Владимир Кучерь о Гоголе

Лет с семнадцати многие чужие стихи, и даже куски прозы, особенно Бунина, - «Темные аллеи» я переписывал в  толстую общую тетрадь, храня ее как бесценный документ, и как источник необходимой информации вроде библиотеки. И в то же время,  общаясь с тетрадью  как с единственным и дорогим другом, я доверял, ей самого себя свои мысли и чувства, и всю мою душу.
Во время службы в армии, в условиях, приближенных почти к лагерным, или тюремным такую тетрадь со стихами, у меня брали читать старослужащие третьего года службы ефрейтор Николай Носов родной племянник детского писателя Носова,  аккумуляторщик сержант Геннадий Обойщиков, гитарист Мамедов и другие.
Сегодня мне, почему то снова, и снова захотелось начать такую тетрадь со стихов Владимира Кучери из его новой работы «Последние дни» посвященной «Светлой памяти Николая Васильевича Гоголя»

***
Владимир Кучерь
Отрывки из пьесы «Последние дни»
Картина первая

Гоголь
Ты потерял жену, я – дорого друга
Пора и мне на вечный упокой,
Пути-дороги не видать другой…

Хомяков
Пути Господни неисповедимы...
Своей судьбы я принимаю схиму,
Но, Николай Васильевич, тебе,
Такое говорить негоже, планы
Подчинены писательской судьбе…
Издать второй том…

Гоголь
Дорогой мой, рано.
В чистовике он, только все же я,
Отдать в печать пока, что не решаюсь,
Что-то не то в моей поэме, каюсь,
Хочу ее я прочитать друзьям…
И в Пустынь Оптину текст Филарету,
Мне б передать, чтоб выслушать советы.

Хомяков
(озабоченно)
Вид не здоровый у тебя, мой друг.

Гоголь
(грустно)
В душе - не в организме мой недуг,
Жду с нетерпеньем солнечного лета…
Литературные дела кричи хоть караул,
К Степану Шевереву от тебя заеду,
И откажусь совсем от корректур.
Великий пост грядет, очищу плоть и дух,
Хотя Господь мне не пошлет прощенья
Я грешен и огонь надежд потух.

Картина третья

Шеверева
Ты выглядишь, не важно, Николай,
Лицом осунулся и телом похудел.
 
Гоголь (садясь в кресло)
Да, дурно чувствую и много дел…
У графа Александра в доме рай,
Вот только странно человек устроен,
Чего он хочет, вволю ему дай –
Не будет счастлив и душой покоен.
Все в доме есть, но толком не пишу,
Историю, к примеру, расскажу:
Однажды в путешествии своем,
По солнечной Италии в харчевне,
Где смрад и пьяный шум стоял кругом,
Вдруг сделалось моей душе напевно.
Я попросил бумагу и чернила,
И написал главу в один присест.
Она в моей поэме дюжей силы,
Вот вам и вдохновенья благовест,
Совсем не в обстановке райской дело,
Но в том, что в сердце в мыслях накипело.

Картина четвертая
 
Гоголь
Которые уж сутки
Я чувствую себя нехорошо,
Уход мой свыше видимо решен,
И мучит жажда, будто я в пустыне…
Лекарства дали, но не те, что нужно.
Поститься буду. В утреннюю службу
Исповедался и причастье принял.
Отец Матфей меня благословил,
Плоть отдаю Господней силе…
Мой путь окончен в этом грустном мире,
Где бес не раз меня смущал, травил…

Толстой (креститься)
Молись, молись и укрепляйся духом,
Еще не время подводить итог,
Твои, года, не сочтены, даст Бог
Поправишься, не кланяйся недугу,
Сегодня ж приглашу врачей.

Гоголь (печально)
Нет Александр Петрович, мой ручей
Истек, иссох, и впереди лишь мели…
Пора пришла, и вечный мой покой
Уж близок. До него, подать рукой.
И я совсем другой не вижу цели.
Ты, Александр Петрович, передай
Второго тома текст мой рукописный
Отцу духовному святому Филарету.

Толстой (с испугом)
Нет, что ты, друг мой, светлый Николай,
Еще не время править тризну,
О смерти помышлять в твои-то лета,
Господь такое горе не допустит.

Гоголь (печально)
Родной, ты мой, не за горами устье.

Картина шестая

Гоголь (мысленно)
Пора, пора, устал я жить на свете,
Среди живых и мертвых душ,
Меня повсюду окружает глушь,
И сердце рвет противоречий ветер,
Кружат, кружат, тревожных дум рои,
Покинули сей мир друзья мои,
И я уйду от жизненной пирушки,
Где Катерина, незабвенный Пушкин,
Пора, пора – мой ангел ждет в ночи
И ждет отец…

Ангел
Еще не время срока
Тебе явиться пред очами Бога.
Внимательно послушай и молчи…
Ты не издал вторую часть поэмы,
Роятся в помыслах другие темы,
И вдохновенной радости душа,
Живет литературою дыша.
Твори, сомненья горькие отбросив,
Твоя еще не наступила осень.

Картина седьмая

Гоголь (с болью)
Слабею…
Неделя третья моего поста,
Но что мы в этом мире без Христа…
Сегодня ночью в думах лицемерных
Поддался я лукавому злодею,
И «Мертвых душ» жёг том  второй,
Меня опутал бесов рой.
Непоправимый совершил я грех
И канул многолетний труд навек.
Повсюду искусители как змеи,
Кусают душу и раздоры сеют.

Толстой
Моя вина, что я не взял тетрадки,
Когда ты сохранить их отдавал.

Гоголь (твердо)
Нет, Александр Петрович, все в порядке,
Окончен моей жизни карнавал,
Когда умру, - вот вольная Семена,
И деньги бедным на помин души,
Вот эту в мой приход отдашь икону…
Подробный список в ящике лежит.
Еще не хорони меня, пока не будет пятен…
Тебе наказ мой горестный понятен?

Толстой (твердо)
Нет, Николай так говорить не смей,
Я срочно лучших приглашу врачей.

Гоголь (спокойно)
Брат, Александр, знать песня моя спета,
Не вышло из меня достойного поэта…
На пальцах перечень последних дней.

Картина десятая

Толстой (отчаянно обращаясь к Тарасенкову)
Эх, Алексей, мне очень, очень горько…

Тарасенков
Светает. Заискрилась зорька…
Пришел в себя наш Николай Василич!
И, слава Богу, надо бы его
Фруктовым соком напоить, усилье
Он к жизни проявил…

Толстой (радостно, заботливо)
Святое волшебство!
Ну, как ты чувствуешь себя, мой брат?

Гоголь (слабым голосом)
Я слышу как святые ангелы трубят,
И о главе Архангел Гавриил…
А ты не верил Александр, мой брат духовный,
Что жизнь окончена и нечего мне вспомнить…
На свете белом для чего я жил?

Толстой (со слезами, растерянно)
Так больно, Николай, не нахожу я слов.

Солнечные лучи проникли в комнату и осветили иконы.

Гоголь (одухотворенно показывая на иконы)
Смотри, как светел Божий лик Христов!
И, как светла его Святая Мать!
Как сладко умирать...

Занавес.


Рецензии