от поэта-гомосексуалиста Клюева, своего духовного «отца и наставника» и полового партнера, он сделал себе славу дамского угодника.
К большому несчастью, к тому времени, когда Есенин покончил с собой и сразу после этого от любви к нему пострадало множество женщин. Он долго издевался над женой – красавицей и  талантливой актрисой, матерью его двоих детей, Зинаидой Райх. И эта ее несчастная судьба закончилась смертью – после страшной гибели в застенках НКВД ее второго мужа, режиссера Всеволода  Мейерхольда, Зинаиду зарезали неизвестные.
Танцовщица Дункан  погибла, случайно удавившись собственным шарфом. На  могиле поэта застрелилась работница газеты «Беднота» Галина Бениславская. Экстравагантная девушка по национальности французская грузинка с  особенной биографией. Хорошо образованная, она  четыре года проработала в Чрезвычайной комиссии, затем – три  года, до самоубийства – в газете «Беднота». Вообще с самого начала это издание  (известное как  московская газета ЦК КПСС «Сельская жизнь»)«крышевало» ЧК, НКВД,  КГБ, главные редакторы были выходцы из спецслужб. Вот в этой газете я проработала 16 лет. Запомнились строгая дисциплина, строгая отчетность в виде докладов с мест и изощренные интриги. За все 16 лет я ни разу ничего не слышала тут о  Бениславской.
        Она подала дурной пример своим странным самоубийством, после нее другие девушки приходили стреляться на могилу Есенина на Ваганьковском кладбище. Но никого кроме Бениславской не похоронили рядом и власти постарались скрыть  истинное число погибших здесь женщин, чтобы избежать зловещей «эпидемии».
          Как ни печально об этом говорить, но принесенные жертвы были абсолютно напрасны. Я могу  предположить, что Сергей Еенин не любил женщин в принципе, он мог с ними дружить, как дружил с Бениславской, а она  от неразделенной любви  большую часть своей молодой жизни провела в психиатрической  больнице, но не любить!
Вообще очень странно, как все эти женщины, находясь среди  поэтов «серебряного века»,  практически поголовно гомосексуалистов, не понимали, что они  попали в совершенно чуждую для них среду и «ловить» им там  абсолютно нечего кроме обмана, глумления и издевательств. Что с лихвой получали женщины Есенина от него.
Его творческая биография, по-настоящему начавшаяся в Петербурге, настолько страшна и уродлива, что описанный им Черный человек – это и есть он сам. Да простят меня поклонники поэта, но я назову вещи своими именами. Прежде чем Есенин нашел выход к своей славе, к большой поэзии и дошел даже до аудиенции у Аликс, жены императора Николая Второго, в Петербурге «доброжелатели» и покровители, можно сказать, «пропустили» его через гомосексуальный бордель. И не один.
Сначала, по рекомендации Блока,  он попал в руки к красавцу  бисексуалу Городецкому и жил у него. А тот уже передал его Николаю Клюеву, то есть, в руки самому дьяволу. На квартире у Клюева началась их любовная связь. Кстати, на приеме у императрицы Есенин был вместе с ним. Клюев настолько влюбился в белокурого рязанского мальчика, что даже не выпускал его из дома, а когда тот все-таки уходил, то садился на пол и выл.
          Клюев рассказывает как послушничал в монастырях на Соловках; как был «царём Давидом… белых голубей — христов», но сбежал, когда его хотели оскопить; как на Кавказе познакомился с красавцем Али, который, по словам Клюева, «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев». Это скрытное восточное учение о браке с ангелом, что в русском белом христовстве обозначается словами: обретение Адама…», затем же Али покончил с собой от безнадёжной любви к нему…
           Почему Блока не смутило несчастное существование Есенина в гомосексуальных петербургских вертепах? Видимо, потому, что он сам был увлечен и творчеством Городецкого, и творчеством и личностью Клюева особенно.
         Александр Блок неоднократно упоминает Клюева в своих стихах, записных книжках и письмах и воспринимает его как символ загадочной народной веры. В одном из писем Блок даже заявил: «Христос среди нас», и С. М. Городецкий отнёс эти слова к Николаю Клюеву.
       В своей записи 1922 года Клюев говорит:
«…для меня Христос — вечная неиссякаемая удойная сила, член, рассекающий миры во влагалище, и в нашем мире прорезавшийся залупкой — вещественным солнцем, золотым семенем непрерывно оплодотворяющий корову и бабу, пихту и пчелу, мир воздушный и преисподний — огненный.
Семя Христово — пища верных. Про это и сказано: «Приимите, ядите…» и «Кто ест плоть мою, тот не умрет…»
Богословам нашим не открылось, что под плотью Христос разумел не тело, а семя, которое и в народе зовется плотью.
Вот это и должно прорезаться в сознании человеческом, особенно в наши времена, в век потрясенного сердца, и стать новым законом нравственности…»

6

        Кстати говоря, и Клюев, и Есенин были выходцами из старообрядческих семей. Но Клюев исповедовал хлыствовство,
А в сексе это – садо-мозахизм. Даже не приходится сомневаться в том, что запертый в квартире сатаны, Есенин день за днем получал уроки жестокости, сексуального безумия и сурового однополого воспитания. Гомосексуализм Клюев возводил в божественную степень, призывая  на нем строить новую общественную мораль.
       В 1929 году  он познакомился с молодым художником Анатолием Кравченко, к которому обращены его любовные стихотворения и письма этого времени (насчитается 42 письма Клюева).  В них - воспевание мужской красоты над женской. В письме Анатолию от 23 мая 1933 года Клюев так рассуждает об их близких отношениях:
На этой вершине человеческого чувства, подобно облакам, задевающим двуединый Арарат, небесное клубится над дольним, земным. И этот закон неизбежен. Только теперь, в крестные дни мои, он, как никогда, становится для меня ясно ощутимым. Вот почему вредно и ошибочно говорить тебе, что ты живешь во мне только как пол и что с полом уходит любовь и разрушается дружба. Неотразимым доказательством того, что ангельская сторона твоего существа всегда заслоняла пол, — являются мои стихи, — пролитые к ногам твоим. Оглянись на них — много ли там пола? Не связаны ли все чувствования этих необычайных и никогда не повторимых рун, — с тобой как с подснежником, чайкой или лучом, ставшими человеком-юношей?»
Возвращаясь к массовому поклонению женщин поэзии Есенина и самому поэту, спросим: многие ли из них остались при своем мнении и увлечении этим мужчиной, знай они о его личной жизни и о том,  кто его любил и кого  мог любить он? Думаю, многих бы рвало от отвращения!
           Воспевая «новую мораль» - поклонение фаллосу,  мужскому семени как «телу Христа» и однополым бракам – Клюев все более переходил на антисоветские позиции. Тем более, что  его  больше не печатали и он нищенствовал. Хотя, правда, имел государственное пособие и крышу над головой.
              По воспоминаниям И. М. Гронского (редактора «Известий ВЦИК» и главного редактора журнала «Новый мир»), Когда Клюев прислал в газету «любовный гимн», предметом которого являлась «не „девушка“, а „мальчик“», Гронский изложил своё возмущение в личной беседе с поэтом, но тот отказался писать «нормальные» стихи. После этого Гронский позвонил Ягоде и попросил выслать Клюева из Москвы И это распоряжение было санкционировано Сталиным. Мнение, что причиной ареста Клюева стала именно его гомосексуальность, высказывал также позднее в частных беседах М. М. Бахтин.
         Однако  2 февраля 1934 года Клюев был арестован в своей московской квартире по адресу: Гранатный переулок, дом 12, официально - по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений» (статья 58, часть 10 УК РСФСР.  5 марта после суда Особого совещания выслан в Нарымский округ, в Колпашево. Осенью того же года по ходатайству артистки Н. А. Обуховой, С. А. Клычкова и, возможно, Горького переведён в Томск (по пути в ссылку Клюев уже посещал Томск, дожидаясь в одной из местных тюрем переправки в Колпашево), где 23 марта 1936 года арестован как участник церковной контрреволюционной группировки, однако 4 июля освобождён «ввиду его болезни — паралича левой половины тела и старческого слабоумия».
            А теперь наступает самый страшный и необъяснимый для нашего времени момент.  5 июня 1937 года в Томске Клюев был снова арестован и 13 октября того же года на заседании тройки управления НКВД Новосибирской области приговорён к расстрелу по делу о никогда не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации „Союз спасения России“». В конце октября был расстрелян. Как сказано в справке о посмертной реабилитации Клюева, он был расстрелян в Томске 23—25 октября 1937 года. Размытая дата расстрела, возможно, объясняется тем, что с 01:00 23 октября до 08:00 25 октября в Томске не было центрального электроснабжения ввиду ремонта местной ГЭС-1. В подобных случаях сотрудники НКВД, приводившие приговоры в исполнение в течение двух ночей (23 и 24 октября) с использованием фонаря «летучая мышь», могли оформить документы задним числом для всей партии только после того, как в городе появился электрический свет (25 октября). То есть, произошло мистическое событие в дни расстрела этого отчаянного безбожника – наступила темнота… Может быть,  так оно и должно было случиться?


          Еще одно мистическое совпадение: вероятно, местом расстрела и братской могилы, где упокоился поэт, стал один из пустырей в овраге (так называемом Страшном рве) между Каштачной горой, и пересыльной тюрьмой.  Ныне  же по адресу: СИЗО-1 по улице Пушкина, 48….
         Николай Клюев был реабилитирован в 1957 году сумасшедшим Никитой Хрущевым, о безумии которого сегодня представлены убедительные  медицинские  доказательства. Хрущев, конечно, не признавал  Бога, но он не признавал и гомосексуализм. Хотя, может быть, лукавил? Не случайно же мужское семя, хотя и не как «тело Христа», но именно со времени хрущевской оттепели так  широко распространено в «употреблении» при сексуальных играх и в России. Поэт Клюев был бы доволен!

7

Я  задаю себе вопрос: чекисты расстреляли Николая Клюева как антисоветчика или как маньяка, заманивавшего и губившего  талантливых молодых людей, которых сводил с ума, не выпуская из замкнутого пространства, калечил тела и вбивал им в голову эту свою «новую» мораль поклонения фаллосу? А может быть, и того хуже  -  ночью, в кромешной темноте, на пустыре, они поставили перед палачами парализованного слабоумного старика – вампира? И у чекистов были основания так думать? Скорее всего, дело с Клюевым было особое, не зря сам Сталин распорядился вывезти его из Москвы.
      23 октября 1937 года в Страшном овраге в городе Томске  при свете масляных фонарей - факелов, поскольку нечистая сила погасила вдруг все электричество вокруг на целых три дня, свершилась средневековая инквизиторская казнь. Перед цепью  солдат с ружьями  стоял, едва держась на ногах, трясущийся старик, который по своему слабоумию едва ли понимал, куда и зачем его привели и для чего мучают. Но, возможно, все еще живая душа его восприняла происходящее как некий поэтический фарс на черной сцене, где в кромешной темноте  звучал вопрос, на который так никто и не нашел до сих пор ответа: он создал для России великого поэта или убил его?
         Наверное, и то и  другое…
Но если обратиться к роману «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова в том месте, где прокуратор Иудеи судит  непонятного ему Иешуа? Вот оно, в главе второй части первой «Понтий Пилат»:

 
« В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
 
Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух. О боги, боги, за что вы наказываете меня?
 
"Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой".
 
На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону.
 
Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
 
- Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
 
- Да, прокуратор, - ответил секретарь.
 
- Что же он?
 
- Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, - объяснил секретарь.
 
Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
 
- Приведите обвиняемого.
 
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта - ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора.
 
Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
 
- Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм?
 
Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
 
Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:
 
- Добрый человек! Поверь мне...
 
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
 
- Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, - и так же монотонно прибавил: - Кентуриона Крысобоя ко мне.
 
Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион, командующий особой кентурией, Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором.
 
Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце.
 
Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:
 
- Преступник называет меня "добрый человек". Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.
 
И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул рукою арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним.
 
Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом германской палицы.
 
Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане.
 
Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.
 
Выведя арестованного из-под колонн в сад, Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
 
- Римского прокуратора называть - игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
 
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
 
- Я понял тебя. Не бей меня».



                8



            Но если ассоциировать  мой текст с текстом Булгакова, то хочу заметить, по моей версии, в Страшном овраге города Томска перед расстрельной командой крысобоев стоял вовсе не замученный по распоряжению Понтия Пилата непонятный для него Иешуа (поэт Клюев), а сам Понтий Пилат. Который два года мучил  золотоголового  светлого юношу, под хлыстами  друзей-геев, садо-мазохистов, запрещая называть себя добрым человеком, воспитывая из него злобного психопата - извращенца, ненавистника женщин и самого себя.               
           «Понтия Пилата»  Клюева, мучителя Есенина, «приговорившего» его вместе со своими единомышленниками к казни над самим собой, расстреляли, закопали, но наступление пропагандируемой им «новой морали» не остановили, и сто лет она существует в России среди определенных слоев населения,  среди творческой интеллигенции, в первую очередь.
          От Николая Клюева остался забавный стишок:

Вижу за окнами прялку,
Песенку мама поёт,
С нитью весёлой вповалку
Пухлый мурлыкает кот.
Мышку-вдову за мочалку
Замуж сверчок выдаёт.

Как бы ни было смешно, но в этих забавных строках о свадьбе мочалки с мышкой мне увиделась главная «тема» того самого современного и грозного нового оружия против человечества, о котором я здесь пытаюсь рассказать.
         Кажется, наступает  конец той «новой нравственности», которую насаждали зловещий Клюев и ему подобные в начале двадцатого века и которая предполагала тесный телесный контакт для извращений и развращений человека человеком.
        На смену снова приходит господство  «ангелолюдей», смытых  когда-то  Господним всемирным потом за их тяжкие грехи, и  несущее миру необычную форму тяжкого рабства. Ее я сформулировала выше как новое опасное оружие: «Некоторые факты истории создания и использования  нового эффективного оружия в глобальном мире (контроль и управление человеческим сознанием через сексуальное возбуждение на любом расстоянии от объекта с помощью биоэлектронных средств и гипноза)». А те, «клюевские», настройки были всего лишь подготовкой к новому испытанию людей на христианскую устойчивость. И готовилось оно  задолго до Октябрьской революции и появления поэтов-модернистов в начале двадцатого века.
Перед тем, как посчитать Есенина, Маяковского и Булгакова  психически нездоровыми людьми, таковыми  в России посчитали Гоголя и Лермонтова. Михаил Юрьевич зачастую вел себя как настоящий социопат, совершая некрасивые поступки в отношении  женщин, о чем биографам даже неловко говорить в своих статьях.
         Гоголь, страдая с юности глубокими обмороками, не только боялся спать, но и считал, будто в его теле все органы смещены, а желудок и вовсе расположен «вверх дном». Маяковский, его «учительница» Лиля Брик  страдали судорогами, Михаил Булгаков  имел сильное нервное расстройство – агорафобию – «рыночный» страх, боязнь открытого пространства. Михаил Булгаков также боялся спать. Фобия появилась после того, как в юности он увлекся морфием. В те дни, когда он не мог принять дозу, его мучили особенно тяжелые кошмары, а по пробуждении он не всегда мог отличить реальность от сна. Булгаков был способен, например, убежать из дома, преследуя или спасаясь от призрачных чудовищ.
Если говорить о болезнях Лермонтова и Гоголя, то они страдали от ужасной наследственности их самые близкие родственники не были вполне вменяемыми людьми. Дед и бабка Лермонтова держали великолепный профессиональный театр и сами играли на сцене. Причем Арсеньева играла преимущественно мужские роли… Ее муж страдал припадками и покончил жизнь самоубийством от неразделенной любви к соседке-помещице. Отец Лермонтова был распутный и жестокий тип, можно сказать, он уморил свою жену, доведя ее до нервной чахотки.
Отец Гоголя был, прошу прощения,  натуральный педофил – в свою жену он влюбился, когда  ей было шесть месяцев… Их первые дети –мальчики- умерли, в живых остался только Николай Гоголь, болезненный и нервный.
          Ну а Есенин и Маяковский – здоровые физически люди, выросшие в нормальных вроде бы семьях, были покалечены и доведены до могилы в молодом возрасте теми, которых  можно было бы назвать подземными тварями, выползшими из ада.
Да, все эти гении русской поэзии были тяжело больны, когда создавали свои лучшие произведения. Но не болезни помешали им  жить и творить далее, а тот контроль и давление, которые были использованы против с них с помощью того самого  оружия, о котором я здесь упомянула выше.
Особенность этого оружия в том, что оно запускается внутрь человека и действует изнутри  по команде того, кто им управляет снаружи.  Это оружие  подчиняет  человека кому-то невидимому, заставляет его делать даже обыденные вещи в заданном темпе, в определенных местах, ограничивает круг  общения до минимума, если не совсем, а главное – подчиняя его своим же слабостям, в частности. сексуальным пристрастиям, делая его их рабом.
           Конечно, человек , поняв, что попал в какую-то ловушку, чувствуя  инородное «тело -хозяина» внутри себя, пытается сопротивляться, хочет освободиться. Бесполезно – даже никакая психиатрия не поможет. Потому что это таинственное «что-то» крепко сидит внутри и оно  сопровождает потерпевшего везде, знает о нем все и чаще всего, предвидит его действия.
         Здесь поневоле вспомнишь примеры средневековой инквизиции по изгнанию бесов из человека. Уверена – все пострадавшие хотели бы попробовать пройти этот страшный обряд, но не решились  обнародовать свою ужасную тайну, предпочитая считать себя безумцами.
         Поэтому Гоголь говорил о своих якобы смещенных внутренностях, Есенин пытался прогнать от себя Черного человека, Булгаков бегал за чудовищами, одолевавшими его, или пытался наркотическим сном усмирить их в себе, Маяковский давал себя до изнеможения стегать  плеткой садистке  Лиле Брик и корчился в непонятных судорогах.

9

Я вам скажу больше. При современных высоких технологиях это оружие, изобретенное, может быть, еще до Всемирного Потопа каким-нибудь спрятавшимся в джунглях племенем, едва ли даст покой и после смерти. Если раньше манипуляции им проводились с близкого расстояния – в квартирах графа Толстого, у которого проживал Гоголь, или в доме Хомякова и Языковой на Собачьей площадке в Москве, Городецкого, Клюева или Бриков, то  сейчас  новые технологии позволяют подвергать людей особенному воздействию даже после их смерти – в могиле! Без всякого волшебства – всего лишь с помощью известного сегодня каждому ребенку проводника – электронной почты. Представьте себе, если к какому-либо органу человека прикрепить – нет, не чип, а определенный шифр – электронный адрес, то на него будут приходить любые «письма-команды». А лучший способ покорить человека и взять его жизнь под контроль – использовать его эрогенные зоны. Сильное сексуальное возбуждение, может быть, которое человек в своей жизни никогда и не испытывал, заставит его слушаться того, кто подает команды, но кого он никогда не увидит.
         Когда же тело человека умрет, то прикрепленный шифр будет по-прежнему действовать и принимать сигналы. Представьте теперь, что с его помощью «почтальон» может рассматривать свой объект даже под землей, в гробу, а при желании, если он извращенец, что скорее всего, и продолжить свои сексуальные опыты уже с мертвецом,  наблюдая, как тот корчится в гробу под команды своего владельца.          Поневоле возникает ассоциация с дикими обычаями в некоторых российских губерниях (которые практикуются и сегодня!) это свадьбы мертвецов. Когда холостых умерших, несмотря на их возраст – хоть старика или младенца – «женили» или «выдавали замуж» в гробу, надевая на голову венок. В этих местах считается. что покойный должен придти в другой мир  со своей парой, а не одиноким. В современном мире так и получается – обладатель шифра покойного «подопечного» может продолжить свое «общение» с ним на том свете…
И тут приходит на ум не только  смешной, но провидческий, стишок  Николая Клюева, наверняка позаимствованный им у своей матери- профессиональной плакальщицы над покойниками:

       

Вижу за окнами прялку,
Песенку мама поёт,
С нитью весёлой вповалку
Пухлый мурлыкает кот.
Мышку-вдову за мочалку
Замуж сверчок выдаёт. –

Ведь все эти опыты сексуального раздражения нового оружия, создавая иллюзию чьей-то любви, и есть всего-навсего «мочалка», а не настоящий любовник или муж.
         Но как тут не вспомнить обращение Коринфянам в 15 главе Библии:

«51 Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся
52 вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся.
53 Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие.
54 Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою.
55 Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?»

«Иоанна 5 глава:
21 Ибо, как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет.
22 Ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну,
23 дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его.
24 Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь.
25 Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут.
26 Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе.
27 И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий.
28 Не дивитесь сему; ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия;
29 и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло--в воскресение осуждения»».

        Как бы там ни было, при массовом применении нового, поистине дьявольского, изобретения против людей, вся земля зашевелится будто бы сама собою. И сегодняшняя киношная фантастика с «ходячими мертвецами» может обернуться жуткой реальностью. Только вот – зачем?
        Интересно, что через  несколько месяцев после смерти жены  Алексей Хомяков написал  вот такое странное стихотворение : «Воскресение Лазаря»:

О Царь и Бог мой! Слово силы
Во время оно Ты сказал,
И сокрушён был плен могилы,
И Лазарь ожил и восстал.

Молю, да слово силы грянет,
Да скажешь: встань! — душе моей.
И мёртвая из гроба встанет,
И выйдет в свет Твоих лучей.

И оживёт, и величавый
Её хвалы раздастся глас —
Тебе, Сиянью Отчей славы,
Тебе, умершему за нас.

Даже через много месяцев не смирившись со смертью жены, Хомяков молит Бога  поднять ее из могилы… А сегодня, используя сверхсовременные технологии, желающие продолжить общение с покойными и после их кончины, могут делать это. Однако вот в чем проблема:  они забыли спросить у мертвецов, нужно ли им это, или вечный покой дороже садистских безумных развлечений?



10

В основе нового  опаснейшего оружия против человека заложена… любовь! Но не ради деторождения, добра и мира. Не зря же существует выражение – любить до смерти! Здесь я хотела бы вернуться к Николаю Гоголю. Есть легенда, что при его перезахоронении на Новодевичьем кладбище,  не нашли голову писателя. Если действительна на нее была охота, то почему? Что хотели найти в черепе литературного гения? Если кто-то действительно похитил череп писателя с какими-то мистическими целями, то напрасно: во времена Николая Васильевича  чипов и шифров, существующих в современной электронике, не было. На него могли действовать  сильным гипнозом и какими-то ядами. Кто?  Богатейший человек в Москве Хомяков и его жена, сестра поэта Языкова. Хомяков был известен как гомеопат, а  у его супруги была своя история странных взаимоотношений с мужчинами.
       Самая известная – это любовь девятнадцатилетнего Николая Александровича Мотовилова, симбирского помещика, студента Казанского университета, к юной Екатерине Языковой, когда та еще была десятилетним ребенком (разница в возрасте – 8 лет). Его одержимостью стало подглядывание за девочкой в саду и неукротимое желание жениться на ней немедленно. Она, между тем, несмотря на свой детский возраст, сама ухаживала за тяжело больной матерью. От этого анонимного «общения» на расстоянии с красивым ребенком Мотовилов тяжело заболел. Он потерял силы до такой степени, что не мог уже вставать и  чувствовал себя парализованным.  Сам он считал, что в него вселились бесы, но сегодня можно предположить, что его болезнь была результатом  того самого опасного бесконтактного секса, о котором знали еще при дворе Николая Первого, когда страдали от него и сам император, и его жена.
Поскольку жениться на ребенке и излечиться Мотовилов не мог, а врачи не помогли, то он обратился в  Серафиму Саровскому, иеромонаху Саровского монастыря, будущему основателю и покровителю Дивеевской женской обители. Сам Серафим считал, что будучи тяжело болен в десятилетнем возрасте излечился, благодаря помощи Богоматери. С Мотовиловым  Саровский занимался три года и сумел отмолить его и поставить на ноги. Но от страсти к Екатерине Языковой он его не излечил, и в 1831 году Мотовилов все-таки  сватается к  четырнадцатилетней девочке. Получив отказ, он снова впадает в то же болезненное состояние, что и раньше. Только теперь ему совсем худо, и к Саровскому служки принесли его на руках.
        К провалившемуся сватовству  прибавились неудачи по службе. Мотовилов, готовясь жениться, не только получил образование, но и начал скупать земли, чтобы улучшить свое благосостояние.  И вот тут всплывает очень интересный факт. В 1831 году он был официально назначен распоряжением попечителя Казанского университета на должность почетного смотрителя Корсунского уездного училища. Согласно процедуре того времени он был утвержден в этом звании советом Казанского университета и училищным комитетом. Дело стало за малым: как пишет в своих «Записках» сам Мотовилов, «оставалось только Мусину-Пушкину (Михаилу Николаевичу, попечителю Казанского универитета) оправдать свой честный и благородный вызов <приказ> добросовестным исполнением своей обязанности — представить господину министру народного просвещения о надлежащем меня утверждении в сем звании по его непринужденному вызову».
Однако ж, как и обещал масон Баратаев, Мусин-Пушкин не выполнил своей обязанности.
       (Семейное дело Мусина-Пушкина  помешало счастью Мотовилова. Дело в том, что упоминаемый здесь масон Баратаев – это генерал-губернатор  Семен Михайлович Баратаев, дочь которого, Александра Семеновна, была замужем за Михаилом Николаевичем Мусиным-Пушкиным. И он, разумеется, не собирался делать карьеру не имеющему никаких масонских «чинов» «простому» русскому Мотовилову, который, к тому же, искал утешения у православной церкви. –Т.Щ.)
       О чем Мотовилов впоследствии вспоминал: «Но вот у нас как все делается в России — нам говорят и велеглаголиво проповедают печатано: учитесь, оканчивайте курсы в университетах, вам отворят двери повсюду в государственной службе — и кричат: «Дворяне русские лентяи, небрегут о службе Русской земле и Ее Самодержцам», требуют от студентов о непринадлежании ни к каким тайным обществам, а тем более к ложам масонским, а как дело дойдет до службы, то под рукою и станут предлагать вступление в ложу именно масонскую. Если же вы откажетесь, убоясь Бога, и чистой совести, и присяги, ибо я, будучи еще не действительным, а проходящим курс учения студентом, присягал на три дня в верноподданничестве Императору Константину Павловичу и потом в Бозе почившему Благочестивейшему и в душе истинному Христианину великому пред Богом и человеками Императору Николаю Павловичу, — так и скажут вам точь-в-точь как вышепомянутые бесы сказали — только иными словами скажут вам, как мне сказал бывший симбирский губернский предводитель князь Михаил Петрович Баратаев: «Ну, так я вам скажу, что силою гран-метрства Симбирской ложи масонской и силою великого мастерства Санкт-Петербургской ложи запрещу вам давать почетное смотрительство Корсунского уездного училища, потому что казанские масоны подчинены ложе Симбирской и Мусин-Пушкин не только двоюродный брат мой, но и подчиненный масон, так он должен исполнить волю мою, а в Санкт-Петербурге и подавно не посмеют противиться мне». Так вам откажут в месте почетного смотрителя, если вы не покоритесь добрым, дескать, и милостивым к вам предложениям. И вам придется, может быть, как и мне пришлось, сказать в ответ: «А я уверяю вас, что силою Господа моего Иисуса Христа, которого вы масонством вашим гоните, я за предстательством Царицы Небесной непременно получу, и именно Корсунского, а не иного какого-либо училища, место».
Действительно, Бог не выдал Мотовилова в руки врагов. Место смотрителя Корсунского училища он получил, правда, через четырнадцать лет. Пока же он остался без службы, разбитый болезнью, терзаемый бесами, которыми, на самом деле, были всего лишь более успешные и богатые люди, строившие  всевозможные козни рвушемуся наверх молодому человеку.
Разве мог он, никому не известный молодой человек, в своем служебном рвении противостоять  масонству, у которого везде были свои люди, решающие кадровые вопросы? И уж тем более, никак он не мог рассчитывать на брак с девушкой, чья семья была богата и знаменита и готовила ее в жены известному крёзу, самому богатому  и всесильному человеку в Москве – Хомякову, родственнику русских царей?
       Служебные неудачи, тайная и явная злоба влиятельного масонства сломили организм Мотовилова, и тяжкая болезнь приковала его к постели. Его физические страдания были усугублены нравственными: молодой еще человек, круглый сирота, с девочкой-сиротой, сестрой, на руках, без поддержки, без родного бескорыстного участия (одна Надежда Ивановна Саврасова, друг его матери, его не оставляла), он не знал, как жить ему дальше. В это время он пытается лечиться от своей болезни у земных врачей. Едет в Казань к своему старому знакомому и благодетелю Карлу Федоровичу Фуксу, в Казани же пытается лечиться у другого знаменитого доктора — Василия Леонтьевича Телье. Лечится и у пензенской знаменитости доктора Питерсона. Вероятно, доктора советуют ему минеральные источники, и он лечится на Сергиевских минеральных серных водах в Самарской губернии. Увы, лечение у земных докторов не поправило ему здоровья. Но именно в такие моменты и приходит к человеку Божья помощь. По мнению С. Нилуса, именно к этому времени относятся найденные им записи Мотовилова с описанием знаменательных сновидений, указавших Николаю Александровичу его новый жизненный путь, на котором он, как было сказано еще его отцу, «будет нужен Богу».
      И снова  Серафим Саровский помог встать на ноги Николаю Мотовилову, хотя и упрекнул его в непослушании. В 1840 году Николай Александрович, как и предрекал монах, женился на Елене Ивановне Милюковой племяннице преподобной Марфы Дивеевской. Её отец часто ходил к батюшке Серафиму на работу, а после смерти супруги поступил в Саровскую пустынь монахом. С 5 лет Елена жила в монастыре. Но впоследствии, по прямому послушанию отцу Серафиму, она вышла замуж за Николая Мотовилова и вместе они много помогали обители. Предвидя это, батюшка велел звать её еще с малолетства «великою госпожою».

11

         И вот в эту женщину – Екатерину Языкову-Хомякову – влюбился Николай Гоголь, вернувшись в Москву из Европы. Он умер, заразившись от нее  менингитным тифом. Но умер покорно, словно приняв в себя вместе с ее болезнью  что-то таинственное, что свело с ума и едва не лишило жизни Николая Мотовилова. Каким образом им с  Серафимом Саровским удалось изгнать из несчастного влюбленного то, что загнала в него Екатерина Языкова – нам не понять. Но потребовалось для этого несколько лет.
        Когда Екатерина умерла, унеся с собой в могилу своего нерожденного ребенка, Хомяков  никак не мог успокоиться. По ночам в доме  люди содрогались от его  тоскливого безумного собачьего воя…
         Вспомним,  что именно это происходило и с Николаем Клюевым: когда «его совенок»  Сергей Есенин уходил из квартиры,  Клюев садился на пол и выл.
Также выл и Владимир Маяковский, царапаясь в дверь кухни, где запирали его  Лиля и Осип Брики, когда хотели вдвоем заняться любовью, а поэт умолял  их впустить его к ним.
      Увы, и Владимир Маяковский, так же, как Сергей Есенин, прошел через отвратительный притон - садомазохистов Брик в Москве. Осип и его жена Лиля не щадили психику молодого поэта, используя его, как сексуальную игрушку, в удовлетворении своих нездоровых похотей. Но, в отличие от Николая Клюева, семья Лили Брик занимала и при Романовых, и в советском обществе в Москве очень и очень высокое положение, которому сопутствовали. Конечно,  большие деньги. И с помощью Бриков Маяковский стал богатым и знаменитым,
Продав этим дьяволам свою душу безоглядно.
А все началось с поэмы «Облако в штанах». Маяковский написал закончил ее к 1915 году будучи знакомым с сестрой Лилии,  Эльзой. На чтении поэмы в гостях Эльза и свела его с будущей музой и проклятьем поэта. «Облако…» не брался печать ни один издатель, Осип оплатил первый тираж полностью из своих средств. Лиля писала статьи в газеты о пропаганде творчества футуристов. Если выражаться современным языком, способствовала раскрутке.
          Даже когда Владимир ссорился с Лилей и выезжал из их общей квартиры, он продолжал тесно общаться с Осипом. Это была и настоящая дружба, и взаимовыгодное сотрудничество. Брик был умён, образован, вхож в нужные круги, состоял на службе в ЧК, безошибочно улавливал конъюнктуру рынка. Он лично расставлял запятые в произведениях, правил их, собирал материалы для поэмы «Ленин», договаривался с издателями и т.д. Именно Осип слепил Маяковскому образ революционного поэта, критики же считали его лишь «попутчиком», а не «пролетарским писателем».
         Злосчастная выставка в честь 20-летия  творчества  Маяковского состоялась с большими трудностями, никто из коллег по цеху и государственных деятелей её не посетил. Имели ли Брики право на деньги Маяковского, если фактически «пробивали» все публикации? К слову сказать, они и без поэта не бедствовали: дядя Лили возглавлял крупный банк, мать работала в крупнейшей частной фирме, осуществлявшей экспортно-импортные операции между СССР и Англией, а двоюродная сестра Наталья Константиновна воспитывала детей Сталина, родная же – Эльза – была замужем за французским писателем Луи Арагоном и жила в Париже, но в СССР занималась публикацией книг мужа и своих романов. В СССР Луи Арагон был, как известно, «свой человек»…
          Так что Маяковский попал в очень «умелые» руки и цеплялся за них до самой своей кончины. И конечно, был под полным контролем у этой «темной» парочки. Но, видимо, контроль был слишком жестким, непонятным и не давал Маяковскому спокойно распоряжаться собой, свои телом, и это сводило его с ума. Это видно из его писем Лиле: «Я чувствую себя совершенно отвратительно и физически и духовно. У меня ежедневно болит голова, у меня тик, доходило до того что я не мог чаю себе налить. Я абсолютно устал, так как для того чтоб хоть немножко отвлечься от всего этого я работал по 16 и по 20 часов в сутки буквально. Я сделал столько, сколько никогда не делал и за полгода.»
Но вот что написала о Лиле Брик Галина Катанян, эстрадная артистка, певица, журналистка.( Вместе со своим мужем Василием Абгаровичем Катаняном вошла в круг знакомых Маяковского в 1927 году. После гибели Маяковского помогала по просьбе Лили Брик разбирать и перепечатывать архив Маяковского. В 1938 году Василий Абгарович оставил жену ради Лили Брик). «Мне было двадцать три года, когда я увидела ее впервые. Ей -тридцать девять. В этот день у нее был такой тик, что она держала во рту костяную ложечку, чтобы не стучали зубы. Первое впечатление - очень эксцентрична и в то же время очень «дама», холеная, изысканная и - боже мой! -да она ведь некрасива! Слишком большая голова, сутулая спина и этот ужасный тик...»
Кроме судорог Маяковский страдал необыкновенной слезливостью – он мог часами плакать навзрыд. И тут вспоминается современная писательница Элизабет Макнейл, автор романа «Девять с половиной недель», которая, попав в руки  художника-садиста, тщательно скрывала ото всех свои аномальные любовные похождения, но когда, наконец, натура ее не выдержала  издевательств садомозахиста, она получила тяжелый нервный срыв,  плакала сутками, не переставая, родственники  отвезли ее в психиатрическую больницу. Там ей помогли.  Она прожила еще долго, вышла замуж, написала другие произведения. По ее роману поставили  известный фильм «Девять с половиной недель», но в семьдесят лет неожиданно покончила жизнь самоубийством.
То есть, спустя почти  сто лет после самоубийств Есенина и Маяковского, современная женщина, пережив извращенное сексуальное воздействие и тяжелое моральное насилие, потеряла силу воли, физическую силу и, в конце концов, несмотря на борьбу с самой собой и с «дьяволами» внутри себя, также покончила жизнь самоубийством.
          Среди приведенных мною здесь действующих лиц – Мотовилов, Гоголь, Есенин, Маяковский, Элизабет Макнейл, пострадавших или от  бесконтактного секса, или от увлечения половыми извращениями и имевших одинаковые признаки поврежденного здоровья,  только одному удалось спастись и дожить до старости, умерев  естественной смертью – это Мотовилову. И то только потому, что он попал в очень правильные руки монаха Серафима Саровского, который знал, с чем надо сражаться, в отличие от монашек монастыря, в котором угасла грузинская красавица Тамара, замученная  сластолюбивым прохвостом, лермонтовским Демоном.


12

И еще один человек, знаменитый современник  Есенина и Маяковского, у которого были явные признаки воздействия на  психическое и физическое здоровье – Михаил Булгаков – сумел изгнать из себя нечто чужеродное, что не давало ему жить и сводило с ума. Поскольку он был врач с большой практикой, в том числе, в госпитале, то решил использовать самое сильное лекарство – морфий. Напрасно иные исследователи биографии и творчества Булгакова  утверждают, что  наркотики были всего лишь юношеским увлечением писателя. Давайте вспомним, что у него  были судороги, как и у Есенина и Маяковского,  он потерял силы и прибрел  агорафобию – то есть, боялся  окружающего пространства. И он принял правильное решение – усыплять себя надолго, а вместе с собою и то, что находилось у него внутри, не давая, таким образом, управлять собой и мучить себя. Кроме того, он не увлекался сексуальными излишествами, или не позволял себе это делать,  трижды женился и прилежно жил с женами по многу лет. Последняя жена, как известно, стала его музой и героиней романа «Мастер и Маргарита». И все-таки… сам спасаясь  от нечисти в психиатрической лечебнице, мастер сделал Маргариту ведьмой, отдав ее в руки нечистой силы, а потом уже позволил играть Воланду и его приспешникам с ними, мертвыми
Уверяю вас, не всегда то, что написано в романе -  неправда и фантазия автора. Бывает, что автор пишет истинную правду, но обыватели ему не верят!
          В подтверждение своих слов приведу совсем свежий пример из современной жизни. В Москве с одной молодой журналисткой одного известного издания случилась странная вещь. Однажды утром эта милая девушка, трудолюбивая, добрая, всегда готовая всем помочь, по словам коллег, ушла из дома, оставив на столе ключи от квартиры и сотовый телефон. О, эти  сотовые телефоны – как теперь уже всем известно, это первые бессовестные шпионы, следящие за своими владельцами  через спутники! И то, что журналистка бросила свой сотовый дома, говорит о том, что за ней кто-то  следил с определенными целями, и она об этом знала и убегала от невидимого, но опасного преследователя. Девушка пропадала почти три дня. Мать и спасатели с ног сбились, разыскивая ее. И нашли! Но где? В подвале какого-то полуразваленного дома рядом с церковью, куда она ходила в последнее время. Что же она там делала? Она…спала! Мертвецким сном. И проснулась, только когда ее стали вытаскивать за ноги из тесной щели, в которую она забилась. При этом беглянка стала  активно сопротивляться, умоляя, чтобы ее оставили в покое и дали  спать, а кроме того она кричала, что все это ей кажется…
            Обратите внимание: все описанные мною здесь герои пытались устроить себе побег: Гоголь – от тех, кто  влез в него и разворочал внутренности, Есенин – от Черного человека, Мотовилов – от масонов, Булгаков – от донимавших его чудовищ, Элизабет Макнейл – от любовника - художника-садиста.
Внутрь журналистке был введен шифр, который позволял на любом расстоянии производить какому-то злодею, имеющему в своих руках  новое страшное оружие, в ее организме самые различные манипуляции. В том числе, и сексуального характера, которые выражаются в  судорогах. Да, в тех самых судорогах, которые мучили наших героев сто лет назад. Обладатель этого устройства может усиливать или уменьшать его действие. Все зависит от послушание попавшего в это  биоэлектронное рабство. Да, да, по-другому это и не назовешь. Пострадавший вскоре  начинает понимать значение подаваемых ему импульсов – лечь в постель и подчиниться насильнику,  встать во время, которое он назначит, не выходить из дома, не общаться с людьми и так далее, и так далее. Раб при этом не видит и никогда не увидит своего хозяина, зато он  наблюдает за нею круглосутчно с помощью той же спутниковой связи. А хозяев, между тем, может быть  не один и не два. Эта шайка нового вида международных террористов может передавать захваченного в ее распоряжение человека из рук в руки, создавая нечто глобального борделя. Не спешите говорить о моих бурных фантазиях – у меня есть доказательства. И они очень весомые. Просто вспомните  людей, очень известных и именитых даже, которых  принародно трясло в судорогах, и их никто не мог остановить. Подверженные же публичному нападению, от помощи, в том числе, медицинской, отказывались.
         А чем здесь поможешь? Даже побег не спасет – шифр внутри покажет, где вы. Если, конечно, вам не удастся найти защищенный от биоволн бункер или вот такую щель в заброшенном доме, которую нашла журналистка. Она догадалась, что нужно сделать, и хотя бы отоспалась, потому что новые рабовладельцы в виде наказания лишают свои жертвы сна. Стоило только взглянуть на ее глаза на фотографии – и все было понятно. Этой несчастной спать не давали очень долго. Сейчас она в психиатрической больнице,  естественно,  ей дают снотворное и она много спит, и, как говорит ее мама, даже начала уже улыбаться. Но ни мама, ни сама девушка не рассказали истинную причину такого странного побега, а придумали милую историю про сбежавших из приюта кошек.
         Кстати, о бункере. В романе «Мастер и Маргарита» Булгаков описал, как попавшие в ужасные ситуации москвичи, над которыми глумился Воланд, сами умоляли чекистов отправить их в бронированные камеры…




   1 3

        Читая в гостях  свою новую поэму «Облако в штанах» и тут же посвятив ее Лиле Брик, с которой только что познакомился,  мог ли предположить  Маяковский, что это его произведение,  наполненное отвращением к самому себе, к Богу, порнографией  публичного дома и грязной нецензурщиной, полной безысходностью, будут  преподавать детям в школе на протяжении ста лет, и в наше время – тоже? Хотя, вроде, при демократическом режиме поумнели литературные критики, стали разбираться, что к чему в подобных произведениях. Правда, как бы предчувствуя место своего произведения в будущем,  Маяковский написал в нем:
И новым рожденным дай обрасти
пытливой сединой волхвов,
и придут они —
и будут детей крестить
именами моих стихов.
Я, воспевающий машину и Англию,
может быть, просто,
в самом обыкновенном евангелии
тринадцатый апостол.
И когда мой голос
похабно ухает —
от часа к часу,
целые сутки,
может быть, Иисус Христос нюхает
моей души незабудки.
       Конечно, в поэме есть поистине «золотые» строки, читать которые без восторга невозможно. Но они только подчеркивают ужасный настрой отчаявшейся души поэта, приготовившегося уложить себя в сточную канаву. Это было как предчувствие предстоящей жизни с Бриками, в их садомозахистском притоне. Наверное, тогда присутствующие на этих чтениях и жаждуюзие смены Романовых у власти, поняли, как впору грядущему революционному кровопролитию этот  пока еще никому не известный поэт, ибо только зачумленный  кровавой идеей мог написать вот такие кровавые строки:
Чтоб флаги трепались в горячке пальбы,
как у каждого порядочного праздника —
выше вздымайте, фонарные столбы,
окровавленные туши лабазников.
И подняли… И не только в 1917, но и в 1941, и при захвате заложников в театре Норд Оста, и в школе Беслана… В своем «Облаке»  Маяковский как бы заявил, насколько он есть и будет омерзителен во всех ракурсах – с начала и до конца своей поэтической деятельности. В конце концов, он сам поднял  свою окровавленную тушу замученного садистами «лобазника» на тот самый роковой фонарный столб… Грубо, но правда – сбылась мечта идиота.
Так о чем все-таки это «Облако в штанах», по гнойным строкам которого наши современные дети познают азы жизни? Вот как говорит об этом Маяковский:
Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!
Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся мужчины,
залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.
      С этим «безукоризненно нежным» облаком в штанах» не все так просто, как мне кажется. А загадка «облака» вот в чем. Есть такой особо приближенный к Аллаху ангелов-мукаррабун – Джибриль, который отождествляется с библейским архангелом Гавриилом.
Джибриль может предстать перед посланниками Аллаха в различных образах. Иногда его описывают как существо огромного роста, чьи ноги на земле, а голова — в облаках (вот и получается облако в штанах Т.Щ.). В одном из хадисов рассказывается об облике Джибриля: «…он спускался с неба и был настолько велик, что заслонял все пространство между небом и землей». Чаще всего он являлся к пророкам и праведникам в образе мужчины. Пророку Мухаммеду Джибриль по частям приносил  текст Корана. А вообще он трактуется как дух, который повсюду сопровождал Мухаммеда, помогал ему и защищал.
Вспомним, что рассказывал о своих путешествиях Николай Клюев на собраниях московской знати, которая с любопытством внимала экзотическому  «мужичку». На Кавказе он якобы познакомился с красавцем Али, который, по словам поэта-гомосексуалиста, «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев». Это скрытное восточное учение о браке с ангелом, что в русском белом христовстве обозначается словами: обретение Адама…», затем же Али покончил с собой от безнадёжной любви к нему.
За браки изгнанных  ангелов с земными женами Бог  покарал человечество  Всемирным Потопом. Это известно. Но Гавриил преданно служил Богу и, согласно Евангелию от Луки в 6-й месяц после зачатия праведной Елисаветою святого Иоанна Предтечи Гавриил был послан Богом в Назарет к Деве Марии возвестить ей благую весть о будущем рождении по плоти от неё Иисуса Христа (Благовещение):
Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между жёнами. Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнёшь во чреве, и родишь Сына, и наречёшь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречётся Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца.
            Кроме того, согласно церковному преданию, архангел Гавриил передал Деве Марии весть о её кончине за несколько дней до неё.
            Получается, что через тридцать тысяч лет после Потопа, земная женщина снова совокупляется с ангелом? Правда, он трактуется как святой дух и от него рождается  Иисус, который совсем не похож на тех ангелолюдей, которые женились на земных женщинах против воли Бога. В отличие от тех, Иисус проповедует добро, он против рабства и несправедливости. В общем, несет людям совсем новую, спасительную мораль.
          И вот в начале 19 века в России появляется  рукопись антирелигиозной поэмы «Гавриилиада», которую приписывают молодому  Пушкину. Автограф поэмы с истинным авторством до нас так и не дошёл. Сохранился лишь план некоторых эпизодов, как сегодня без всяких на то оснований уверяют  борзщые литературоведы, «написанный Пушкиным в Бессарабии6 апреля 1821 года»: «Святой дух, призвав Гавриила, описывает ему свою любовь и производит в сводники. Гавриил влюблен. Сатана и Мария».


14

       Когда Маяковский читал свою поэму «Облако в штанах» перед аудиторий, считалось, что  в ней речь идет о его любви к некоей Марии Денисовой. Но это большая ошибка, которую сегодня признают и сами биографы  поэта. Автор задумал написание поэмы еще задолго до знакомства с той самой Марией Александровной Денисовой. И первоначальное ее название было иное – «Тринадцатый апостол». Именно себя автор видит в этой роли, высокомерно считая самым красивым из сынов Богоматери.  Полностью произведение увидело свет в 1918 году, благодаря стараниям Осипа Брика, который  оплатил это издание из своих средств. Оно имело  предисловие самого Маяковского, поэт давал определение своему творению, считая его книгой, содержащей основные положения современного искусства. В поэме ярко обозначены 4 посыла автора, в которых он гонит долой любовь, искусство, существующий строй и религию:


Мария! Мария! Мария!
Пусти, Мария!
Я не могу на улицах!
Не хочешь?
Ждешь,
как щеки провалятся ямкою,
попробованный всеми,
пресный,
я приду
и беззубо прошамкаю,
что сегодня я
«удивительно честный».
Мария,
видишь —
я уже начал сутулиться.
В улицах
люди жир продырявят в четыреэтажных зобах,
высунут глазки,
потертые в сорокгодовой таске, —
перехихикиваться,
что у меня в зубах
— опять! —
черствая булка вчерашней ласки.
Дождь обрыдал тротуары,
лужами сжатый жулик,
мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп
а на седых ресницах —
да! —
на ресницах морозных сосулек
слезы из глаз —
да! —
из опущенных глаз водосточных труб.
Всех пешеходов морда дождя обсосала,
а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет:
лопались люди,
проевшись насквозь,
и сочилось сквозь трещины сало,
мутной рекой с экипажей стекала
вместе с иссосанной булкой
жевотина старых котлет.
Мария!
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица
побирается песней,
поет,
голодна и звонка,
а я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!
    
       Так что душу дьяволу Маяковский отдал еще до того, как поселился в вертепе Бриков. Ненависть и отвращение к самому себе в «Облаке» перехлестывает через край, и у Бриков Маяковский нашел утешение в виде садистских издевательств над собой, что ему было очень и очень нужно. Но плеть Лили лишь на время  унимала душевную боль, а настоящего выздоровления так и не наступило, пока поэт сделал все-таки окончательный выбор в пользу ада,  совершив тяжкий смертный грех – самоубийство. Также, как и Есенин, и Элизабет Макнейл, которая хотя и отвоевала у сатаны себе долгую жизнь, но в конце длинного пути все-таки ринулась к вратам  преисподней, «признавшись» в своих истинных верованиях.
       Здесь надо заметить, что Маяковский выбрал себе очень «выгодную» «семью», которая была тесно связана с заграницей. Младшая сестра Лили Брик, Эльза, была замужем за известным французским писателем, лидером французских коммунистов, Луи Арагоном.
       В 1924 году вместе с Андре Бретоном и Филиппом Супо основал движение сюрреалистов ( власти СССР знали, что эта группа – гомосексуалисты и и при Хрущеве об этом говорили уже открыто). В 1927 году вступил во Французскую коммунистическую партию и начал активно заниматься журналистикой. В августе 1932 года посетил СССР в составе интернациональной бригады писателей, изучавшей новостройки социалистического Урала, в том
числе, города Магнитогорск, Челябинск и Кабаковск (ныне Серов). Свои впечатления от поездки отразил в написанном по горячим следам цикле стихов «Ура, Урал!».
        В 1929 году Арагон женился на младшей сестре Лили Брик — французской писательнице и переводчице Эльзе Триоле, которой посвящал многие свои стихи.
         Во время Второй мировой войны участвовал в движении Сопротивления.
        В 1957 году стал лауреатом Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Популяризовал во Франции советскую литературу; редактировал газету Les Lettres franaises (1953—1972), выходившую при финансовой поддержке Французской коммунистической партии. Но  в последующие годы резко выступал против авторитаризма коммунистического режима в СССР. Осуждал судебные процессы против советских писателей, в частности Процесс Синявского и Даниэля (1966). В 1968 году резко протестовал против ввода советских войск в Чехословакию. Лично обратился к Л. И. Брежневу с требованием освободить кинорежиссёра Сергея Параджанова.
         27 марта 2012 года в Париже по адресу Набережная Бурбонов, 45 (Quai de Bourbon) на острове Святого Людовика была открыта площадь имени Луи Арагона.
Давайте все-таки взглянем правде в глаза: с Эльзой Брик у Арагона был полу-брак, поскольку часто он уходил от нее к своим мальчикам. Все выступления самого Луи и его сподвижников против авторитаризма КПСС в СССР и его заступничество за  притесняемых представителей искусства в Советском Союзе – это были выступления «за своих» - геев, то бишь. И  сумевшим освободиться от «коммунистического рабства»  советским поэтам и художникам «голубого сияния» в Европе пришлось пройти через те же гомосексуальные бордели, что в свое время в молодой  Советской России Есенину и Маяковскому.


15


           Неискушенные в политике и искусстве люди удивятся: как же  так: коммунисты и гомосексуализм – это же просто невероятно! Это вероятно так же,  как и то, что и коммунизм, и социализм, и феодализм, и капитализм, и демократия с либерализмом под руку – всего лишь названия формаций, которые абсолютно все  никогда не отказывались от эксплуатации человека человеком и контроля над каждым членом общества – будь оно феодальное или коммунистическое. Иначе как понять и осмыслить хотя бы два ужасающих факта, касающиеся мирового искусства, которые произошли с разрывом в двести лет, но абсолютно ничем не отличаются? Причем, один случился в 1740 году, в царской России, где еще процветал феодализм, а другой – в 1940-м – в справедливом и прогрессивном коммунистическом СССР.
В первом случае речь пойдет о поэте 18 века Василии Тредиаковском.
В 1739 году Тредиаковский приехал из Белгорода в Петербург и вернулся к обычным обязанностям переводчика Академии. Из его работ того периода выделяется перевод на латинский язык речи Амвросия (Юшкевича) по случаю бракосочетания Антона Ульриха и Анны Леопольдовны. Далее в его жизни произошла трагедия, после которой он окончательно утратил свои позиции при дворе. Речь идёт о его участии против воли в шутовской свадьбе в «Ледяном доме», что началось с чрезвычайно небезобидного розыгрыша.
           В феврале 1840 года для развлечения императрицы Анны в Петербурге строился знаменитый Ледяной дом и готовился грандиозный маскарад для шутовской свадьбы - это тот самый Ледяной дом, о котором написал роман Лажечников.
         Для маскарада понадобились стихи, и министр Волынский, готовивший маскарад, послал за Тредиаковским. Посланный кадет объявил Тредиаковскому, что везет его в "Кабинет ее императорского величества". Уже одно это приглашение привело Тредиаковского "в великий страх" и "в великое трепетание" - что неудивительно, так как он решил, что его везут, говоря современным языком, в политическую полицию, где почти наверняка будут пытать.
           Узнав по дороге, что его везут не в Кабинет, а только к министру, Тредиаковский рискнул выразить кадету свое неудовольствие, сказав, что тот худо с ним поступил, объявив, что везет его в Кабинет, "для того что он таким объявлением может человека вскоре жизни лишить или, по крайней мере, в беспамятствие привести". ("Москвитянин", 1845, No 2, отдел "Материалы", стр. 44. –Т.Щ,) Кадет по приезде пожаловался Волынскому, который "сейчас же начал, - пишет Тредиаковский в своем "Рапорте" Академии 10 февраля 1740 года, - меня бить пред всеми толь немилостиво... что правое мое ухо оглушил, а левый глаз подбил, что он изволил чинить в три или четыре приема", а потом "повелел и оному кадету бить меня по обеим же щекам публично". После этого избиения Тредиаковскому дали "на письме самую краткую материю, с которой должно было ему "сочинить приличные стихи", и отпустили". Вообще-то велено было написать как раз не приличные, а матерные стихи.
            Но одним избиением дело не кончилось, потому что оскорбленный Тредиаковский решил, что так он этого не оставит. Могущественному Волынскому он был не ровня, и на дуэль его вызвать не мог, да и вообще ничего не мог сделать, кроме как пожаловаться на него человеку еще более могущественному. Таких людей в то время было, по-видимому, только двое: императрица и ее фаворит Бирон. Добиться аудиенции у Бирона было, судя по всему, проще.
             Тредиаковский понес жалобу Бирону, но в приемной  его увидел Волынский, который схватил поэта и отправил под караул, где, пишет Тредиаковский, "браня меня всячески, велел... бить палкою по голой спине столь жестоко и немилостиво... дано мне с семьдесят ударов...", потом "паки велел меня бросить на землю и бить еще тою же палкою, так что дано мне и тогда с тридцать разов". Утром Волынский, приказав караулу бить Тредиаковского "еще палкою десять раз, что и учинено", отпустил его "с угрозами" домой".
            Герцог Бирон все-таки узнал обо всем, что произошло. Вряд ли ему было дело до Тредиаковского и помятых боков бедного поэта, но то, что в его, герцога, приемной кто-то посмел схватить просителя, было уже покушением на власть самого Бирона. Он нажаловался Анне и потребовал наказать Волынского. Императрица стала колебаться, и Бирону это не понравилось. Он стал давить на нее и требовать не просто наказания, а уничтожения Волынского. Дошло, судя по всему, даже до мелодраматического "Или он, или я", после чего Анна сдалась, тем более что и без избиения поэта на Волынского скопилось много жалоб (самой невинной из которых было казнокрадство). Министра арестовали.
             Первоначально Волынский вёл себя храбро, желая показать уверенность, что всё дело окончится благополучно, но потом упал духом и повинился во взяточничестве и утайке казённых денег. После, поняв, что его участь неизбежна, активно «топил» своих судей и даже упрекнул следователя Ушакова, сказав: «Вспомни! Или забыл, как ты Остермана втихомолку со мной порицал». Да, застенки ломают и самых сильных и властных! Волынского судили и отрубили ему голову.
            А кажется, если бы Волынский не побил поэта (которого он, судя по всему, держал за полное ничтожество, раз позволял себе так с ним обращаться), не исключено, что Бирон бы терпел министра и дальше, а так как Анна Иоанновна умерла в том же году, то сохранивший голову на плечах и влияние Волынский наверняка бы поучаствовал в борьбе за власть. Но он совершил роковую ошибку, унизив человека, который (как он наверняка считал) никогда не сможет отплатить ему той же монетой. Избитый и горящий жаждой мести Тредиаковский привел в действие такие силы, которые неожиданно без особого труда стерли могущественного министра в порошок. 



16

Другая история произошла 20 июня 1939 -1940 года, по какому-то мистическому совпадению, ровно двести лет спустя после истории с поэтом Тридиаковским.
В январе 1938 года  приказом Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР был ликвидирован государственный Театр имени Вс. Мейерхольда, и знаменитый режиссер стал безработным. Самого его
арестовали 20 июня 1939 г. в 9 часов утра в Ленинграде. В тот же день в ленинградской и московской (на Брюсовском) квартирах, на даче в Горенках и в кабинете Мастера в Оперной студии им. Станиславского были проведены обыски. На Брюсовском энкавэдэшники первым делом изъяли копии всех писем 3.Н. Райх на имя Сталина и Ежова, паспорт и партбилет режиссера.
              22 июня Мейерхольда переведут в Москву, на Лубянку. А ещё через месяц - 18 июля - по Красной площади пройдёт красочный физкультурный парад, на котором студенты института имени Лесгафта покажут задуманное Мейерхольдом, но законченное его ассистентом - бывшим актёром и танцором ГосТИМа, ставшим директором названного института - Зосимой Злобиным и мастером гимнастики А. Орловым красочное действо. Это была последняя удачная «премьера» В.Э.  Мейерхольда, признанная властью «примером правильного сочетания физкультуры и искусства». (И тут какое-то мистическое совпадение – участие знаменитого режиссера, вхожего к самому Сталину, в красочном параде, как и участие  поэта Тредиаковского в  «ледяной свадьбе» в 1740 году в правлении Анны Иоанновны и Бирона).
             Среди зрителей были Л. Берия и подписавший ордер на арест режиссера Меркулов. Менее чем через месяц - в ночь с 14 на 15 июля - будет зверски убита 3.Н. Райх. Сразу после её похорон детям предложат освободить квартиру и вывезти всё имущество, включая архив, - и это при том, что следствие по делу Мейерхольда ещё только начиналось! В.Э. Мейерхольда расстреляют после суда 2 февраля 1940 года как агента немецкой, японской, латвийской и прочих разведок. Сегодня мы знаем, каким варварским пыткам подвергали В. Э. Мейерхольда в застенках НКВД, как, сменяя друг друга, палачи били больного шестидесятишестилетнего старика. 
           13 января 1940 года из камеры  он написал В. Молотову: «Когда следователи в отношении меня, подследственного, пустили в ход физические методы (меня здесь били – больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам сверху, с большой силой… В следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные, чувствительные места ног лили крутой кипяток, я кричал и плакал от боли. Меня били по спине этой резиной, руками меня били по лицу размахами с высоты) и к ним присоединили еще так называемую «психическую атаку», то и другое вызвало во мне такой чудовищный страх, что натура моя обнажилась до самых корней своих.
Нервные ткани мои оказались расположенными совсем близко к телесному покрову, а кожа оказалась нежной и чувствительной, как у ребенка; глаза оказались способными (при нестерпимой для меня боли физической и боли моральной) лить слезы потоками. Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться и корчиться, и визжать, как собака, которую плетью бьет ее хозяин... следователь все время твердил, угрожая: "Не будешь писать (то есть сочинять, значит!?) будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного окровавленного искромсанного тела".



                17




         Замученного Мейерхольда расстреляли, а еще во время следствия неизвестные зарезали Зинаиду Райх (бывшую жену Есенина и мать его двоих детей). Перед этим она писала письма Сталину, уверяя его, что он ничего не понимает в искусстве, поэтому пусть спросит у Мейерхольда, который знает… Смертоносные, конечно, письма, но ведь она  в то время была тяжело психически больна (жизнь с геем и садистом Есениным, наполненная издевательствами и побоями, не прошла для нее даром).
         Но ее болезнь не стала оправданием для семьи Мейерхольдов. Супруги оба погибли.
           Однако и их палач – Берия – также был расстрелян 13 лет спустя. Его постигла судьба садиста Волынского, терзавшего  Тредиаковского, за что А.С. Пушкин назвал поэта мучеником…
          В наше время без всякого насилия сегодня «умельцы»,  обладающие  новым биоэлектронным и гипнотическим оружием, могут за  минуту убить любого человека, который «зашифрован». И сделать это можно на любом расстоянии, хоть за две тысячи километров. Причина смерти будет вполне распространенная – остановка сердца, оторвавшийся тромб… Такая смерть  гораздо выгоднее той, которую когда-то уготовили  Мейерхольду. Поскольку  за «зашифрованными» ведется круглосуточное наблюдение,  всегда есть возможность вовремя изъять их органы для пересадки.  Тут еще в дело вступает и коммерческий подход. И даже как-то на романтическую  сказку смахивает: поэта уже нет, а сердце его снова бьется в чьей-то груди!
В связи с этим вспоминается еще одно, казалось бы, мистическое совпадение: когда в 1826 году в Белеве Тульской губернии скончалась супруга императора Александра Первого, императрица Елизавета Алексеевна, урожденная Мария Августа Баденская, то в Петербург  было отправлено  тело усопшей без внутренностей, которые, по легенде, похоронили в том же Белеве. И сюда, тоже по легенде, заезжал Александр Сергеевич Пушкин поклониться останкам своей музы, направляясь в 1828 году на Кавказ через эти места.
Как известно, своих муз поэт искал среди немолодых женщин. Три из них имели одинаковое имя – Елизавета - и были старше Александра Сергеевича. Самая первая, которой он был «верен» всю жизнь – это императрица Елизавета Алексеевна - превосходила его годами на двадцать лет. В нее он влюбился едва ли не в 14 лет. Другая – Елизавета Воронцова  (в девичестве Браницкая, из польской шляхты, приближенной к Екатерине Второй) – на шесть лет, а третья – Элиза Хитрово (в девичестве Кутузова, дочь фельдмаршала) – на шестнадцать. Несмотря на мировую известность великой любви Пушкина и Натали Гончаровой, мы, я думаю, должны признать тот факт биографии Пушкина, что он все-таки имел склонность к геронтофилии наряду с тем, что обладал красавицей женой, на четырнадцать лет моложе себя.
            И тут тоже не обошлось без очень дурной наследственности. Родной дед Пушкина по матери – Осип Ганнибал – был ужасным человеком, отдавшим всю свою жизнь порочной страсти к другой женщине и едва не погубившим свою семью. Если бы не заступничество Екатерины Второй, то едва ли бы она и выжила, оставшись без средств к существованию. Другой дед, как гласит легенда, замучил до смерти свою беременную жену. А предок  поэта Федор Пушкин участвовал в бунте стрельцов при Петре Первом, и был назначен родным тестем  цареубийцей.
        Но тяжелый характер Пушкина не только от плохой наследственности. Еще учась в лицее, он попал под влияние самых известных и авторитетных масонов России и конечно подвергался их  колдовскому гипнозу. Возможно, частично и отсюда  его смелые и зачастую просто безрассудные эпиграммы и, как итог – шестилетняя ссылка. Тяжелый характер сына, его безбожие привели отца поэта в такой ужас и смятение, что он согласился  следить за ним и имел серьезные нервные срывы, отчего Александр Сергеевич пришел в Михайловском в полное отчаяние, заподозрив отца в том, что тот   желает  ему каторги и даже смертной казни.
Но вот что интересно: принудительное заточение Пушкина в глуши спасло его от безумия серьезного сексуального порока, который, как я полагаю, был у него. Александр Первый, можно сказать выдернул юношу из губительной гомосексуальной среды масонов. И Пушкин ( в отместку по юношескому безрассудству) откровенно демонстрировал поклонение своей музе – жене императора. Хотя… где геронтофилия, там и гомосексуализм, садомазохизм, стремление к суициду. Увы, эти сексуальные пороки всегда рядом. В поведении Пушкина так или иначе проявлялись черты жесткости и цинизма (особенно к Элизе Хитрово), а в отношении двух других муз – императрицы и Елизаветы Воронцовой – через их супругов, на которых  поэт оставил  такие злые эпиграммы, что тексты их не стерли и века и вошли в учебники и энциклопедии.
       Кто знает, может быть, это была месть Пушкина тем, кто в юности оторвал его от близких отношений с великими гомосексуалистами России, среди которых, к примеру, министр  просвещения Уваров, участник  литературного  общества «Арзамас», в которое входил под псевдонимом Старушка (!)




18


Но, в отличие от Есенина и Маяковского, Пушкин сумел справиться со своими пороками и необыкновенной женитьбой направил свою жизнь в «правильное» русло. Однако не все так просто и с этой женитьбой. Там скрываются такие  тайны, о которых  очень тяжело говорить. Первый вопрос: только ли из-за красоты юной девушки выбрал Натали в жены Александр Сергеевич и так упорно ее добивался, несмотря на почти непреодолимые препятствия? Какой она была на самом деле? Поэт Туманский, навестивший молодожёнов в Царском селе, писал: «Пушкин радовался, как ребёнок, моему приезду, оставил меня обедать у себя и чрезвычайно мило познакомил меня с своею пригожею женою. Не воображайте, однако ж, чтобы это было что-нибудь необыкновенное. Пушкина — беленькая, чистенькая девочка, с правильными чертами и лукавыми глазами, как у любой гризетки ( глаза гризетки всегда выдают  нимфеток даже в детстве –Т.Щ.) Видно, что она и неловка ещё, и неразвязна. А всё-таки московщина отражается в ней довольно заметно. Что у неё нет вкуса, это видно по безобразному её наряду. Что у неё нет ни опрятности, ни порядка, — о том свидетельствовали запачканные салфетки и скатерть и расстройство мебели и посуды».
        До шести лет Натали жила без родителей в имении Полотняные Заводы у деда, Афанасия Николаевича, в свое время богатейшего человека в России. Но весьма порочного, распутного и расточительного. В доме жила его любовница, француженка мадам Бабетт и еще целый гарем из крепостных девок. Почему родители решили оставить трехлетнего ребенка такому ужасному человеку, каким был Афанасий Николаевич – непонятно. Но сердце невольно сжимается, когда читаешь о том, что дед очень любил девочку и баловал ее, наряжая и ублажая, словно принцессу. Ведь сегодня мы знаем, когда  отцы и дедушки, подобные  Афанасию Николаевичу, называют своих дочек и внучек принцессами.
         И тогда становится понятна скверные черты характера Натали – неопрятность, беспечность и  нечувствительность. Которые не исправило ни строгое воспитание матери, в шесть лет все-таки забравшей дочку из имения деда, ни замужество. Для Пушкина, в конце концов, это  кончилось разорением и полной безысходностью. Девочки-«принцессы» отличаются такими чертами характера, потому что их красивые головки  вынуждены хранить подчас очень страшные тайны о своем детстве, которые прогоняют любые другие мысли.
        Но ни это ли и привлекло Пушкина, который хранил свои тайны, и это сблизило его с «любимицей дедушки» Натали?
         А был и еще факт, который, возможно, притягивал Пушкина к семье Гончаровых-Загряжских. Это почти "кровная близость" Натальи Ивановны, матери Натали, к  императрице Елизавете Алексеевне. Едва приступив к обязанностям фрейлины при  императрице, юная красавица тайного происхождения, но занимающая по решению Екатерины Второй высокое  положение при дворе, отбила у Елизаветы Алексеевны  ее драгоценного любовника, молодого офицера Охотникова, от которого супруга императора родила дочь Элизу ( такое  вот совпадение в именах –Т.Щ.) И Охотникова тут же зарезали, а  Наталью Ивановну  спешно выдали замуж за Николая Гончарова. Свадьба была пышной и проходила во дворце в присутствии всей царской семьи. Спрашивается, за что такие почести бастардке?
        «Вечно влюбленный» в свою музу, Елизавету Алексеевну, только что почившую в бозе, поэт рвется сблизиться с семейством, причастном к интимным делам императрицы, замешанным на крови. Кто знает, возможно, Пушкину нравилось, что Наталья Ивановна прекратила роман той, о которой он мечтал с ранней юности? И именно это сближало поэта с матерью девушки, на которой он решил жениться? Кто знает… Но все же события, предшествующие браку Пушкина и бывшие  тяжкими семейными тайнами Гончаровых и Пушкиных, сыграли, вполне возможно, свою роковую роль в судьбе Александра Сергеевича. Которую ему так и не удалось обмануть, как бы он ни старался наладить свою жизнь в отдалении от пороков и плотских искушений.

19

       Понятно, сколь силен был его гнев, когда после стольких лет борьбы с искушениями, постройки нормальной семейной жизни с любовью и уважением к женщине, с рождением прекрасных здоровых детей, вдруг на пороге его дома, широко распахнув двери, является парочка гомосексуалистов-садистов Геккеренов, готовых все это порвать на клочки! Пушкин  погиб, но не отступил от своих высоких принципов. И тем он по-человечески  велик наряду со своей великой поэзией.
Пушкин преодолел  свои пороки. Женитьбой преодолел. Работой. Целью жизни – написать  правдивую историю России и Петра Первого. И почести, воздаваемые ему в мире – заслужены им и как  почести человеку - борцу. В этом смысле его вера, в которой сомневались царь Николай Первый и родители Пушкина, куда выше веры духовного наставника Николая Гоголя, священника Матвея Константиновского, который жрал землю из холерной могилы и  называл Пушкина  колдуном, отвращая от него Гоголя. Как  и насквозь лживого Вяземского и его семьи, который  «отвращал свое лицо от Пушкина" накануне роковой дуэли, а после смерти поэта с готовностью принимал от Николая Первого должности и почести, это раздвоение личности  в конце концов свело его с ума окончательно. И Лермонтов, и Гоголь также боролись всю жизнь с собой и со своей плохой наследственностью.
      С детства я мечтала оказаться в среде великих поэтов – Пушкина, Гоголя, Лермонтова... И вот я среди них – что же я испытываю? Великую скорбь… Особенно  рядом с Есениным и Маяковским, «новыми людьми».
     Что  мы видим у Сергея Есенина? Безусловно, он ненавидел женщин и хотел видеть их постоянное унижение. И чем красивее и талантливее были его жены, тем сильнее он их растаптывал. «Я двух женщин бил Зинаиду и  Изадору ( Райх и Айседору Дункан —Т.Щ.) и не мог иначе, для меня любовь — это страшное мучение, это так мучительно. Я тогда ничего не помню…»
         Современники отмечали, что в период жизни с Есениным Зинаида выглядела «забитой, затюканной, дурно одетой и всегда либо слишком тощей, либо некрасиво располневшей».
      Устав от ссор, скандалов и избиений, Зинаида меньше чем через год семейной жизни (весной 1918 года), беременная, уехала в Орёл, где родила дочь Татьяну. Позднее Сергей и Зинаида снова сошлись, но в конце 1919 года он окончательно ушёл от семьи. Возможно, это было не самым плохим решением: не раз супруг выставлял за дверь жену с годовалой дочкой на руках, ругался, периодически бил Зинаиду. На момент разрыва Райх была беременна вторым ребёнком, впрочем,  Сергей очень сомневался в своем отцовстве, что всегда присуще подобным мужчинам, потому что, имея извращенную натуру, они не могут себе представить ни одного человека с чистой совестью и благими намерениями.
        Однако чудесные стихи таких извращенцев, словно красивые цветы, притягивают к ним самых лучших женщин. Но их участь после сожительства с моральными уродами – безумие и желание быстрее окончить свою жизнь,  избавиться от невыносимых нравственных и физических мучений, участь, которая неизбежно постигает и самих их мучителей. Которые, желая избавиться от преследующей их внутренней невыносимой боли, нередко наносят себе увечья, чтобы приглушить эту боль. Их жертвы , набравшись дурного опыта,  как правило, поступают также. Это, можно сказать  дурная  болезнь, которая, подобно гонорее, передается половым путем.

20


        Давайте внимательнее посмотрим на кончину Зинаиды Райх. Историки пишут: не может быть, чтобы в ночь гибели душераздирающие крики Райх, одной из самых знаменитых московских актрис конца тридцатых годов, никто не слышал. Стояла теплая июльская ночь, большинство окон было распахнуто... Но, выходит, никто ничего не слышал. А были ли эти "душераздирающие крики" вообще?
        Выдающийся режиссер безумно любил одаренную, но капризную жену. Мейерхольд загружал ее главными ролями в театре, стремясь, чтобы у нее ни минуты не оставалось свободного времени на всякие глупости на стороне.
       Менее месяца прошло, как в НКВД забрали Мейерхольда, и пришла та ночь 14 июля 1939 года, когда, как считается, зверски убили Райх. А самое удивительное в этой кровавой истории то, что уголовного дела об убийстве не завели. Никто не знал ничего. Москва полнилась слухами, передаваемыми зловещим шепотом: «говорят, ножом... говорят, домработницу тоже убили...». Слухи на том и обрывались.
           Прошло много времени, и лишь недавно, по отдельным крохам воспоминаний тех, кто хоть что-то мог рассказать, восстанавливаются события той ночи. Точнее - не сами события, а их версии.
       Где-то ближе к часу Райх вышла из ванной в халате и направилась в гостиную. И тут на нее обрушились двое. Один из них ударил ножом в грудь. Райх сознания не теряла и стала отчаянно звать на помощь. На ее крики выскочила домработница Лидия Анисимовна, ее ударили ножом в голову. Анисимовна тут же рухнула. Райх, продолжая кричать, доползла до стола в гостиной, истекая кровью. Убийцы исчезли, не оставив ни единой улики. Позже дворник скажет, что видел рванувшую от подъезда черную «эмку». Только подтвердить это не смог: канул с концами дворник. И Анисимовна, получившая неопасную для жизни рану, тоже.
         Как убийцы проникли в дом? Входная дверь была заперта. Зачем было Райх убивать - тоже загадка. Тогда по Москве ходили такие версии: хотели ограбить. Квартира богатая. Да только ничего не взяли. Антисемитская версия тоже просматривалась. Но тут же отпала: Райх - немка. Еще версия: НКВД убрал актрису из-за мужа - якобы она знала что-то, чего не должна была знать.
        И все это - лишь домыслы и предположения.
        Жуткая квартира пустовала недолго. В ней поселилась 18-летняя красавица Вардо Максимилишвили, как вскоре выяснилось, офицер НКВД и  личный секретарь и любовница самого Берия. Здесь же поселился и его личный шофер.
До сих пор достоверно неизвестно, как происходило убийство, сколько именно было нанесено ударов ножом (или  еще чем-то?) Кто пишет – семнадцать – кто семь. Но верить этим предположениям, конечно, не приходится. Ранения были вокруг сердца, а смертельное – в шею.
        По какому-то совпадению   в тот вечер Райх отправила обоих своих детей из квартиры. То есть, она хотела остаться одна. Зачем?
         Убийство обычно считается организованным НКВД. По словам Аркадия Ваксберга, «Берия нуждался в этом садистском фарсе», потому что актриса была необычайно популярной, независимой, откровенной и известной высказыванием: «если Сталин ничего не понимает в искусстве, пусть спросит у Мейерхольда, Мейерхольд понимает».   Но это всего лишь политические  сентенции, а тайна её смерти так и остаётся нераскрытой.
     А было ли это убийство? Или… мы имеем дело с самоубийством окончательно обезумевшей Зинаиды Райх? Вспомним, как перед самой смертью Есенин  резал себя… Эту версию не рассматривают, а напрасно. Я почти уверена, что смерть жены Есенина стоит в одном ряду со смертями его самого, Маяковского, Лили Брик. Почему нанесенные удары вокруг сердца не стали смертельными? Если их наносила она сама, то у нее, разумеется не хватило сил  пробить ножом грудную клетку. А шея – мягкое место, и перерезать себе сонную артерию куда легче. И если действительно была ранена домработница, то естественно предположить, что это ранение она получила в борьбе с Райх, когда пыталась остановить ее.


21


Убивая себя, все эти известные самоубийцы стремились освободиться от некоей несвободы, которой невыносимо тяготились. И внешней, и внутренней.
         Из их извращенных натур, покалеченных  нравственными и физическими страданиями, болью, словно жалоба миру, страшная исповедь, произрастало  прекрасное творчество. Точнее сказать, рождалось. В  муках, на которые они жаловались в своих произведениях необыкновенно красивыми словами. А вообще-то любые роды всегда безобразны…
    Возьмем историю Есенина с шарфом Айседоры Дункан.  Любимый красный шарф был ее неизменным спутником – кусок алой ткани как символ свободы, как образ сполохов огня – страсти и жажды жизни.Она верила в то, что танцевать ее научила сама богиня Терпсихора. У Айседоры было кровное родство с Грецией. Ее танцевальные номера были похожи на ожившие сцены с античной вазы. В греческой тунике вместо пачки, босоногая – Айседора Дункан шокировала достопочтенную публику начала 20 века и заставляла ее преклоняться и трепетать.
     А Есенин называл ее знаменитый шарф «Дунькин платок». Зачем это? В силу своей распущенности или из ревности и зависти? С этим «платком» Айседора в Москве танцует свой знаменитый «Апаш».
        В Страну Советов она сбежала из Парижа за новой свободной жизнью – подальше от излишней, как ей тогда казалось, буржуазности искусства. Она – самая популярная женщина российской столицы 1921 года. Дункан танцует мистичный танец с шарфом, как со своим партнером. Айседора - Апаш, хулиган.  Красный шарф – красивая, страстная женщина. Гибкое тело шарфа вьется в руках, пальцы сдавливают шарфу-партнеру горло и ломают хребет. Труп призрачного партнера лежит на полу обездвиженный. Публика рукоплещет. Есенин же видит в нем себя: «Сердце сжимается. Точно это я у нее под ногами лежу. Точно это мне крышка". Этот шарф, яркий, красный, тревожащий, удавит танцовщицу, намотавшись на бампер ее машины. Как символично, не правда ли? Есенин, воображавший себя этим шарфом, словно из могилы достал жену и прикончил ее как раз в том момент, когда она спешила ехать к своему новому молодому любовнику, страстному испанцу.
        Интересно и такое совпадение, уже из жизни Маяковского. В жизни он, как пишут  его биографы, "последовательно и аккуратно обгадил всех своих благодетелей, оставшись перед смертью в полном одиночестве и достав даже после смерти: без ведома и разрешения своей любовницы, он назвал её в посмертной записке членом своей семьи и тем самым разрушил семью её. Никакого наследства эта женщина не получила, за что пострадала - непонятно".
       Лиле Брик он писал в 1923 году: « Ты сказала - чтоб я подумал и изменил свой характер. Я подумал о себе, Лилик, что б ты не говорила, а я думаю что Я что угодно с удовольствием сделаю по доброй воле, хоть руку сожгу, а по принуждению даже несение какой-нибудь покупки, самая маленькая цепочка вызывает у меня чувство тошноты, пессимизма и т.д. Что ж отсюда следует что я должен делать все что захочу? Ничего подобного. Надо только не устанавливать для меня никаких внешне заметных правил. Надо то же самое делать со мной, но без всякого ощущения с моей стороны".
       К 1930 году, времени гибели Маяковского, Булгаков удостоился, пишут его биографы, "многолетних помоев, допросов и обысков и униженно обивал пороги госучреждений в попытке получить визу для выезда в Европу". По его собственным подсчётам, за 10 лет появилось 298 ругательных рецензий и 3 благожелательных. Среди критиков были влиятельные литераторы и чиновники от литературы
(Маяковский(!), Безыменский, Авербах, Шкловский,Керженцев,
Киршон). Может быть, писателя спасло убеждение, что « Сознание своего полного, ослепительного бессилия нужно хранить про себя», о чем он писал Вересаеву. В этом убеждении – мужество и стойкость страдающего, но не идущего на поводу у своей слабости человека.  Чего не было ни у Есенина, ни у Маяковского, которые  выставляли напоказ всего себя со всеми своими ужасающими общество пороками.
           При всём том объективно его произведения пользовались не меньшей популярностью, и все прекрасно понимали, что это исключительно талантливый человек. Булгаков же дошёл до последней черты и все же решил покончить с собой. Напоследок он по инициативе возлюбленной написал письмо советскому правительству. В нем нет никаких покаяний или обещаний. Только - или отпустите или убейте. «МОЧИ НЕТ».
         17 апреля 1930 года Булгаков идет на похороны Маяковского, а  18 апреля Сталин звонит писателю и просит продолжать работу во МХАТе, гарантируя ему поддержку. Эта «поддержанная» «Воландом» работа и свела Булгакова преждевременно в могилу – он надорвался на ней. Разве Сталин, в данном случае, не продемонстрировал акт садизма, наблюдая затем в течение нескольких лет за агонией Булгакова? Но, безусловно, советский Калигула  - из породы тех человеческих особей, к которым принадлежали Есенин и Маяковский, да и, простите, мазохист Булгаков. Когда это понимаешь, то приходит и понимание природы самоубийства  жены вождя Надежды Аллилуевой. Тайна ее смерти – такая же, как и тайна смертей Зинаиды Райх, Лили Брик, Элизабет Макнейл и других жертв и участников садо-мозахистских игр «новых людей».


22


Невозможно в этой галерее  писателей Серебряного века обойти еще одного - главного романтика советской литературы - Александра Грина (Александра Гриневского). Его «Алые паруса» стали символом чистоты чувств, большой искренней любви – жизненным указателем для молодежи в любой точке земного шара. А на самом деле – кем он был? Как говорили хорошо знавшие его современники: натурой замкнутой, озлобленной, способной на все.
             Хочу привести здесь недавно опубликованный в Сети текст Сергея Вольнова (настоящее имя Сергей Стульник, писатель-фантаст из черноморского  города Николаева). « Александр Грин - писатель, герои которого летали не только в мечтах, но и наяву. Человек не от мира сего. Душа Старого Крыма, куда он с женой переехал в 1930-м и где обрел последний покой. Но вместе с тем - вор, террорист, убийца-неудачник и алкоголик. Однажды страдающего от похмелья Грина спросили: «Вам плохо?» Не размыкая век, тот постучал по лбу костлявым пальцем: «Когда мне плохо, я ухожу сюда». Он жил грезами. Вот только грезы эти зачастую оборачивались кошмаром.
           Почти полностью изданный еще при жизни, Грин остался в читательской памяти по двум произведениям. Помните, как трепетало сердце при чтении «Бегущей по волнам»? И как были очарованы молоденькой Анастасией Вертинской в экранизации «Алых парусов»? Но в школьной программе чудом уцелел рассказ «Зеленая лампа». «Игрушка из живого человека самое сладкое кушанье!» - говорит герой. Самим Грином жизнь вдоволь наигралась. Первыми его слушателями стали сокамерники по севастопольской тюрьме. Рассказы, которые сделали автору скандальную славу, обильно политы кровью.
            Вот рядовой Банников пронзает штыком череп ефрейтору Цапле. Писатель смакует звук ломающейся кости и предсмертные конвульсии жертвы: «Голова его оставалась пригвожденной к земле и смешно тыкалась лицом вниз, как морда слепого щенка, колебля ружье в руках». В «Убийстве в Кунст-Фише»кокаинист принимает за бред то, что окажется правдой - изрубленные тела любовников. В повести «Трагедия плоскогорья Суан» сплетаются садизм и эротика: «Нож Блюма рассек верхнюю часть левой груди и смежную с ней внутреннюю поверхность руки …пока дрожащие пальцы его касались нежной белизны тела, изувеченного ножом, он испытывал бешеную ненасытную нежность к этой маленькой, обнаженной груди». Что до рассказа «Позорный столб», сегодня его назвали бы «пыточным порно».
         Впрочем, ужасы и эпатаж в почете у литераторов Серебряного века. Вспомните «Я люблю смотреть, как умирают дети» Маяковского…»
Тут необходимо сделать отступление. Стихотворение с такими строками, действительно, было написано Владимиром Маяковским в 1913 году:

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБО МНЕ САМОМ
Я люблю смотреть как умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
за тоски хоботом?
А я —
в читальне улиц —
так часто перелистывал гроба том.
Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
и забитый забор
и с каплями ливня на лысин купола
скакал сумасшедший собор.
Я вижу ________ бежал,
хитона оветренный край
целовала плача слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть
«Солнце!»
«Отец мой!»
«Сжалься хоть ты и не мучай!»
Это тобою пролитая кровь льется дорогою дольней.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, хромой богомаз,
лик намалюй мой
в божницу уродца века!
Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!
Литературоведы трактуют его следующим образом. «Несколько слов обо мне самом» вместе со стихотворениями «Несколько слов о моей маме» и «Несколько слов о моей жене» образуют своего рода триптих, лирическим героем которого, вероятно, является божество. Об этом, в частности, писала и Лиля Брик, впрочем, она свела смысл стихотворения к отрицанию ценности  жизни: «Чем раньше умрёт человек, тем лучше», — такое понимание «Нескольких слов обо мне самом» достаточно распространено. Дмитрий Быков, московский писатель и журналист, пишет, что лирический герой этого стихотворения — «доведённый до отчаяния гностический Бог, которого провозглашают ответственным за всё и вся — в то время как он ничего не может сделать, ибо есть вещи, находящиеся вне его власти» и отмечает, что стихи, написанные от имени богочеловека — нередкое явление в творчестве Маяковского 1913—1920 годов





И это неплохо продавалось. Незадолго до революции Грин числился высокооплачиваемым литератором, который на гонорары смог приобрести столичную квартиру.
Но вернемся к Гину. С. Вольнов пишет: «С детства Саша Гриневский уходил в мир книжных фантазий. Читая «Путешествия Гулливера», мечтал о приключениях. Вот только жизнь жестоко смеялась над такими желаниями.
            Он родился 11 августа 1880 года в семье польского шляхтича Стефана Евзибиевича Гриневского, сосланного в Вятскую губернию за участие в восстании 1863 года. Отец, горький пьяница, то баловал детей, то жестоко избивал. Мать, Анна Лепкова, русская медсестра, замученная беременностями и чахоткой, тоже прикладывалась к бутылке. «Я не знал нормального детства. Испытал горечь побоев, стояния на коленях. Меня звали свинопасом. Прочили жизнь, полную пресмыкания у людей преуспевающих». Из школы юношу выгнали за стишок об учителях: инспектор - жирный муравей, учителя то козявка, то могильщик-жук. В то же время умирает мать. Отец женился снова, но мачехе Александр был не нужен. С 15 лет он живет один. Родная Вятка - «болото предрассудков, лжи, ханжества и фальши». Ничто здесь не держит, и он сбегает в Одессу. Устраивается юнгой - чтобы открыть у себя невыносимую морскую болезнь и ненависть к черной работе. В итоге возвращается домой.
          Переплетчик. Переписчик. Грузчик. Половой в трактире. Грин перепробовал множество работ. Воровал и торговал краденым - пока не попался. Первый в его жизни суд и чуть ли не единственный, когда вину не доказали. Сколько их будет дальше! Гауптвахта в армии, аресты за революционную деятельность, трибунал за контрреволюционную, когда его чуть не расстреляли. Тяжбы за гонорары окончательно разорят его перед смертью. Среди профессий также кочегар, монтажник, рыбак, лесоруб, золотодобытчик в шахте. Суть одна - бродяга. Весной 1902 года, когда кишки резало от голода, он подался в армию. Вместе с солдатским пайком вдоволь получает березовой каши. Из шести месяцев в полку три с половиной сидит в карцере. Насмотревшись на офицерскую жестокость, сближается с пропагандистами-эсерами, которые агитируют среди солдат. Партийные товарищи признают художественный талант молодого человека, помогут дезертировать и скрываться от властей. Его посылают в Крым вести агитацию среди матросов.
          От эсеров Грин получил кличку Долговязый и оказался неоценимым подпольным работником, поскольку знал быт и психологию матросов и умел говорить с ними на их языке. В Севастополе он встретил первую настоящую любовь. Екатерина Бибергаль - потомственная и профессиональная революционерка, террористка, подпольная кличка Киска.
        В 1903 году Грин под следствием в севастопольской тюрьме - в 2014-м, кстати, здесь открыли музей писателя. Трижды он пытался бежать. Писал первые рассказы, полные революционного пафоса: «Я жестокость отрицаю... Но истребить, уничтожить врагов - необходимо!..»
           Грин отрицал террористическую жестокость эсеров в жизни, хоть и воспевал на бумаге. Отказался метать бомбы, но на курок нажал. В январе 1906 года в Санкт-Петербурге выстрелил почти в упор в свою Киску. «Я знал, что не смогу убить ее, но и отступить тоже не мог и выстрелил», - вспоминал он. Бибергаль выжила, но их отношения завершились. А Грина посадили в «Кресты».
          Арестанта Гриневского под видом невесты навещала Вера Абрамова. Дочь вороватого чиновника, химик по образованию и детская писательница, она сочувствовала революционерам. Она входила в подпольное общество «Красный Крест», члены которого поддерживали политзаключенных. Для отвода глаз молодые целовались. Доцеловались до того, что Вера отправилась за Александром в ссылку в поселок Пинега Архангельской губернии. В 1911 году они обвенчались. Грин публикуется и получает гонорары. Но с приходом легких денег он пристрастился к выпивке.
         Когда молодые вернулись в Петербург, Александр пошел в разнос. Кабаки, бордели, вечеринки с алкоголем и наркотиками - приметы богемной жизни. Вера плачет, умоляет, грозит разводом. Грин лег в психиатрическую лечебницу, но, выйдя, сорвался вновь. Осенью 1913-го Вера уходит от мужа. Его портрет она будет хранить до смерти, а на сборнике рассказов напишет: «Моему единственному другу».
          1914 год. Признание, стабильный заработок в журнале «Новый Сатирикон». 34-летний литератор дорывается до удовольствий. «Не мог насытиться. Тратил и жег себя со всех концов. Я все прощал себе, я еще не находил себя».
           Предчувствуя слом царизма, Грин пишет: «Гудят, зовут колокола на светлый праздник возрожденья». В 1916 его выгнали из Петрограда за оскорбления в адрес монаршей семьи. Но наступают новые времена, и Грин критикует их тоже. За что оказывается под следствием в новой России. 1917 год - не только суд, но и случайный брак с Марией Долидзе, который продержался несколько месяцев. 1918-й - закрыт «Новый Сатирикон», 1919-й - писателя подкосил сыпной тиф.
         Нину Миронову Грин впервые встретил в редакции «Петроградских новостей». Известный литератор, опытный гуляка, он был уверен, что с легкостью уложит ее в постель. Обломался. Муж Нины два года назад погиб на фронте, она только что похоронила отца. Из-за обострившегося туберкулеза девушка покинула Петроград. Они снова встретятся лишь в 1921-м, через полгода поженятся. В 1924 году Грин издаст первый роман - «Блистающий мир» о юноше Друде, который умеет летать. Щедрый гонорар чета спускает в веселом путешествии по Крыму. Но, вернувшись в Петроград, Нина все чаще грустит одна. Уверенные заработки - повод для попойки. После очередного загула на лавочке в Летнем саду Грин увидел сон о корабле с алыми парусами и прекрасную девушку. Открыл глаза - она сидела рядом. Видеть наяву то, что снится, - опасный сигнал. Вера выдумывает у себя обострение чахотки и увозит мужа в солнечный Крым.
           Веселые двадцатые новой России сменяли суровые тридцатые. Каждый подозревает каждого. В 1927 году арестовали Льва Вольфсона, его издательство «Мысль» становится государственным. Грин судится за не изданное до конца собрание сочинений и получает семь тысяч. Деньги сжирает инфляция. В Москве на собрании Союза писателей его громит посредственная писательница Лидия Сейфулина: «Грин - наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким писателям!» Грин мотается в Москву в поисках денег и продолжает много пить.
        Жизнь в Феодосии становится не по карману, семья переезжает в Старый Крым, где Нина покупает крохотный дом-развалюху. 1932 год, семья голодает. Расхожая легенда: Грин посылает в Москву телеграмму: «Грин умер вышлите двести похороны». В мае деньги приходят. А 8 июля, успев причаститься, 51-летний Александр Степанович умирает от рака и истощения.
         Жена Грина Нина во время Великой Отечественной войны осталась в оккупированном Крыму с больной матерью. Имя вдовы известного писателя фашисты использовали для пропаганды. И это обернулось для нее десятью годами с конфискацией в Печорлагере. Домик в Старом Крыму отошел первому секретарю райкома Леониду Иванову, который превратил его в курятник. Нина вернулась в Крым в 1956-м. После смерти Сталина произведения Грина снова начали печатать, у вдовы появились деньги и мечта - отремонтировать дом и сделать музей. Она восстановила могилу матери и мужа. С трудом отбила сараюшку, за что взбешенный Иванов распустил слухи, что Нина в войну переливала кровь младенцев раненым фашистам. В завещании вдова Грина просила похоронить ее между могил мужа и матери. Все тот же Иванов и здесь подгадил, не дав разрешения. Ночью 23 октября 1971 года, спустя год после смерти, друзья тайно перезахоронили гроб Нины рядом с ее любимыми людьми. В 1997-м женщина была реабилитирована».


23

       
Ужасный, «кровожадный» литературный «Серебряный век» России подарил миру  замечательную  поэтессу, писательницу Марину Цветаеву. Которая писала восхитительные романтичные стихи, но была «чудовищной женою, была чудовищная мать»!
         С творчеством культовой русской поэтессы «Серебряного века», прозаика и переводчика – Марины Ивановны Цветаевой знакомы, пожалуй, даже те, кто равнодушен к литературе. Ведь произведения этой невероятно талантливой женщины разобрали на цитаты, которые, как говорится, ушли в народ. Она стала одной из знаковых фигур мировой поэзии двадцатого века, а многие её стихотворения о любви ныне называют хрестоматийными.
Но ее личная жизнь была наполнена такими сексуальными приключениями с ранней юности, которые сыграли свою роковую роль и довели до края. Марина рано лишилась матери, что рано  раздвинуло границы ее  жизненные познаний, среди которых порок в немалой степени стал ее «наставником». Поэтесса Наталья Кравченко, в стихотворении, посвященном Цветаевой, написала такие строки:


«Я не сужу, но сердце ноет,
Отказываюсь понимать:
Поэт, любимый всей страною,

Была чудовищной женою,

Была чудовищная мать!»

        Да, это так. Но надо иметь в виду, что Марина Цветаева, видимо, обладала особой сексуальной энергией (или, точнее, та ею обладала) - это совершенно особым видом энергии, которую невозможно постичь человеческим сознанием. Она настолько сильна, что из нее рождается новая жизнь – новый человек, и она также тесно связана со смертью. Это две ее ипостаси, как две стороны медали: жизнь и смерть. Не зря мужчины и женщины испокон веку боялись сильных чувств, длительных союзов, боялись связывать себя узами брака

       Официально поэтесса выходила замуж лишь один раз за публициста и литератора Сергея Яковлевича Эфрона, от которого родила троих детей: двоих дочерей и сына. Однако она, будучи особой увлекающейся, никогда не хранила верность супругу и легко заводила романы не только с мужчинами, но и с женщинами.
        Родители Марины были довольно известными и уважаемыми людьми. Глава семейства – Иван Владимирович Цветаев являлся профессором Московского университета, искусствоведом, а позже основал Музей изящных искусств. Мама – Мария Александровна Мейн-Цветаева была пианисткой, и происходила из польско-немецкого аристократического рода. У поэтессы была родная младшая сестра Анастасия, которая стала известным писателем, а также старшие единокровные сестра Валерия и брат Андрей от первого брака отца с оперной певицей Варварой Иловайской.


                24


           Девочка с ранних лет обучалась игре на фортепиано, иностранным языкам, а также родители старались привить ей хороший вкус в литературе. Кроме того, маленькая Марина с мамой неоднократно бывала за границей, и некоторое время даже жила в Европе, а когда в шестилетнем возрасте малышка начала писать свои первые стихотворения, то сочиняла она не только на родном русском языке, но также на немецком и французском.
            Будущая поэтесса обучалась в престижной московской частной гимназии для девочек, а после в женских пансионах Германии и Франции. Когда у матери диагностировали туберкулез, семья на некоторое время перебралась жить на Итальянскую Ривьеру, но летом 1905-го года они возвратились в Россию, поселившись в крымской Ялте, однако, через год матери Марины не стало.
            В возрасте семнадцати лет девушка посещала лекции, а также клубные собрания столичного издания символистов «Мусагет», значительно расширив круг своих литературных знакомств. Тогда же она начала публиковать свои стихотворения, активно участвовала в деятельности литературного кружка.
            Вскоре творчество талантливой девушки привлекло внимание таких известных поэтов, как Николай Гумилев, Максимилиан Волошин, а также Валерий Брюсов и других. К слову, с Максимилианом Александровичем юная поэтесса в 1910-м году познакомилась лично. Годом позже, в Коктебеле, куда Марина приехала в известный волошинский  «Дом поэтов», состоялась судьбоносная встреча поэтессы с её будущим супругом – литератором и публицистом Сергеем Эфроном.
        С ранней юности Цветаева очень много и продуктивно работала. Свой первый сборник стихов, получивший название «Вечерний альбом», Марина Ивановна опубликовала еще в 1910-м году, в восемнадцатилетнем возрасте. Через два года вышел второй сборник – «Волшебный фонарь», а еще через год свет увидел третий сборник – «Из двух книг».
          С Сергеем Эфроном она познакомилась в возрасте восемнадцати лет. Молодой человек был на год моложе неё, между ними вспыхнули романтические чувства, и всего через полгода, когда Сергей достиг совершеннолетия, они стали мужем и женой, обвенчавшись в январе 1912-го года. В это время юная девушка уже была известной писательницей и самостоятельно зарабатывала. Восемнадцатого сентября того же года у пары родился первый общий ребенок – дочка, которой дали имя Ариадна.
          В СССР, как только творчество Марины Цветаевой было разрешено к широкому изучению,  ее многочисленные поклонники узнали из биографических очерков таких же фанатов, что она безумно любила мужа и всю жизнь была ему предана и страдала за него как жена террориста. Это всего лишь – романтический флер. На самом деле,
 Марина Ивановна была натурой творческой, увлекающейся и весьма непостоянной. В частности, известно о её длительных романтических отношениях с великим русским поэтом и писателем Борисом Леонидовичем Пастернаком, которые длились около десяти лет, в том числе, во время ее замужества, и не прекращались даже в период её эмиграции. По некоторым данным, у поэтессы был роман с родным братом мужа – актером и революционером Петром Яковлевичем Эфроном.

                25
               
           Помимо этого, в Праге у Цветаевой завязался бурный роман с известным скульптором и юристом по имени Константин Родзевич, которого некоторые до сих пор считают отцом её младшего ребенка. Эти отношения продолжались немногим более полугода. Поэтесса посвятила любовнику «Поэму горы», преисполненную любви и страсти, а после вдруг изъявила желание оказать помощь его невесте в выборе свадебного платья, поставив, тем самым, жирную точку в их романе.
      Но когда феврале 1925-го года поэтесса родила сына Георгия, которого ласково, по-домашнему называли «Мур», Эфрон, прислушиваясь к окружавшему их с женой злословию, поверил слухам, что отец ребенка – Константин Родзевич. Супруг  порывался развестись, но Марина Ивановна, узнав о его намерении, несколько недель пребывала в смятении, а после заявила, что для неё расторжение брака «трагически невозможно».
          Когда узнаешь, из чего рождались ее стихи, становится не по себе. Но из какого бы мрака они не возникали, эти творения прекрасны! Адовы муки Марина  пережила в своей особенной любви. Как известно, Цветаеву связывали романтические отношения не только с мужчинами, но и с представительницами прекрасного пола. Так, в 1914-м году, в литературном кружке она познакомилась с поэтессой и переводчиком Софией Парнок. Дамы довольно быстро нашли общий язык, а также обнаружили недетский интерес друг к другу, который вскоре вылился в страстный роман.
           Эти отношения продлились до 1916-го года. Цветаева посвятила любовнице целый цикл стихотворений, получивший название «Подруга», рассекретив, тем самым, их связь. Между прочим, хорошо известное современникам стихотворение (1915 год), переложенное на песню в фильме «С легким паром или Ирония судьбы» и исполненную за кадром Аллой Пугачевой, вошло в этот сборник:

Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда Вам путь
И где пристанище.

Я вижу: мачта корабля,
И Вы — на палубе…
Вы — в дыме поезда… Поля
В вечерней жалобе…

Вечерние поля в росе,
Над ними — вороны…
— Благословляю Вас на все
Четыре стороны!


        Супруг поэтессы знал о её увлечении Парнок, дико ревновал её, закатывал скандалы, даже собирался вызвать Парнок на дуэль. Так что жена, устав от этих скандалов, на некоторое время ушла к возлюбленной и писала прекрасные стихи в съемной квартире на Арбате:


Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побеждён?

Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?
Всё дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чьё сердце — Ваше ли, моё ли
Летело вскачь?

И всё-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?

       А вот и прощальное:

Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли!
И лучше — пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.

Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!

Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной —
Красноречив!

Я Вас люблю. — Как грозовая туча
Над Вами — грех —
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни — разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И тёмный рок,

За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас — хоть разорвись над гробом! —
Уж не спасти!

За эту дрожь, за то — что — неужели
Мне снится сон? —
За эту ироническую прелесть,
Что Вы — не он.

                26

          В 2016-м году Цветаева возвратилась к Эфрону, а еще через год родила ему вторую дочку – Ирину.
          О своем романе с Софией поэтесса позже говорила, что любить женщине женщину – это дико, но любить одних лишь мужчин – очень скучно.
Она предавалась своему пороку в квартире на Арбате, которую для встреч специально сняла ее муза. Но зимой 1916-го у Цветаевой несколько дней гостил Осип Мандельштам. Друзья бродили по городу, читали друг другу свои новые стихи, обсуждали творчество братьев по перу. А когда Марина пришла к Соне, “под лаской плюшевого пледа” застала другую женщину, как она потом напишет, черную и толстую. Гордая Цветаева ушла молча.

         С тех пор Марина пыталась забыть все события, связанные с Софией. Она даже равнодушно приняла известие о ее смерти

       В целом же, каждый роман Марины Ивановны оставил заметный след в её творчестве. В новых чувствах она черпала вдохновение, находившее выход в её стихотворениях. Можно сказать, ее любовные муки рождали ее стихи.

        А вот героический образ супруга в творчестве поэтессы больше напоминал античную легенду и, по мнению биографов, в значительной степени, был попросту выдуман Цветаевой. Впоследствии она даже выражала сожаление о том, что их с Эфроном встреча не переросла в дружбу, а привела к столь раннему браку. В своих дневниках женщина писала: «…такой ранний брак (как у меня) – это вообще катастрофа, и удар на всю жизнь!
       Обостренная сексуальность, на мой взгляд, обрекла поэтессу на трагическую жизнь, которую она закончила в петле. В ее биографии черной ужасающей страницей отмечено ее отношение к младшей дочери Ирине, которая умерла в возрасте трех лет в приюте, куда Марина отдала ее и старшую дочь  из-за безвылазной нищеты и угрозы голодной смерти.

               Осенью 1920-го года, после окончания Гражданской войны, ушедший на фронт Эфрон пропал. Он был эвакуирован вместе со своей частью в турецкий город Галлиполи (Гелиболу), но о том, что супруг жив, поэтесса узнала лишь летом 1921-го года. Оставшись одна, с двумя дочерьми на руках, Цветаева столкнулась с нуждой и голодом. Она отдала детей в приют, расположенный в подмосковном поселке Кунцево, под видом их крестной, потому как признаться в том, что она мама девочек ей было стыдно.

         Ариадна была старшей и любимой дочерью поэтессы, а вот к Ирине, судя по дневникам и письмам, женщина вовсе не испытывала нежных чувств. Она называла младшую дочь глупой, некрасивой, в своих дневниках она также называла её «дефективный ребенок». Приезжая навестить детей в приюте, поэтесса привозила кусочки сахара только для старшей дочери, а когда заведующая поинтересовалась, почему она никогда и ничем не угощает младшую, Цветаева сделала вид, что не слышит её.

        В июле 1920-го года Ирина умерла в приюте от голода и болезни. Впоследствии поэтесса написала в своем дневнике, что никогда не любила младшую дочь, и кончина малышки не слишком её тронула. Также Марина Ивановна писала, что она никогда не верила в то, что Ирина вырастет, хотя и не помышляла о смерти ребенка, просто: «она была существом без будущего».
          Многие оправдывают женщину тем, что она была попросту неспособна нормально ухаживать за детьми. Ведь старшую дочь Ариадну в младенчестве растили няньки еще до революции, а вот Ирину она сама растить не смогла, потому как ни готовить, ни стирать пеленки поэтесса не умела.
        Но есть некоторые обстоятельства, которые заставляют (только меня лично! –Т.Щ.)  предположить, что поэтесса была не в себе,  и когда рожала младшую дочку, и после родов. В чем причина нервного срыва? Сначала  давайте посмотрим на фотографию малышки Ирины. Меня поразило ее сходство с любовницей матери Софией Парнок! Вспомним: от нее Марина ушла к мужу в 1916 году, а в 1917 родила свою несчастную девочку. Как произошло, что она была так похожа на любовницу своей матери?  Какая-то мистика? Если София не была скрытым трансгендером, и ребенок, на самом деле, от нее…
       Что-то ведь есть в этих строках ее прощального стихотворения:

…За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас — хоть разорвись над гробом! —
Уж не спасти!

За эту дрожь, за то — что — неужели
Мне снится сон? —
За эту ироническую прелесть,
Что Вы — не он.

     Здесь думай, как хочешь: или София – он - «демон крутолобый», или этот демон – все-таки женщина?

      И еще – с чего бы это Сергею Эфрону было вызывать на дуэль Софию, женщину? Как же честь дворянина и офицера?

       Как бы там ни было, у Марины  это сходство могло вызвать смятение, а само рождение нежеланного ребенка – как наказание за распутство! Может быть, зная свой секрет отношений с Софией Парнок, поэтесса и считала  свою девочку нежизнеспособной, видела в ней умственную отсталость – как дурную наследственность своего поведения и личности Софии?  Короче, в  обрушившимся на нее бреду она не желала видеть живой свидетельницу своего  тяжкого морального и физического падения – собственную дочь!
       Конечно, это запредельно, а что и безумно – скажет любой психиатр. Ибо, по нормам психиатрии, нелюбовь женщины к своим детям, желание оставить их, считается психическим заболеванием.
      Только через восемь лет Марина родила третьего ребенка – сына, которого, измученный ее изменами Эфрон, не хотел признать своим и требовал развода. Но этого ребенка она, как говорят биографы, безумно любила. И это дало  повод некоторым слишком воспаленным умам думать, что  поэтесса была влюблена в собственного сына, слабого, болезненного мальчика, которому на момент ее смерти было всего шестнадцать лет…
       Как известно, она покончила жизнь самоубийством, повесившись в эвакуации, в Елабуге в 1941 году.  Сыну  Марина оставила записку: « Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик». Если кого-то смутили слова «Люблю тебя безумно», то меня – нет. Потому что я  всю жизнь не перестаю повторять в адрес собственного сына: «Безумная любовь моя!». Но вижу при этом  умирающего младенца у себя на руках, которого спасла и выходила, отказавшись от всего в мире, что помешало бы делать мне это. И с этим живу до сих пор. Правда, такие же слова я говорю и своей дочери, талантливой умнице и красавице, но с невыносимым характером и массой недостатков.
         В какой тупик попала Марина Ивановна Цветаева, спустя двадцать четыре года после гибели своей нелюбимой малышки? Конечно, она не оправилась от душевной болезни, о чем и пишет в записке к сыну. А это – самый безвыходный тупик. И все-таки это так и остается для нас тайной талантливой и любимой всеми нами поэтессы – кто и что толкнуло ее в петлю.



                ЭПИЛОГ

                РАДИ КОГО ПАДАЛИ ДЕРЕВЬЯ В СССР?



«Серебряный век» литературы, ознаменованный, по словам историка В.С. Соловьева, «импрессионизмом мысли»,  который длился  сорок лет, оставил России и миру всего лишь несколько великих имен, в первую очередь – тех, о которых я тут рассказала. Имен талантливых людей с изломанными судьбами,  погубленных кем-то невидимым внутри них самих и погубивших себя несбыточными иллюзиями в погоне за счастьем в солнечном городе. Принято считать, что он закончился в начале тридцатых голов, со смертью Владимира Маяковского. А потом, после тридцатых, на целых шестьдесят лет воцарилось торжество официальной советской литературы.
Это было время без иллюзий, время строгого однопартийного контроля, когда писатели, которых вдруг стало очень-очень много, словно выстроились вдоль  большой дороги – трассы, по которой мчались междугородние автобусы  в разные концы страны. Если кому-то удавалось удачно «голоснуть»,  автобус останавливался, подбирал счастливчика и мчал его « в даль светлую».
         Наступила, казалось бы, грустная история советской книги. В которой вся художественная литература была посвящена пропаганде  марксизма-ленинизма и борьбе пролетариата за свои права и за построение  социализма-коммунизма в отдельно взятой стране. Пустое, в общем-то, занятие, поскольку  науки марксизм-ленинизм по определению не могло быть – марксизм и ленинизм  разные и несовместимые вещи. О чем народ даже и не догадывался, поскольку его  неустанно дурачили  умопомрачительными статьями о диалектическом и историческом материализме, нагромождая в головах  казуистические и невнятные понятия. В вузах-то студентам приходилось их лишь тупо заучивать. Куда уж крестьянству и рабочему классу разобраться!
         Ну а строительство коммунизма и даже социализма – это вообще ложный посыл. Поскольку коммунизм – это в переводе на обычный язык - рай на земле. А такого быть не может. Если только в мечтах. О социализме, конечно, можно было мечтать, но ведь «строили»-то его на основе государственного капитализма! А эти два понятия никак не состыковываются. Сегодня, наконец, применили более взвешенную формулировку – социально ориентированное государство. Но в СССР Хрущев заявил, что социализм в Советском Союза уже построен… Глумился, конечно,  троцкистский последователь!
           Ну и такова была вся советская литература. Построенная на этой пропаганде, а, значит, на лжи. Потому и не родилось после Михаила Шолохова в СССР ни одного классика русской литературы (ближе всего подошли к этому понятию детские писатели Маршак и Михалков). Ими могли бы стать, положим, Высоцкий и Шукшин, но они безвременно скончались, растратив свою жизнь на кино и театр. Искушение победило писательский  талант и чувство ответственности перед соотечественниками.
         Обидно, конечно, сегодня понимать, что огромные деньги в СССР уходили на пустоту. А как жалко русское достояние – лес,  который безжалостно вырубали миллиардами стволов только для того, чтобы его хозяин – советский народ – пребывал в дреме несбыточных мечтаний о рае на земле. Вот так я думала, подсчитывая, сколько же деревьев уходило на все эти немыслимые тиражи в советском книгоиздательстве?  Один ствол зрелой сосны на две книжки – ужас!
          Я представила себе, сколько леса перевели в тайге для того, чтобы напечатать бездарные и никому не нужные книжки  только одного подмосковного писателя, общий тираж изданий которого составил 600000 экземпляров. Получается, что 300 тысяч стволов? Непостижимо! А ведь это не самый  издаваемый провинциальный писатель.
          Если сейчас большинство книг покидает типографию в количестве 1000-2000 экземпляров, то в СССР и 50 тысяч не были пределом. Тиражи тонких детских книжечек достигали миллиона или двух. В 1988 году в СССР напечатали в общей совокупности 1 миллиард 150 миллионов книг художественной литературы, тогда как в России 2008 года – только 304 миллиона. Естественно, и леса вырубались на необозримых пространствах. И с каждым годом – все больше. Потому что численный состав Союза писателей СССР начинался с 1500 человек в 1934-м, а достиг к 1989 году 9920 человек.
              Так что же, совсем, что ли, с ума сходили в ЦК и в правительстве Советского Союза, что плодили такое количество преимущественно бездарных литераторов? Нахлебников, так сказать, на госбюджет – народные деньги?
И вы знаете, народ так и думал в те времена: что писатели и журналисты просто проедали дармовой хлеб. И не понимали люди, зачем и кому это надо – содержать такую огромную армию идеологических оглоедов.
Именно об этом мне без обиняков говорили в моей собственной рабочей семье, когда я в семнадцать лет пришла работать в штат районной газеты. И призывали  выучиться на инженера, чтобы даром не проедать народный хлеб. Я пыталась объяснить своим опекунам, что  и газета зарабатывает деньги, ведь продают же ее за две копейки!
             Мои опекуны не дожили до того времени, когда я пришла на работу в одну из  четырех газет ЦК КПСС, выходившую в СССР ежедневным тиражом 15 миллионов экземпляров. Стоил один номер три копейки, раскупался тираж целиком, и ежедневно приносил доход в полмиллиона рублей. По тем ценам (стакан газировки стоил одну копейку) это был доход, равный тому, что получало крупное промышленное предприятие. Причем – гарантированный ежедневный доход «живыми деньгами»!
           Вот в чем кроется правда о работе советских писателей и журналистов в СССР.
          Их работа приносила  огромную выгоду государству. И не только потому, что продажа книгоиздательской и газетной продукции перекрывала затраты на возрождение лесов, на производство бумаги, на оборудование типографий и зарплату писателей и журналистов. Главное тут было в другом – писательский и журналистский труд заставляли быстро крутиться  колеса сразу нескольких промышленных отраслей: лесоповал, деревообрабатывающую, транспортную, бумагопроизводящую, типографскую. А также развивать бумажный импорт-экспорт. Мы продавали за рубеж дешевую газетную бумагу, закупали  дорогую мелованную.
           И вот самый маленький винтик в этой  огромной производственной машине – писатель и журналист – был практически самый дешевый и легко заменяемый. Его лишь надо было хорошо контролировать, на что и существовала  разветвленная система  Союза писателей и Союза журналистов, которые практически являлись отделами ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ, и  ниже по  лестнице в областные, краевые и республиканские центры.
          Что же мешало в этой системе рождению талантов? Конечно, идеология, которая должна была быть всегда ровно  подстрижена. Без всяких там кудрей. Но главное – производственная, так сказать, необходимость. Ну появись в СССР очередной гений отечественной литературы, что бы стало со спросом на книги всех советских писателей?  Их бы перестали брать – это же понятно. И вслед за издательской отраслью упали бы и лесозаготовительная, и лесообрабатывающая, и транспортная, и даже строительная, поскольку в СССР строились огромные издательства в каждой области. А к ним – жилые дома для  типографских работников ( я сама живу в таком доме, лучшем  на то время в городе, выстроенном по немецкому проекту с большими квартирами особой планировки).
             Вот какую важную роль выполняли советские «труженики пера». А выполнив ее, ушли в небытие в 1991 году, сразу же после государственного переворота и свержения с советского трона правящей «династии» - КПСС.
             Но во имя ложной идеологии и огромных прибылей сразу нескольких отраслей  в СССР  была убита  настоящая русская литература. Последнего ее представителя – Шолохова – буквально растерзали диссиденты во главе с Солженицыным, рвущимся в литературные гении с помощью  клеветы на автора «Тихого Дона». Начал он эту травлю  еще в шестидесятые годы и тем поддержал партийную верхушку Советского Союза в «выравнивании» авторов и низкого читательского вкуса. Заодно помог войти во власть троцкистам, которые по сей день даже мысли ни у кого не допускают о возрождении национальной российской литературы. Чем  убивать новых Пушкиных и Лермонтовых (что «не демократично» и не либерально), лучше вообще им не позволять родиться. Вот и не рождаются - уже больше полувека.
            Но и новая власть стремится осваивать  лесозаготовки,  транспорт, внешнюю торговлю за счет издательской продукции. И нашла  безопасный для себя путь – рекламы и желтой прессы! Теперь каждый день почтовые ящики россиян завалены всевозможными рекламными газетками и проспектами. А в желтой прессе на страну с успехом работает богемная тусовка. Имена светских львов и львиц всем хорошо известны. В новой России они трудятся на идеологической и экономической нивах. Только получают гораздо больше, чем советские писатели и журналисты. Потому что их теперь по численности гораздо меньше, а деньги крутятся бешеные. Им и достается больше.
Вот такая грустная литературная история.