Притча Прозрел внезапно Серафим

Предвоенные годочки.
Сто шесть дворов в деревне Кочки.
О войне не помышляли.
В тайге охотой промышляли,
в ней брали  ягоду, грибочки.
Груздей затаривали бочки.
А в речке рыбы суета:
сиг, лосось, муксун, кета.
Трудолюбивый был народ.
Весной сажали огород
и, уж как водится, картошку.
Плясали девки под гармошку,
...К закату солнце клонится.
В избе Анисья  молится:
- За всё благодарю, Господь.
  Всегда есть хлебушка ломоть,
  даёт Бурёнка молоко.
  Пусть нам живется нелегко,
  но дотянули  до весны
  И хоть бы не было войны.
Семнадцать - Стёпке, двадцать - Ксюше,
в детей своих вложила душу.
Медведь Ивана заломал.
Сынок тогда еще был мал,
но дочка  помнит, та поболее,
сколь вынесла страданий, боли
родная мать.  Честь и хвала.
И Ксюшу замуж отдала
за Серафима, жалко дочку,
Зять невысокого росточку,
да неказист, чего скрывать.
Не по душе был тёще зять.
Примак по сути Серафим,
но был он Ксюшею любим -
любовью непонятной, жаркой.
Она работала дояркой,
а Степка - пастухом все дни,
за то имели трудодни.
...На столбе у сельсовета
чего-то с самого рассвета.
трещит, бубнит радиоточка.
- Не пойму  я что-то, дочка.
- Война,чего тут не понять.
ответил теще хмуро зять.
...За лето опустели Кочки.
Утирая слезы дочке,
Анисья плакала втихушку,
терзая по ночам подушку.
Забрали к осени и Степку.
На посошок он  выпил стопку,
мать обнял, сестрёнку тоже:
- Нет никого мне вас дороже.
Но рвется там всегда, где тонко.
Пришла на сына похоронка,
погиб геройски  через год.
Попал их в окруженье взвод,
сражаясь, всем и взводом  пали.
В степной могиле  братской спали.
...Дочь подрастала Серафима.
Молила Ксюша, чтобы мимо
фашист направил  пулю-дуру,
чтоб муж не лез на амбразуру.
Без ран прошел он всю войну,
но довелось побыть в плену,
удачно  совершил побег.
Жены был крепкий  оберег.
Война по сути на исходе,
полегче уж на фронте вроде,
но тут бомбежка, взрывы, дым.
Ослеп, оглох вдруг  Серафим,
контужен крепко, лазарет.
Вернулся слух, не видит свет.
Решил исчезнуть навсегда,
ведь Ксюша очень молода.
Ей ни к чему калека-муж,
и до войны не очень дюж.
А в Кочках женщины одни,
тоскливы ночи, тяжки дни.
Старики наперечёт.
Всё также реченька течёт,
и рыба есть, в тайге - зверьё,
не до того всем, ё-моё.
Уже боятся почтальонку,
ведь та приносит похоронку
на сына чьёго-то, отца,
и бабий вой всем рвёт сердца,
...Домой вернулся он с женой,
не видит свет, зато живой.
Ведь, наконец-то мир настал.
Без дела Серафим устал,
стал выпивать тайком от Ксюши.
Войной израненные души -
как много их без ног, без рук
их жен, уставших от разлук,
да обделенных лаской вдов.
Послевоенный мир суров.
И загулял тут фронтовик,
заливал за воротник,
есть самогонка у Татьяны.
А с ней мужик обласкан, пьяный.
...На дойке Ксюша с утреца,
водою смоет сон с лица,
бежит на ферму, Серафим
сыт и пьян, к тому ж любим.
Смотрела тёща на зятька,
Зудела тёщина рука,
за Ксюшу бедную обидно,
а зятю вовсе и не стыдно.
Сидит, хлебает суп из плошки,
Тут тёща деревянной ложкой
влупила зятю  промеж глаз,
молчком, с душой, без лишних фраз.
Добавить больше нечего.
Зять пролежал до вечера,
мотая пьяной головой.
Когда проспался: - Боже мой...
Перед собой увидел тёщу
во всей красе и женской мощи.
Прозрел внезапно Серафим.
В мозгах бомбежка,взрывы,дым,
со временем пройдет и это.
Он наслаждается от света,
ведь возвратился вдруг из ада.
       --------
Уже закончить притчу надо
на позитиве, как обычно.
Мораль сей притчи иронична.
Пусть тещу Серафим достал,
негаданно вдруг зрячим стал.
А если пить не прекратит,
от тёщи снова в лоб влетит.